Жёсткий отбор

Я – сирота. Ну, вернее – сейчас. Мать у меня не отличалась, скажем так, высокоморальным образом поведения. И трезвостью. Что суждений, что жизни в целом. Соседи рассказывали чудовищные вещи: в частности, что я вечно сидела голая и сопливая, и обо…анная, и ревущая – в коридорчике, и глодала плинтуса и обои, и сапоги, а мать пьяная валялась в комнате… Сама к счастью не помню этого – а то бы точно крыша съехала.

Поэтому в три года меня забрали органы опеки, и поместили в детский дом. А мать после этого окончательно спилась, и закончила жизнь под забором. В буквальном смысле слова. Замёрзла насмерть в двадцати метрах от распивочной, за мусорными баками… А меня саму к этому времени перевели в спец-интернат.

Потому что мало того, что я ни …рена не училась, вечно за гаражами курила и пила с другими, такими же как я, отвязными… Да ещё и поймали меня на том, что я у своих же, детдомовских девчонок, подворовывала…

Вы это хотели услышать?!

Кусающая во время своего монолога губы Надя вдруг в голос разрыдалась.

Михаил не придумал ничего лучше, чем подойти и обнять её. Она охватила его, словно утёс в штормящем море, устроила голову у него на плече, продолжая сотрясаться, подвывать, и даже не давая себе труда утирать слёзы.

Остальные смущённо стояли вокруг, обступив их. Влад сказал:

– У меня было не столь глобально. Мать разошлась с моим отцом, когда мне было четыре. Отчима привела почти сразу. И уж он… Даже не стал делать вид, что любит, или хочет полюбить меня. И хочет жить одной семьёй. Нет: он быстренько обрюхатил мать моим братцем, а затем – и сестрой. И вся любовь и внимание достались вы понимаете кому. И я с первого класса школы фактически был предоставлен самому себе. И улице.

Учился тоже – постольку-поскольку. Как Надя. Только присутствовал. И лишь ближе к двенадцати стал понимать, что то, что дают нам на уроках – может и правда, пригодиться мне. Для выбора профессии. И в жизни. Если не хочу, как отчим, быть до пенсии старшим грузчиком. С соответствующим кругозором и лексиконом.

И – как рукой сняло. Учиться стал так, как положено. И даже больше. Стал ходить и в библиотеку – благо, её, со старыми, бумажными, книгами, ещё не закрыли…

А поскольку к этому времени я несколько лет отзанимался и в секции боевого самбо, отчим перестал на меня руку поднимать. Да и брательник перестал прикалываться…

И уж потом, с год назад, я записался на дайвинг. А там – без самодисциплины и дисциплины – никуда.

То есть я – «классический» обормот, бездельник, и хулиган, «осознавший», и постаравшийся исправиться. И никакие педагоги, детские психологи, и наставники из детской комнаты полиции мне этого в голову так и не втемяшили. Даже спустя восемь приводов.

Сам дошёл.

И вот он, итог. Я – здесь…

Влад поиграл желваками на скулах, подумал. И замолчал.

Молчание нарушил Пётр:

– Странно. Я – тоже «классический». Но – ботаник-зубрила.

Никогда уроки не прогуливал. В школе даже с задиравшими меня старался не драться. И учился, учился… Во всём старался следовать указаниям отчима. Который попался «правильный». «Белый воротничок». И всегда говорил, что если не буду, как он, учиться, в школе, а потом и в ВУЗ-е – стану мусорщиком!.. Или алкашом с помойки. Правда, лет в десять я узнал, что у среднего мусорщика зарплата – тысяча «у.е.», а у моего «обученного в ВУЗ-е» умника – только четыреста…

Но учиться я не бросил. Потому что больше я ничего не умею. Да и привык.

Из ещё чего «необычного» могу указать на хобби. Коллекционирую марки. Старые. Три альбома! Впрочем…

Вряд ли это «умение» может объяснить, почему я здесь. И тем более – помочь. В этом Мире.

– Ха! Да тут, в этом Мире, вообще ничего нам не поможет, по-моему, кроме автоматов и гранат! – Михаил говорил вполголоса, всё ещё крепко и нежно обнимая переставшую, наконец, вздрагивать, Надежду, – Моя история немного не похожа на ваши.

Отчим – кадровый военный, меня пусть и не любил, но не… Гнобил. Наоборот: хотел сделать из меня человека. А мать – училка английского языка. И переезжали мы с места на место часто. На моей памяти – четыре раза. Нигде больше трёх-пяти лет не задерживались. И отчим хотел, чтоб и я пошёл по его стопам. Возил меня по полигонам да по учениям… Так я и стрелять научился. Да и все остальные предметы – «успевал» хорошо. Правда, вот в военное училище поступать я не очень рвался. Хотел геологом быть – в политех готовился. И литературку соответствующую подкупал на барахолках – всякие там справочники по петрографии да гидрогеологии… Атласы.

Но – не срослось. И отчим настоял на своём: документы я после получения аттестата подал в высшее военное.

А что самое прикольное – забрали меня сюда – как раз в ночь перед экзаменами.

Я даже подумал вначале, что это – один из них. Типа, по «выживаемости»…

Поскольку Михаил замолчал, слово взяла Лена:

– Врать вам я смысла не вижу. Я – типичнейшая «мажорка». Балованная. Обласканная. С родным отцом-миллионером, и матерью-моделью… И у меня были и гувернантки, которых я – чего греха таить! – доводила до истерик, и шофёр, и горничная… Э-эх, времечко было! Мне – и элитная школа для благородных девиц, а потом – и пансион в Лондоне… Ну и, понятное дело, отдыхала я в самых престижных местах и курортах. Монте-Карло, Ибица. Куршавель, будь он неладен! – Лена сплюнула, – Там меня спаивали, и знакомили с марихуаной. А потом – украли сумку, мобилу, паспорт, и всё остальное. Хорошо хоть, на серьёзную наркоту не подсадили.

Папашке потом пришлось вытаскивать меня из местной полиции. Потому что будучи пьяной я подралась с местными блюстителями порядка! Хорошо хоть, мне тогда было четырнадцать – отпустили…

А так бы мотала сейчас. Где-нибудь в швейцарской благоустроенной тюряге!

И, если совсем уж честно – не понимаю я. Как вся эта наша «биографическая» лабуда может помочь нам избавиться от прохождения чёртова Лабиринта! В этом Мире.

– Я этого тоже пока не совсем понимаю. И даже не могу найти общего – ну, точек пересечения! – в наших, как ты говоришь, биографиях. Разве что, у троих из нас были отчимы, одна – воспитанница детского дома, и одна – дочь миллионера. Но то, что мы избранны для этого Лабиринта – неслучайно, должны понимать и все вы! Осталось найти.

Критерии отбора! Жёсткого…

– Похоже, так или иначе, что хотя бы четверо из нас – сформировавшиеся личности, обладающие незаурядным характером. Самодостаточные и циничные. Но!

Не уверен, что то, чем мы поделились друг с другом, сможет нам в определении остальных критериев «отбора» как-то помочь. – Пётр снова произвёл манипуляции с несуществующими очками, что было отлично видно в свете поднявшегося над горизонтом тёмно-синего, но быстро светлеющего солнца, – Ведь зелёные человечки наверняка руководствовались при нашем отборе и случайными факторами. Например, никак в условия «выживаемости» и «крутизны» не укладывается то, что у меня зрение – почти минус шесть. И я почти ничего не вижу. То есть – моё, грубо говоря, выживание, сейчас полностью зависит от вас! И ваших способностей и умений. В частности – прицельно стрелять.

– Ну, стрелять нам, собственно, осталось как раз – недолго. – Влад криво усмехнулся, – магазинов осталось всего десять. И семь – гранат.

– Ну, и ещё пять палок динамита!

– Неплохо. Так что, если вдуматься, нам нужно бы как-то и где-то наш арсенал…

Пополнить!

– Мысль верная. С другой стороны, единственное место, где всего этого добра в избытке – наш любимый купольный Зал! С ящиком.

– То есть – ты, в-принципе, не против, если б этот самый Портал зашвырнул нас снова – туда? Как «прошедших» первый Уровень?

– Ну… Да. – Влад посмотрел на Лену, – Во-первых – там для нас нет никаких сюрпризов. Во-вторых – мы бы, вот именно, прибарахлились. И, спустившись вниз – помылись и отоспались. Ну, не без этого дела, конечно, – он выразительно посмотрел на Ленины формы, выдающиеся даже под двумя халатами.

– Вот ведь хамло! – в голосе Лены, впрочем, не было слышно особого возмущения, – Я так и знала, что ты всё сведёшь снова к сексу!

– Вот уж нет. Я бы предпочёл заявиться снова туда лишь потому, что там, внизу, под залом, на нас никто не нападал. То есть – там Убежище! Безопасное. И единственное, что погнало нас дальше, если вспомнишь – отсутствие пищи и воды! И запертые двери в комнаты. А так – можно было бы посидеть, и, вот именно, подумать!

А то – сколько же можно тупо бежать вперёд, стреляя и «приключаясь»! Это, действительно, как отмечал Пётр – безмозглая и тупая «бродилка-стрелялка»!

– Мысль, конечно, интересная. – Михаил кивнул, – Отдохнуть и вымыться по-человечески и я не отказался бы.

– И я.

– И я.

– Пётр?