– Здравствуйте, Василий Инверович! – поторопился наконец разлепить сжавшиеся от нехорошего предчувствия, губы, Виталий.
– Ну здравствуй, здравствуй, зятёк. – голос деда сильно ослаб со времени их последней встречи – когда они с Марией приезжали на его восьмидесятишестилетие пять месяцев назад. Но тон оставался как всегда бодрым и словно чуть подтрунивающим. Дед, согласно неоднократным заверениям тёщи, в свои молодые, (да и зрелые!) годы любил и выпить и пошутить. А уж татарские «народные» частушки пел как никто, ещё и бойко подыгрывая себе на крошечной национальной гармошке – помнил и юморных, и скабрёзных, наверное, не меньше тысячи куплетов…
И вот теперь Виталий не знал, как начать разговор: страшновато и чертовски неприятно оказалось увидеть – не согнутого ни невзгодами голодного военного времени, когда десятилетний Вася пахал, сеял и убирал всё ту же рожь наравне с оставшимися в селе (Тогда ещё – селе!) женщинами, ни ужасным климатом, ни «кукурузными» заботами, а сейчас как-то резко сдавшего деда.
Дед, однако, сам пришёл на помощь:
– Клавдия. Нам с зятем нужно серьёзно поговорить. Может, посмотришь, что там с обедом? – Клавдия, в глазах которой Виталий уловил то же, что и в своей груди – бесконечное сожаление и предчувствие близкого конца этого хозяйственного «настоящего мужика» – сглотнув, только кивнула, подозрительно часто моргая. После чего, явно сдерживая рыдания, ушла на кухню, пристроенную к первой комнате, так и не отняв от груди напряжённых сцепленных ладоней.
– Виталик. – дед всегда называл его так, несмотря на то, что тому и самому скоро светила пенсия, – Я по твоим глазам вижу, что ты всё понял.
Нет-нет, не надо меня утешать, или подбадривать! – дед остановил жестом готовый вылиться изо рта зятя поток ненужных отрицаний и заверений, – Я-то знаю. Поэтому тебя и позвал.
Так уж получилось, что из мужчин в нашей Семье остаёшься только ты.
Это было правдой. Сын тёти Клавы и деда Васи погиб в Афганистане, поскольку был кадровым военным. Груз номер двести прибыл в Курунтай в восемьдесят первом году. Похоронили майора Усманова на крохотном деревенском кладбище, и с тех пор дед словно замкнулся, взор теперь смотрел как бы в себя, внутрь: весёлость сменилась самоуглублённой озабоченностью. Хмурые брови и немногословность, как очень быстро понял Виталий, относились вовсе не к нему – новому родственнику, а к себе.
У Виталия же с Марией родилось две девочки. Первая, Наталья, уже давно выучилась на химика-технолога, вышла замуж, и отчалила в Данию: работать и жить. Вторая, Елена, защитила кандидатскую, обосновалась в Москве, и проявила себя отличной специалисткой: преподаёт и работает в медицинском. Хоть пока и не замужем, но с этим ещё не горит…
Поэтому Виталий, прекратив никому не нужные попытки «подбадривания», заткнулся и просто кивнул.
– Ну так вот. Я хочу, чтобы ты сходил в сарай и… посмотрел. Там, в дальнем углу, за старой молотилкой, стоит… Дверь. – слово «дверь» тесть произнёс словно бы с большой буквы, – Внимательно осмотри её. Изучи подробно – как сделана. Тебе будет нетрудно. Всё запомни. Иди прямо сейчас. Я… подожду.
Виталий снова кивнул и поднялся со стула, который ему сразу, и как-то незаметно, оказывается, пододвинула тётя Клава. Пройти в сарай… Осмотреть дверь. Хм. Странно.
Пересекая аккуратно прибранный двор с заасфальтированными чисто выметенными дорожками, он недоумевал: момент явно очень серьёзный. Не иначе, тесть чувствует, что приближается конец. И хочет сообщить что-то важное. Но при чём тут дверь?!
В сарае у деда Васи пахло скипидаром и машинным маслом. Здесь царил, как, впрочем, и везде в Хозяйстве, образцовый порядок. Ничто под ногами не болталось, грудами в углах навалено не было, и всё стояло и висело так, словно стояло и висело именно на этих местах десятилетиями. Впрочем, усмехнулся про себя Виталий, так ведь и было.
Дверь в дальнем углу он нашёл легко.
А вот понять, зачем он должен её осматривать пока так и не удалось.
Впрочем, к делу он подошёл добросовестно. Тут он от тестя мало чем отличался: подчинённые много раз ворчали и пеняли ему, что он «уж слишком скрупулёзный и дотошный», как в цифрах, так и в дисциплине…
Да разве Старший Экономист может быть другим?!
Так. Каркас собственно двери из досок «пятёрок» – они идут по окантовке. Внутрь вставлены более тонкие пластины-плашки. Да, такая конструкция была популярна лет пятьдесят назад. Правда, есть любители псевдоретро и сейчас: на строительных базарах он такие модели тоже встречал.
Так, а это – что? А-а, вон оно как. Продольные и поперечные доски каркаса крепятся на шипах. И клею. Никак, столярном – вон, в одном из углов сохранились потёки…
Рама-косяк, в которой дверь сидела, тоже оказалась собрана без гвоздей или шурупов: на клею, и хитро выбранных пазах и шипах – «ласточкиных гнёздах».
Что ж. Вполне стандартная конструкция… Только вот петли.
Петли оказались не традиционно стальные, а медные. Причём – чисто медные. Они потемнели до почти чёрного, а кое-где даже позеленели. Шурупы, крепившие петли к косяку и двери, тоже оказались медными. Ручка имелась только с одной – наружной – стороны, и сделана была, что Виталия уже не удивило, опять-таки из меди.
Ну и что?..
Поняв, что уже минут двадцать вертит злосчастную дверь туда и сюда, словно «дурень – писанную торбу», и познакомился со всеми «тонкостями» и «особенностями», Виталий снова протиснулся мимо старой (Но – наверняка – ещё на ходу! Дед другого состояния подотчётного инвентаря и не потерпел бы!) прицепной молотилки, и вышел из сарая. Когда хлопнул дверью, соседский «кабысдох» снова растявкался.
Прежде чем войти обратно в дом, Виталий оглядел горизонт. Очень душно. Похоже, вон из тех облачков, и серости за ними, к ночи набежит-таки гроза… А ему ещё ехать. Но вначале надо всё-таки выяснить, чего же хочет от него дед, и пообедать – иначе тётя Клава обидится. И будет права: она всё-таки старалась для него – любимого зятька!..
Тесть смотрел на него… С обычной татарской хитринкой.
Но только когда Виталий подошёл и снова уселся на стул, разлепил губы:
– Запомнил? Сам такую построить сможешь?
Виталий опешил. С чего бы это ему – Старшему Экономисту! – делать Дверь?! Их вон: десятки моделей продаются на строительном базаре. Да и в любом хозмаге…
Но подумав, решил что, надо будет – и справится: а что! В молодости всё-таки закончил «столярно-плотницкое…» Это уж потом умные люди посоветовали получить высшее образование – мол, не помешает. Не помешало. Хоть и попотеть пришлось. Десятки раз готов был плюнуть и бросить! И если бы не мягкое, но настойчивое «вразумление» со стороны Марии, глядишь и…
Он кивнул.
Дед вздохнул. Поморгал. Сказал:
– Сядь поближе. Во-первых – мне уже тяжело говорить… Громко. А во-вторых – не хочу, чтобы Клавдия слышала. – Виталий пересел и даже нагнулся к тонким ниточкам губ, которые дед на протяжении всего монолога, последовавшего затем, часто облизывал.
– Дверь эту я сделал восемь лет назад. Она такая, как показал мне отец – Инвер Эльдарович, стало быть… Он показал мне её. А потом… Разобрал!
И тебе придётся разобрать мою. Уже потом. Когда… – зрачками дед показал в потолок. Виталий опять не набрался духу возразить что-либо. Чувствовал, что дед прав. И знает это. Так что он просто в очередной раз кивнул.
– Словом, дверь я сделал тогда, когда меня прихватило первый раз – ну, ты помнишь! – Ещё бы! Первый инфаркт деда Васи Виталий помнил отлично. Если б не оперативная доставка на любимой девятке, и не знакомый однокашник в районной больнице, неизвестно, чем бы всё тогда могло… Он сглотнул.
– Вот тогда, пока я лежал там, в палате, да всё в белый потолок пялился, я и подумал – пора… Пора отправляться в лучшие места. А что: дочь пристроена, хозяйство налажено… Даже газ из района провели: теперь не надо чёртов уголь запасать и перетаскивать в погреб! (Виталий помнил и такое. Пять тонн на зиму – и вёдрами из кучи, вываленной КАМАЗом у ближайшей стены – да в угольный подпол!) Клавдия теперь справится. Опять же вы с Марией – будете навещать её на день рождения… Да по праздникам.
Словом, хотел я тогда поступить, как отец-то говаривал: «Сделал дело – гуляй смело!» А чтоб «гулять», нужно было сделать вот это. Дверь, которую ты только что видел.
Я почему заставил тебя подробно изучить и рассмотреть, как устроена. Ты же кончал столярное… А мастерство и руки, – дед чуть приподнял свои похожие на клешни жилистые узловатые руки над одеялом, – никуда не деваются. Это-то – всегда при тебе. Словом, повтори конструкцию. Я лично могу гарантировать: работает.
Видя недоумевающий взгляд зятя, дед поторопился продолжить:
– Да, я знаю, о чём ты подумал: с чего бы ей не работать! Но… Это – не та работа!
По-настоящему такая Дверь сработает только один раз. Зато как!..
Теперь-то могу признаться: мне просто… Не хватило храбрости.
Да, чёрт его задери, будь оно всё трижды неладно! Именно так: я испугался! -зрачки деда расширились почти во всю радужку, и дыхание с присвистом вырывалось из груди: похоже, «работа» Двери не на шутку волновала его до сих пор!..
Однако дед быстро взял себя в руки:
– Хотя, если честно – и кто бы тут не испугался… Словом, вот что я тебе должен передать. Как инструкцию. Если приспичит (Тьфу-тьфу!) – сделай такую же дверь. Прислони её туда, где у тебя есть свободное место – к любой стене, будь там хоть кафель, хоть штукатурка, хоть обои… Прикрепи поосновательней. Края косяка залепи к стене. Хоть скотчем строительным, хоть изолентой. Лишь бы – чем-то непрозрачным. Затем…
Рука деда зашарила под подушкой, и вернулась согнутой в кулак. Кулак открылся, и переложил в подставленную Виталием ладонь смятую засаленную бумажку:
– Вот. Прочти сейчас и запомни. На всякий случай. Это из Евангелие от Матфея. Скажешь эти слова три раза. А потом… Потом – тебе понадобится вся смелость, какая у тебя найдётся. Потому что войти… Страшно.