– Соображает, – приятно удивился Барруда: – Это ты у Вовы спроси. Он у нас ученый.
Владимир Савельевич подвинул альбом к Чумному:
– Смотри сюда. Это Анастас Иванович, а рядом начальника Главспирта Моисей Семенович Зелен. Можешь и вокруг его наследников поискать. Хуже не будет.
– Жидок? – усмехнулся Михаил Федорович, отдирая фото от картонной страницы. – Почему не поискать, поищем. А кому за «лимон» «зеленых» эту бумажку втюхать можно?
– Тебе, Миша, даже не втюхивать бы ее, а на американца в суд. Тут уже не одним «лимоном» пахнет. – Шаров загадочно улыбнулся.
К государственной Фемиде Михаил Федорович относился с подозрением:
– Охренели?! Почему в суд мне, а не вам?
– Гена, объясни этому кретину. Я от него устал.
– Потому, господин хороший, что ты теперь владелец частной компании и станешь наследником древнего купеческого рода, а мы люди казенные. Подать в суд можем. Выиграем – денежки в казну утекут. Понял, дубина? – зло пояснил Барруда. Тупость провинциального компаньона москвичей начала уже всерьез раздражать.
– Кажись, врубился, – кивнул Михаил Федорович, спрятал карточку в карман и прислушался.
В коридоре раздавалось странное сопенье, постепенно переводящее в рев. Через секунду на пороге возник «уволенный» директор с лицом цвета бархатной обложки альбома и, размахивая чем-то вроде тесака, бросился на обидчиков. Чумной мгновенно выхватил из кармана «Макарова» и выстрелил в грудь бывшего хозяина кабинета. Тот замер, выронил из рук тесак, с хрипом два раза вдохнул спертый воздух барака и рухнул.
– Где вы торчите, придурки! – крикнул Михаил Федорович в окно своим службам.
По коридору пронесся топот, и пятеро молодцов застыли в проеме двери.
– Мы здесь.
– Здесь? Нас, бля, чуть не порезали, а вы и рылом не ведете! – возмутился Чумной.
– Мы у крыльца ждали, чтобы не мешать, – оправдывался Чуриков.
– Вы же сами среагировали, – виновато добавил майор Турыгин. – Сейчас составим актик о вооруженном нападении, ребята подпишут…
Чумной убрал в карман пистолет и сплюнул:
– Ладно, волоките его отсюда на хер и больше не зевайте.
Московские гости дождались, пока тело мстителя вынесут, и продолжили тему.
– Пора вернуться к проблеме работников. Еще Ленин говаривал: кадры решают все, – напомнил Владимир Савельевич Шаров.
– Вот-вот, – поддержал Барруда.
– А вы чо предлагаете, мужики? – Новый совладелец водочного завода не имел хозяйственного опыта и не был готов решать подобные вопросы.
– Есть одна идейка, – подмигнул Владимир Савельевич.
– Что идейка, был бы в Кремле Шумейко… – срифмовал Барруда.
– Шумейки теперь нет. Придется самим извилинами шевелить. Попробуем раскрутить программу беженцев. Пусть правительство выделит деньжат из президентского фонда. Поселим семей пятьдесят русских переселенцев из Казахстана. Они работать будут. И дело благородное – родина принимает своих сынов…
Заместитель министра с ходу оценил предложение депутата:
– Вовочка, ты молоток! Подними вопросик в Думе, а я в администрации разовью.
– Попробую. Но процентиков десять чтоб обвалилось. – И заступник обездоленных соотечественников скромно потупился.
Барруда вскочил с директорского кресла:
– Гнида ты, Вовка! Хочешь из нашего общака еще и личный навар слупить. Нет чтобы каждому по три?
– Не будем торговаться, мальчики, – поморщился депутат. – Мне тут осточертело. Воняет дерьмом, перегаром и воблой. Сколько можно это нюхать? Пообедаем где-нибудь в городке, там и поворкуем о нашем, о девичьем.
– На хрена в городке? – обиделся Чумной. – У меня, бля, стол давно накрыт.
Москвичи не возражали. На крыльцо вышли в сопровождении охраны. Пейзаж возле проходной изменился. К «мерседесам» и «уазику» добавилась карета «скорой помощи». Рядом с ней, в присутствии дежурного врача Петухова, стражи порядка во главе с майором Турыгиным составляли акт о несчастном случае, происшедшем с находившимся в нетрезвом состоянии бывшим директором Новомытлинского водочного завода. Тело гражданина Николая Юрьевича Пенякова уже покоилось в санитарной машине. Столичные гости и их местный компаньон спустились с крыльца, дружно помочились в дорожную пыль и расселись по «мерседесам». Осторожно объезжая лужи, лимузины с представителями новой русской элиты медленно поползли в противоположную от райцентра сторону. Михаил Федорович Чумной слышал, что богатые люди в городах не живут, и выстроил себе особняк на природе.
Белгородский уезд. Город Валуйки.
1918 год. Август
Сотня спешивается и ползет к насыпи. Крепкий дух махорки, мужицкого и конского пота смешивается с запахом полыни и терновника. Бойцы укладывают на насыпь винтовки и затихают. На другой стороне железной дороги темнеют складские амбары. Епифанов в бинокль замечает с десяток беляков. Еще штыков шесть за забором. Два офицера тихо переговариваются между собой. Тонкое, породистое лицо молодого корнета вызывает в душе Епифанова жгучую волну ненависти:
– Чистенький, гад! В детстве гувернерка небось кофе в постель носила.
– Там их не меньше взвода, – на глаз, без бинокля определяет пулеметчик Вампилов.
– Похоже, Тарас, – соглашается Епифанов, продолжая изучать врага в окуляры. – Дозор несут, суки. Хоть бы знать, есть у них пулемет или одни трехлинейки?
– Можем проверить, Василий Андреич. Только прикажи, – ухмыляется усатый хохол Терещенко. Веселый балагур, с родинкой на кончике носа, он, как охотничий пес, всегда готов по слову хозяина порвать любого.
– Шкурой проверить? – шипит Епифанов. – Башкой надо думать, дурак. Шкурой пусть скотина думает…
– Как скажешь…
Епифанов ползет вдоль насыпи. Поодаль на путях застрял обгоревший вагон. Командир жестом подзывает бойцов и, когда те подползают, шепчет им:
– Видите вагончик?
– Видим, Василий Андреич…
– Можете тихо затащить на него пулемет?
– А чего не затащить? – соглашается исполнительный Терещенко.
– Тогда за дело. Терещенко с Вампиловым затащат «максима» в вагон. Остальные пихнут его под горку. Там уклон. Как он стоит, хрен его знает… Дальше понятно?
– Так точно, товарищ командир.