Оценить:
 Рейтинг: 0

Ошибка доктора Свиндебарна

<< 1 2 3 4 5 >>
На страницу:
2 из 5
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Что пытаются «вписаться» в Социум.

А вот я – не пытаюсь.

Или мне доставляет извращенную радость сознание того, какой я умный. И изобретательный. И, скорее всего – я такой именно благодаря «обработке»…

Нет, я не буду лечиться, и посещать психоаналитиков и терапевтов.

Потому что уверен – все мои «лечившиеся» сотоварищи продолжают видеть кошмары. И просыпаться в панике, в насквозь пропотевшем белье, со сведёнными судорогой мышцами и перекошенным беззвучным криком лицом. Потому что какой психоаналитик, пусть даже с помощью гипнотерапии, поможет полностью забыть такое?!

Темнота карцера, связанное в козла* онемевшее тело, и чёртова соль под голым боком, разбитые в кровь губы и насыпанный в глаза перец – разве это можно забыть?!

* человеку связывают руки и ноги, соединяя их за спиной.

А пинки в живот и пах окованным носком сапога, когда с замиранием сердца гадаешь: куда придется следующий удар? А мешок на голове, и верёвка на шее, которая то стягивает, то вновь пропускает сквозь горящее горло крохотную порцию воздуха?.. А панические мысли – вдруг всё, такое пока короткое земное существование, вот так и закончится: если внезапно в голове мучителей сверкнет, разгораясь прихотливым отсветом адского пламени, некое воспоминание, или нахлынет припадок беспричинной ярости на весь мир? И кровожадный Зверь их подлинной, глубинной, Сущности, выберется наружу?!

Или они попросту отвлекутся, забудут на секунду ослабить давление удавки, поглощенные беседой, забудут что у них в руках – чья-то Жизнь, и не позволят глотку воздуха ворваться в горящие, трепещущие и раздираемые удушьем, легкие… А бочка – бочка обитая изнутри заточенными гвоздями! – так, что не прислонишься, не распрямишься, и даже не сдвинешься – в томительные часы, (кажется – что дни ожидания!) пока они не откроют крышку…

А не сдвинешься – чтобы не пораниться, не истечь кровью, и, потеряв сознание от слабости, не рухнуть на только и ожидающие этого отточенные острия, которые уже не позволят вырваться из цепких лап ее Величества мучительной Смерти!

И всё это – в кромешной тьме, и абсолютной тишине, когда знаешь: кричи – не кричи, никто не услышит, а палачи придут, только когда решат прийти. Сами. А не выживешь – так и ладно. Там же, за садом, где уже восемь безымянных могил – да никаких не могил, а тщательно закопанных и замаскированных ям с телами! – они ночью выроют новую… И закопают в случае чего. Сообщив, конечно, в полицию, что ты пустился в бега!.. Только Вера, фанатичная и слепая Вера в то, что вытерплю, и отомщу, когда вырасту, и поддерживала тогда, в так называемом детстве…»

Когда хэрр Магнус Ханссон входил в свой банк, дождь только начинался. Шофер, открывший ему дверцу и подержавший зонтик, пока он дошел до парадного, откозырял на его кивок, и величаво и плавно, словно Линкор, двинул монументальную машину – в гараж. Задержавшийся на крыльце Ханссон убедился, что зрители – некоторые прохожие даже замедлили шаг! – «оценили» его приезд по достоинству.

Это всегда так приятно – знать, видеть, что ты произвел впечатление!

Первые крупные, «породистые», капли серыми точками начали возникать на асфальте улицы – словно кто-то бесшумно, но неумолимо, вгоняет в мостовую гвозди…

Хитро усмехнувшись в аккуратно подстриженные усы, хэрр Ханссон погладил отполированное его цепкими пальцами корневище экзотической секвойи, которую ему преподнесли на пятидесятилетие друзья, и которое уже двадцать лет верно служило в качестве рукоятки любимого зонтика: открывать монументальное полотнище не пришлось. Так что не придётся и сушить. Обратно его точно так же быстро и удобно доставит личный «Мерседес-Майбах», а уж дома дворецкий пошлёт кого-нибудь подержать над ним один из домашних зонтиков, пока он пройдёт до парадного входа особняка. Председатель правления четвёртого по объёму оборота Банка страны имеет право на маленькие личные удобства.

– Доброе утро, хэрр Ханссон! – на приветствие услужливо открывшего двери и склонившегося в почтительном поклоне отутюженного и набриллиантиненного швейцара он привычно чуть заметно кивнул: «М-гм». Нужно соблюдать и видимость близости к своим людям… Но и в то же время дать им понять: он – «хозяин». Никакого панибратства!

Уверенной походкой он прошёл по коридору к своему кабинету позади главного зала. Десяток служащих за перегородками из дерева и стекла уже вовсю трудились, перед каждым окошечком нетерпеливо постукивали каблучками, или хмуро сжимали в руках свернутые газеты, в ожидании, пока клерк выполнит нужные операции, ранние клиенты. Похоже, мрачное небо и обещанная гроза на популярность услуг его Банка не повлияла. Количество людей, расположившихся на диванах и креслах, позволяло надеяться, что сегодня оборот будет даже больше обычного.

А угадали они, похоже, с этой процентной ставкой.

Отлично. Колёса должны крутиться!

В своём кабинете, отделанном до середины высоты стен панелями из резного дуба, доставленными прямо из Англии, из разобранного старинного особняка викторианской Эпохи, Хэрр Ханссон позволил себе убрать сосредоточенно-деловитое выражение с морщинистого холёного лица. В настоящее, хоть и тускловатое, Венецианское зеркало посмотрелся уже торжествующий мальчишка.

Сегодня! Сегодня он, наконец, пожнёт лавры! Пятьдесят лет он шёл к этому!.. Проклятый старик!..

Как это он тогда сказал Магнусу? Обидные слова до сих пор гигантскими, словно слово «Голливуд» на зеленых холмах Калифорнии, огненными буквами, выложены на бетонной стене его ничего не упускающей памяти:

– Вот когда будешь Швейцарским банкиром, тогда и будешь поглядывать на мою дочь!

Да, он поглядывал… Да что там – пялился, как восторженно пялится, словно на недосягаемый идеал совершенства, юный художник – на «Мадонну» Рафаэля! Как голодный – на дымящуюся индюшку, только что из гриля! Как…

Ну, словом, как может смотреть сопливый юнец на недоступную, и от этого еще более восхитительно вожделенную, воплощенную Красоту с большой буквы!..

А вот сама эта «дочь» тогда, если честно, на него, зелёного и восторженного (и, разумеется, всего лишь одного из десятков!) почитателя, даже не глянула: для неё он был просто очередным мальчиком из обслуги: из вечно меняющегося штата садовников и слуг их фамильного загородного имения.

В череде обидных унижений и многочисленных крушений надежд, эта фраза старого хрыча явилась последней каплей. Шестнадцатилетний Ханссон в ту же бессонную ночь, сжимая во тьме кулаки, и шмыгая покрасневшим натёртым носом, всё для себя решил. Воспаленные горящие глаза не удалось даже на минуту сомкнуть – так распухли веки! А уж Душа…

Да он готов идти хоть по трупам – только чтоб добиться Положения в Обществе!.. Причём такого положения, чтобы уже он мог свысока глядеть на своих старых обидчиков – всех этих хозяев бакалейных лавчонок, начальников департаментов, владельцев контор, и имений, где он имел несчастье пробовать свои силы в качестве рассыльного, клерка, продавца, и вот теперь – садовника…

Учёба в Базеле представлялась теперь попросту одной большой Катастрофой. Вечно урчащий от голода кишечник. (Тогда он игнорировал его позывы – а пять лет назад пришлось сесть на строгую диету. Ничто не проходит даром!) Слипающиеся на лекциях глаза. Сотни разгруженных ночами вагонов – с зерном, мукой, кофе, вонючими удобрениями… (А это теперь сказывается на спине – приходится носить пояс из собачьей шерсти! И все равно – малейший дождичек – и!.. Ох, уж этот радикулит…) Кипы тетрадок – с лекциями и выписками из справочников, кодексов и учебников.

Зубрежка, зубрежка, зубрежка…

Да что вспоминать теперь об этом аде – остаётся порадоваться, да и удивиться за себя. Не сломался. Выдержал. Терпел. Терпел. ТЕРПЕЛ!!! Нашёл в себе силы, и засунул в …пу свою наивно-возвышенную совесть. Блестяще сдал Выпускные. За время учёбы успел перезнакомиться с полезными сверстниками: Детьми… Кого надо. Всячески проявлял свою смётку и деловитость. Узнал – кому нужно почти неприкрытой лестью откровенно «почесывать за ушком», а кому и… Симпатичного пьяненького мальчика на ночь обеспечить. Ох уж эти маленькие слабости юности… Потом переходят в большие. Старости. И позволяют знающему о них легко…

Вот именно.

Устроился тогда, в самом начале, младшим кассиром в Первый Национальный.

Нашёл способы и ходы. Перезнакомился и узнал тонкости обращения с Очень Важными и Нужными Людьми. Думал, нащупывал, просчитывал… Собирал сплетни, проверял и перепроверял. Кое-что, конечно, рассчитывал. Но больше доверял чутью – инстинкту. Всего девять лет – и он заместитель Управляющего. О-о-о!..

Конечно, если б не выгодный брак по расчёту, не видать бы ему дальнейших перспектив – в тесный мирок Финансистов с родословной и безупречным послужным списком не пускают тех, у кого ни гроша за душой. А так – сплочённый и хваткий клан Гугенхаймов открыл ему пути к…

Хохотушку Клару Магнус вспоминал с добротой и щемящим ощущением утраты – она и правда любила его. А он… Позволял себя любить. И ковал, стиснув зубы, и вкалывая, как каменщик на стройке, по шестнадцать часов в сутки, для неё (и для себя, конечно), могучий фундамент! На котором и воздвиг в годы расцвета собственного таланта (Это – для непосвящённых его способность увидеть выгоду – талант. А для него самого, и сотни-другой таких же как он, дельцов – бешенное терпение и трудолюбие! И, разумеется, трезвый холодный расчет.) здание преуспевающего Бизнеса. И, разумеется, получил заслуженное ПОЛОЖЕНИЕ в чертовом Обществе!

Как тут не вспомнить симпатягу Рэта Батлера – вот уж четко и цинично описала его старания Маргарет Митчелл! Ханссон же просто нагло воспользовался методикой. Можно, казалось бы, не напрягаясь, пожинать лавры. Будущее семьи обеспечено! Оба их сына – процветающие юристы. Старший – даже Председатель Коллегии адвокатов. Дочь замужем за сыном сенатора США. В перспективе – губернатора штата Мэн. А еще в активе компании «Магнус Ханнсон и Ко» – пять внуков и две внучки! И это, конечно, главное достижение старого лиса: будущее его отпрысков вполне безоблачно и радужно. Потому что не отягощено кандалами нищеты – у каждого есть Счет…

Лицо в зеркале приобрело обычное выражение: уголки губ опустились, придавая рту хищное и сосредоточенное выражение. Глаза…

Глаза в последнее время стали сдавать – для чтения пришлось выписать совсем уж сильные очки. Но выражение… Фанатичный блеск отчаянно жаждущего «пробиться в люди» юнца не исчез – он как бы преобразился в сосредоточенную деловитость и просвещённую компетентность. Да, изощрённо-хищную и гнусно-подлую изнанку финансового мирка хэрр Ханссон теперь знает вовсе не поверхностно. В том числе и это привело к тому, что великолепная львиная грива чёрных, как смоль, волос, которой он так гордился в молодости, превратилась в жидкую белую полоску по контуру черепа где-то там, далеко за макушкой…

Хватит ностальгировать. Сегодня это случится. Сегодня та, что в далёких семидесятых даже не удостоила его хотя бы единственным взглядом из-под роскошной шляпы, придёт к нему. Уговаривать его отсрочить выплату по закладным. Кстати, не только на то самое имение, но и на дом в городе, и на последнее прибежище – здание Банка отца. Где самого Банка уже нет и в помине. А он…

Он должен отказать ей.

И вовсе не потому, что огонь всепоглощающей ненависти, зависти, чувства собственного унижения и обиды всё ещё полыхают в груди. Нет – он как Делец понимает, что это…

Попросту было бы невыгодно его Банку. Хотя самому-то себе он может признаться: да. Да! ДА-А!!! Тысячу раз он пересиливал себя, и заставлял вымотанный, казалось бы, до последних пределов мозг – учить, учить, а тело – не спать! И что же? Вот и настал этот самый момент, который он рисовал себе в воображении пятьдесят с хвостиком каторжных лет: момент его торжества. В дешёвых романах пишут, что в таких обстоятельствах победивший чувствует стыд, горечь и раскаяние… Потому что унизит ту, что боготворил тогда.

Ничего подобного он не чувствует – только чистую, можно даже сказать – светлую, радость!

Может, очерствела душа? Какая чушь – согласно поговоркам и пословицам у Швейцарского Банкира и не бывает Души!

Он уселся за массивный стол. Корреспонденция, требующая личного ознакомления уже готова – ещё бы! Попробовала бы мисс Гендерсон не подготовить её…

Через десять минут он закончил. Нажал маленькую кнопку под столешницей два раза. Лёгкий стук в дверь, и личная секретарша-референт возникла на пороге с блокнотиком – два звонка означали, что Босс будет диктовать.

– Мисс Гендерсон, прошу, присядьте. Писем будет много. Так. Первое – Леви Швайгерту, в Амстердам. Хм. «Уважаемый… – он диктовал автоматически, не торопясь. Не потому, что боялся, как бы стенографирующая девушка за ним не успела (нет – она – профессионал, и успела бы даже за скороговоркой!), а в силу привычки – стараясь сразу избежать неловких и нечётких формулировок, которые пришлось бы потом исправлять. Нельзя сказать, что он не доверял мобильной связи… Спешные вопросы, конечно, можно решить и личным звонком.

Но с тех пор, как его «просветили» знающие эксперты, (само-собой, достойно оплаченные!) о технических возможностях американских спутников-шпионов, он предпочитал старый проверенный способ – рассыльный с заказным письмом на самолете или машине Банка…

Через полчаса с корреспонденцией было покончено. Мисс Гендерсон ушла. Заместитель управляющего пришёл.
<< 1 2 3 4 5 >>
На страницу:
2 из 5