Ваша плоть – трава!

Ладно, оптимист ты мой доморощенный. Отдыхай. А я – на разведку.

Страсть как люблю навещать заброшенные и таинственные места.

Потому как – как раз это делают все долбо…бы, или долбо…бши в фильмах ужасов! В этих фильмах ведь главное – что? Вот именно – интрига! Запущенность и таинственность разных одиноко стоящих строений. Дух, так сказать, страха, нависающей угрозы, и мистики! Ну, под соответствующую музычку.

Захватывает до дрожи! Бодрит. Приятно, когда беды и волнения сыплются…

На чью-то чужую голову!

А то кто бы эти фильмы и смотрел!..

– Ага – смешно. Ты бы говорил, Кот, да не заговаривался, – Дрики нагло ухмыльнулся, укладываясь поудобней на бок, – Не те мы люди, чтоб про нас фильмы ужасов-то снимать. Статусом не вышли! Да и рылом! Все эти фильмы – стандарт! Долбо…бов и их шлепанутых, но милых личиком и фигуркой подруг в таких ужастиках обычно человек семь-восемь. Чтоб интересней было, когда они по очереди дохнуть начнут. Или пропадать. И, главное: все они – ясен пень – молодые и очень красивые! И приехали в такое вот место – для отдыху. Ну и, само-собой – для секса!

А мы в эти каноны жанра – ну никак!..

– Согласен. Не укладываемся. И если про нас снимать – уж точно «сопереживания» и сочувствия даже у самого нетребовательного зрителя не вызовем. И – никаких положительных эмоций. Разве что – брезгливость. Да и сдохнуть можем только один раз…

Не говоря уж про то, что сексом, как это, и правда, любят показывать в этих фильмах, с симпатичными молодыми девочками, у нас не пахнет! Как и просто – девочками.

– Ага. Но ты всё равно поищи там, в кладовочках. Вдруг найдёшь к телевизору и холодильнику ещё и какую… Завалящую резиновую женщину? А насчёт девочек…

Может, в-натуре, если совсем уж надолго здесь зависнем – Надьку пригласим?

– Да ты, Дрики, совсем! Развезло тебя, смотрю. Или уж с пьяных глаз на подвиги потянуло?! Да, Надька даёт, конечно, бесподобно. Как и берёт. Но!

Она одна пьёт так, как мы оба! И бабки за это дело берёт. Профессионалка же, мать её… Что – много лишнего бабла? Или охота каждые пару часов бегать за горючим?!

– Упаси Бог! – Дрики возмущённо замахал кистями рук, – Не в том мы возрасте, чтоб секситься так, как требуется Надьке! Не потянем! Да и с выпивкой… Дудки ей!

– Точно. Ну, спи давай. Я пока на боковую не очень хочу. Вот и двину.

– Давай-давай. Разведчик ты наш. Непоседливый. И искатель. Приключений на …опу.

– Точно. Он самый. – Кот, криво усмехнувшись, поднялся с матраца. Да и вышел, не дав себе труда закрыть дверь между комнатками – чтоб не скрипеть несмазанными петлями, когда вернётся, и не будить уже закрывшего глаза, и растянувшего рот в довольной улыбочке компаньона.

«Дух» запущенности и беспросветности сохранился здесь, несмотря на то, что он ещё даже не открыл первую дверь, заваленную спереди ржавым и разбитым каркасом от ножного привода старинной швейной машинки – «Зингера», что ли?..

Отвалить (А вернее – отставить.) ажурную чугунную конструкцию в сторону было нетрудно. И сохранилась она, несмотря ни на что, неплохо. Вот что значит – старинная!..

Первый сарайчик явно был приспособлен раньше под чью-то спальню.

Однако жить в ней явно смог бы только карлик. Или отъявленный мазохист: в ширину она была ровно двух метров: у дальней стены стояла, словно влитая, втиснутая меж торцевых стен старинная кровать – с проржавевшими железными трубчатыми спинками. И продавленным сетчатым, тоже ржавым, матрацем между ними.

Как удалось этой реликвии избежать загребущих рук охотников за металлом и уголками, Васёк, если честно, не знал. Но вошёл в комнату, которую для начала осмотрел с порога, пригнувшись: потолок, попросту повторявший форму ската крыши, и даже не обшитый, у двери был не выше метр шестьдесят. Так что чтоб не треснуться о балки перекрытия, на которых лежали сгнившие чёрные доски, а на них – шифер, старинный, асбесто-цементный, а кое-где на явно текущих участках – были подложены обрезки профнастила, обитателям каморки явно приходилось всегда – кланяться… Ну, или они и сами были – метр с кепкой!

Если б не распахнутая настежь дверь, видно ничего в тёмной комнатке не было бы: в передней стене не имелось даже намёка на окно! Хотя…

Для вот именно – спанья, свет как раз – без надобности. Впрочем, посмотрев на балки потолка, Кот дёрнул плечом: точно! В центре комнатёнки в балке имелся гвоздь, на котором ещё сохранились остатки проволоки: тут явно когда-то висела одинокая лампочка: наверняка в бакелитовом патроне, наверняка без абажура, или плафона. Тоска!

Кроме кровати, из «мебели» в углу имелся доисторический «мойдодыр»: табурет без дна, с вертикально прибитой доской, к которой наверху был прикреплён рукомойник: с пипкой-штырём. Кот ещё застал такой у бабушки, и даже знал, как пользоваться: нажимаешь снизу на пипку, и из-под неё течёт вода. В подставленный на табурет таз. Таза, понятное дело, не имелось. А пипка, когда ткнул в неё снизу, не поддалась. Приржавела.

Нашлось в другом углу и место, где пол был серого цвета: вероятно, от золы. Судя по следам в полу, здесь стояло что-то вроде печи-буржуйки: вон в крыше и квадратная жестянка. С дыркой под трубу!

Больше же всего Кота поразил как раз – пол в сарайчике.

Он был земляной!

Плюнув прямо на него, он вышел, прикрыв за собой просевшую полусгнившую дверь. Тоже, ясное дело, из досок. Сколоченную явно наспех, и из того материала, что нашёлся под рукой. Тоска почему-то так и взяла его прямо за сердце своей холодной волосатой рукой. Где оно – беззаботное детство… Да и вид запустения и разора, как и понимание того, что те, кто обитали здесь, были бедней церковных мышей, сильно, если честно, расстроил.

Хотя с чего бы ему расстраиваться?! Ведь – не он здесь жил?!

Неужели тут кто-то всё-таки жил – вот именно так?! Словно в позапрошлом веке?

Но – кто?!

Какой-нибудь калека? Старик? Древняя бабушка?.. Семья карликов?

Во втором сарайчике, размером чуть побольше, но дверь в который оказалась подпёрта простым камнем, картина оказалась ещё безрадостней. В углу, на земляном же полу, валялся разбитый в хлам старинный – ламповый! – телевизор, крохотный и явно чёрно-белый. «Рекорд»?! А в другом – и правда, стоял проржавевший насквозь, покосившийся и ушедший частично под землю, холодильник. С округлыми формами – такие выпускали в пятидесятые годы прошлого столетия. Приглядевшись в полумраке – свет тоже проходил только через оставленную открытой дверь, и крохотное, в две ладони, грязное оконце – Кот увидел и ржавую стальную накладку на передней части: «Зил»! Ох-хо-хонюшки…

Кровать с ржавыми железными спинками тут тоже была. Когда-то. А сейчас от неё остались только эти самые две спинки. Сиротливо стоявшие прислонёнными к дальней стене в углу. Под полкой. Где, похоже, когда-то имелись иконы. Сейчас, ясное дело, пустой. Потолок здесь тоже сверкал – а, вернее – темнел! – просевшими балками, гнилыми досками, шифером и кусками профнастила. Но здесь сохранился чёрный бакелитовый патрон в центре: ясное дело – растрескавшийся окончательно. А то бы и его «хорошие» люди, побывавшие тут до них, подгребли…

Обалдеть.

Похоже, до того, как построили дом наверху, на «плато», те, кому принадлежал участок, жили именно здесь!!!

И они явно не шиковали… Это если сказать мягко.

Цыгане, что ли, какие?! Вряд ли. Цыгане землю – не продадут!

Значит, всё же, скорее всего – какие-нибудь русские. Из бедных. Очень бедных.

Но почему же наниматель ничего не сказал об этих странных сарайчиках-каморках? Может, сам никогда в них не заглядывал? Едва ли. Или попросту знал, что в них… Лучше не заходить? А то – уж больно гнетущее впечатление остаётся. Да и жить в них – точно нельзя! Бр-р-р!..

Третий сарайчик, дверь которого даже ничем не была подпёрта, но заедала, Кот осмотрел прямо с порога, не входя. Впрочем, тут – без сюрпризов. Чёрный пол и до половины чёрные стены однозначно говорили о том, что здесь держали уголь. Которым явно топили контрамарку. И буржуйку. До того, как в семидесятые по всем махаллям и частному сектору провели газ…

Чтоб встряхнуться и развеять дурное настроение, Кот вернулся снова по прорубленному коридору ко входной калитке.

Вот они: плоды их работы! И навалены, и утрамбованы, и расчищены…

Приятно взглянуть. И пусть они и не подмели за собой, и почва под выдернутыми кустами выглядит, словно курское поле после знаменитого танкового сражения, расчищенный участок конкретно выделяется девственной пустотой! Нет там ни единого куста!

Некстати у Кота возникла странная мысль: а почему нигде здесь нет, вот именно – ни единого маленького или среднего куста?! Ведь по-идее, рост их должен бы происходить постоянно?.. Или…

Или они, все эти кусты, начав расти весной, с дождями, к концу лета уже больше не растут? И не размножаются от корней, а только – семенами? Которые высыплются на почву из созревших соцветий ближе к осени? Хм-м…

Почувствовав прилив странной злости – не то на нанимателя-козла, не то на тех полунищих и убогих, кто жил здесь раньше, наверняка презираемый и унижаемый соседями-чистоплюями, Кот схватил пилу, и в запале, буквально на одном дыхании, отпилил, тихо матерясь, верхушки ещё пятнадцати кустам, стоявшим во «второй» линии. Отнёс к стене. Утоптал. Снова сплюнул.

Закончил – как знал. Вовремя.