Другое Существо

Нет, его никто не убивал. Хотя, конечно, пытался. Но прошло-то, вроде, благополучно? И он и напарник остались живы. И – ну, почти! – невредимы?

В чём же дело?

Может быть, сегодня ему предстоит какая-то особенная… Схватка? Противник тут, в этом странном месте, окажется совсем уж грозным и непобедимым?

Мартен поднял руки перед собой. В тусклом свете ночного плафона на потолке они казались серыми и словно покрытыми пылью.

Нет, он не обольщался на счёт себя и своего статуса здесь, в этом Лабиринте.

То, что он видит во сне – неего воспоминания. И даже не его тела.

Поскольку он – не человек.

И руки, которые он сейчас в сотый, если не тысячный раз рассматривает – не руки.

Это – лапы. Мускулистые, да. Покрытые коротким и пушистым налётом: тонкой и мягкой шерстью. Более толстая и длинная шерсть – на спине. А вот живот, словно специально, сделан абсолютно голым. Чтобы враги-противники Мартена видели, где у него расположены жизненно важные органы. И могли постараться достать их своим оружием: мечами, копьями, трезубцами…

А сам Мартен может отвечать им только тем, что при нём. Встроено, так сказать.

Трёхдюймовые вначале, но с каждым днём на долю миллиметра отрастающие, когти. Прочности невероятной: он свободно, больше не боясь, что их перерубят, мог отбивать особо опасные удары своих вооружённых металлическими орудиями врагов, этими самыми, теперь четырёхдюймовыми, чуть изогнутыми лезвиями, толщиной с сами пальцы.

Когти на ногах. Как ни странно – эти почему-то не растут. И сразу были четырёхдюймовыми. Ходить по песку Арены удобно. Да и вообще – ступня у него широкая, а сами ноги, хоть и не столь длинны, как у нормального человека, зато намного более мускулисты и жилисты. Выносливы. Бегать долго и быстро – для теперешнего тела Матрена – не проблема. Так же, как и дышать широкой бочкообразной грудью.

Зубы. Хм. Зубы типичного хищника. Острые, почти дюймовые, клыки Мартен не видел, конечно, а только щупал иногда, да и не нужны они при разгрызании белковых шариков, которыми его тут снабжает автокормушка. Но при необходимости, если заняты руки и ноги, можно и ими противника рвать на куски! Потому что кусать чуть вытянутой вперёд (Конечно, не так, как, скажем, у волка, а чуть поменьше!) мордой – удобно. А вот обоняние… Оставляет желать лучшего – явно не от животной составляющей его теперешнего тела.

Нет, он понимает, конечно, что его звероподобный облик создан кем-то. Искусственно сформирован. Разумеется – специально. И те воспоминания, что иногда посещают его по ночам – лишь отголоски жизни того человека, того бойца, что впечатали ему в память – для получения боевых навыков и стойких рефлексов. В битвах и поединках.

Потому что, как ни крути, а единственной целью, с которой, как ему представляется, могло быть создано существо вроде него, вот именно – Поединки!

Сегодняшний противник Мартена оказался вооружён только одним мечом.

Зато этот меч казался гораздо опасней: тонкое сверкающее полированными гранями лезвие чуть изгибалось от длинной рукояти к острию, и было с добрую руку длиной.

Плохо. Таким оружием враг сможет наносить ему удары издали, не подпуская на дистанцию эффективного поражения его оружием. Да и сам враг – мужчина на полголовы повыше Мартена, состоял, казалось, из одних мышц и злобного рёва: сразу кинулся на Мартена, вращая клинком так быстро, что лезвие казалось монолитным сверкающим кругом, заставив уворачиваться, а затем и просто бежать прочь. Благо, Арена это позволяла: овал двести шагов в длину, и сто – в ширину.

Сегодняшние схватка и погоня сопровождались для разнообразия – грозой.

Они бежали под серым псевдонебом, словно затянутым нависающими сизо-синими тучами. Оглушающе, будто желая сбить с толку, гремел гром, и вспышки молний распарывали пространство над головой, не ударяя, впрочем, в песок. Откуда-то сверху же накрапывал ещё и мелкий дождь. К запаху собственного пота Мартена скоро присоединился и противный запах мокрой шерсти – свалявшейся и грязной…

Мужчина, пыхтя и брызжа слюной, теперь громко ругался, посылая проклятья в адрес «трусливой твари» и поминая всех чертей и руххасов, (абстрактное для Мартена понятие, но вероятней всего – какие-то злобные духи, противники главного Бога его врага: он слышал о чём-то таком почти от каждого своего соперника) и родственников Мартена до девятого колена. (Ну а уж это – вообще ерунда несусветная: не имелось у Мартена никаких родственников.) Пока продолжалась погоня вдоль гладкого белого барьера Арены, пятиметровой вертикальной стеной огораживающего место битвы, Мартен старался сохранить ровное дыхание, и экономно расходовать силы – не подпуская врага слишком близко, но и не отдаляясь от того настолько, чтоб враг плюнул и сел отдыхать. А сам в это время напряжённо думал.

Противник сегодня – сильный и хорошо вооружённый. Справиться точно будет потрудней, чем с предыдущим – тем, что был вооружён короткими древнеегипетскими хопешами. Но если б это было вообще невозможно, ему бы его не дали. Значит, остаётся просто продумать тактику действий, и выкинуть неожиданный (для врага) финт. Например, сама-собой Мартену пришла мысль о том, что раз враг – крупный, мускулистый и злобный, то скоро устанет таскать своё массивное тело по песку. Да и адреналин, поддерживающий сейчас его злобу и азарт, рассосётся.

И эта мысль оказалась вполне верной.

Потому что гонять Мартена по периметру овала мужчина вскоре явно затрахался: вон, остановился, заткнулся, и даже мечом больше не машет, вонзив его в землю перед собой, и согнувшись так, что ладони опираются на колени.

Отбежавший на двадцать шагов Мартен вдруг закачался, застонал, рухнул на колени, а затем и упал на рыхлый песок, которым была как обычно покрыта арена – если б не это, ничто не мешало бы его противнику бегать так хоть два часа.

Враг должен был подумать, что Мартен выдохся – тут Мартен ему, разумеется, подыграл, перевернувшись на спину, хватаясь за горло, и делая судорожные движения ртом – словно ловит воздух. При этом Мартен ещё и хрипел, пускал с кончиков рта-пасти слюну, и выпучивал глаза – для достоверности картины.

Противник купился. Во всяком случае, мужчина с торжествующим рёвом кинулся к Мартену, подняв руки с мечом над головой, и явно намереваясь всадить своё оружие сверху в распластавшееся по песку беспомощное тело!

В тот миг, когда кончик меча оказался буквально в сантиметрах от груди Мартена, он метнулся вбок, одновременно бросив горсть песка, зажатого в правой руке, в лицо наивного идиота. Песок в глаза не попал – во-всяком случае, враг не отступил и не начал тереть их, пытаясь восстановить зрение. Но на какой-то миг облако из мелких частиц просто закрыло Мартена от противника, и заставило того растерянно застыть на месте.

А больше Мартену ничего и не надо было: меч в руке врага на долю секунды замер неподвижно, потеряв цель.

Мартен, не вставая, быстро крутанулся на пятой точке. Левая нога оказалась достаточно близко к икре мужчины, и уж Мартен не замедлили этим воспользоваться: пять четырёхдюймовых лезвий его когтей распороли эту икру почти до кости!

После этого оставалось только быстро откатиться подальше, вскочить на ноги, и слушать душераздирающие вопли. И ждать, когда враг просто истечёт кровью.

Но уж чего-чего, а терпения Мартену было не занимать.

Глядеть как побеждённый, истекающий кровью, но не сдавшийся гладиатор пытается снова догнать лёгкого и увёртливого ромэна, смысла особого не было. Итог боя однозначен: мужчина-человек умрёт от потери крови, выносливый и терпеливый ромэн просто не даст себя догнать. Поскольку инстинкт рационального поведения в схватках заложен в его программу поведения лучше и прочней всего остального. (Спасибо донору!)

Доктор Элайджа Сэвидж нажал большую красную клавишу в центре пульта. Затем щёлкнул двумя тумблерами: первым, и спустя пару секунд – вторым. В ближнем торце опоясывающей арену стены открылось отверстие. Через две секунды открылись и ворота в дальнем конце арены, откуда выехал Страж-конвоир. Упавшего к этому моменту на песок клона деактивированного бойца-человека машина просто обошла. Двигался Страж как всегда: спокойно и неумолимо. (Ещё бы: робот же!)

Ладно, за процессом загона в Лабиринт можно не следить: ромэн теперь отлично знает, что через бьющее электрическими зарядами поле шириной и высотой во всю арену не перепрыгнешь. Поэтому существо, злобно скалясь, просто отступило, позволив загнать себя в служебный проход, ведущий к камерам Питомника – за его дальнейшим путём по коридорам и уровням в свою клетку можно тоже не следить, всё сделает автоматика Стража.

Доктор оглянулся на напарника, профессора Росса Хиггинса, на лице которого как всегда в подобный случаях, уже имелась обычная кисло-презрительная мина. Спросил:

– Ну, как вам шоу, коллега?

– Не назвал бы это – шоу. – профессор дёрнул плечом, – Ничего зрелищного и интересного. Да и сами согласитесь: на что тут было глядеть? Полчаса погони, ромэн держит дистанцию, не напрягаясь, человеку бегать по песку куда тяжелей. За всё это время ни на одном из них ни царапины. Затем – как логическое завершение, человек выдохся, и плюнул на это дело. Ромэн, должен признать это, неплохо купил его, своим падением от, якобы, переутомления. А всё последующее – можно смотреть только в замедленном повторе. Бросок, разворот и удар когтями ноги заняли не более полутора секунд. Ну а затем – снова преследование, на этот раз уж совсем вялое и бессмысленное: мы же знаем, что наш «ветеран» не позволит врагу догнать, или обмануть себя. И даже добивать гладиатора ради пропитания не станет – его неплохо кормят и в клетке.

Нет, мы конечно, просмотрим записи ещё и ещё. Изучим. Возможно, кое-что подмонтируем, но…

Но вряд ли зрители будут в восторге от такого зрелища. Скучно. Нудно. В ключевом моменте – скоротечно. Нет, коллега. Нам нужна вот именно – зрелищная, долгая и упорная, кровопролитная битва. Примерно равных противников. Чтоб кровь – ручьями, и кишки – из брюха. Ну, разумеется, и проклятья, и отрубленные конечности…

Словом, как у древне-римских греков!

Доктор Сэвидж невольно поморщился: дурацкая привычка коллеги констатировать и без того понятные вещи, и по десять раз повторять дежурные выкладки из Директивы, разработанной «умными» аналитиками и топ-менеджерами, раздражала его. Собственно, все два последних месяца, что они вынуждены сотрудничать, профессор повторял почти слово в слово одно и то же при каждом неудачном исходе очередного теста.

Вот только Сэвидж не знал пока, происходит ли это от косности ума, или профессор просто хочет за дежурными фразами что-то скрыть. Например, злость и неудовлетворенность. Тоску и раздражение.

От того, что фирма-наниматель просто подло обманула их всех, пообещав «творческую и невероятно интересную и важную», и даже – «засекреченную», работу. А фактически – просто превратила их всех в, в… садистов. Вивисекторов. Надзирателей большого и страшного современнейшего Концлагеря.

В мерзавцев, стравливающих, как древних гладиаторов-смертников, несчастных биороботов, на потребу пресыщенной, избалованной и кровожадной публике. Состоятельным, пресытившимся обычными развлечениями, и теперь жаждущими экшена «погорячей», тварям. Желающим «отдохнуть, и развлечься зрелищем экстремального реалити-шоу».

Бездельникам, которые могут и любят смотреть на чужие мучения.

Агонию. Смерть.

Которая, разумеется, должна свершаться как можно разнообразней. И достоверней.

И – главное! – эти извращенцы готовы и могут за это заплатить.

То есть сейчас вся их команда работает на потребу телезрителям кабельного, закодированного и закрытого, канала. Элитного. Одного из десятка, принадлежащего его нанимателям.