из тетради "Х": … Символом нашей эпохи стал литературный персонаж – шекспировский Гамлет. Именно Шекспир, создав своего Гамлета, дал плоть и кровь тому духу, который ворвавшись в Средневековье, разрушил его. Он дал этому духу точку опоры. И до тех пор, пока этот символ не разобьется, до тех пор, пока он не утратит своей притягательной и отталкивающей силы, до тех пор и будет продолжаться та эпоха, которую мы называем Новым временем и которая жить не может без литературы. Убив Гамлета – мы убьем литературу и всех остальных Наполеонов вместе взятых…
Алеша после работы купил пиво, пошел в парк, сел в тень, открыл бутылку и сделал несколько глотков. Жара стала не столь назойливой. Прошло полчаса. Алеша не спешил. Ему не хотелось возвращаться в свою душную квартиру. Людей в парке почти не было, а те, что были, спешили по своим делам. Алеша совсем задумался и почти не обратил внимания на мужчину в красной майке, который, не спеша шел по аллее. Только когда этот человек сел рядом, Алеша вышел из задумчивости и недовольно закинул ногу на ногу, всем своим видом показывая, что не желает никакого общения. Человек улыбнулся и подвинулся ближе. Алеша упорно смотрел в сторону.
– Здрасьте, – сказал человек с улыбкой.
Алеша не ответил.
– Я бы мог сказать, что просто гуляю, смотрю по сторонам, а тут вы сидите, – продолжил человек. – Давайте, допустим, будем на вы и как будто бы я хочу у вас попросить глоток пива. По-моему это будет забавно. Как вы думаете?
Алеша повернулся к навязчивому прохожему и смерил его взглядом.
– Это вы мне? – спросил он, наконец.
– Да, – серьезно ответил прохожий.
– Вы что-то хотите?
– Да. Угостите меня пивом. Всего один глоточек.
Алеша посмотрел на свою почти допитую бутылку.
– Я вам не дам, – сказал он, подумав.
– А если я вас очень попрошу?
Алеша покачал головой.
– Вы серьезно? – наконец спросил он.
– Конечно, – засмеялся человек, – почему бы мне не быть серьезным. Или вы думаете, что я клоун?
– Я вообще ничего не думаю.
– Не верю, – засмеялся мужчина, – сидеть на лавке, с бутылкой и не о чем не думать, даже Будда не способен. Дайте допить. Очень нужно.
– Опохмелится что ли хотите? – усмехнулся Алеша, с недоумением смотря на странного прохожего.
Прохожий засмеялся.
– Точно. Как я сам раньше не догадался. Конечно, опохмелится.
– Всё равно не дам, – сказал Алеша и сделал глоток. В бутылке осталась совсем чуть-чуть.
– Я понял, – сказал прохожий. – Вы как благородный и начитанный человек хотите, что бы я это пиво заработал. Что ж, хорошо. Давайте я сделаю то, что у меня лучше всего получается.
– И что же?
– Конечно же, стриптиз, – засмеялся мужчина и, встав с лавки, тут же стал танцевать. Танцевал он так себе, но с чувством. Алеша огляделся по сторонам. Вокруг никого не было. Мужчина, подмигнув Алеше, стал задирать свою майку. Алеша подумав, засунул руку в карман и, отсчитав 4 рубля мелочью, протянул деньги странному человеку.
– Возьмите, – сказал он, – здесь 4 рубля. Хватит вам на бутылку. В том ларьке – дешевое.
Человек засмеялся и, перестав танцевать, без уговоров взял предложенные деньги
– Я только начал, а вы уже мне заплатили 4 рубля, – сказал он, смеясь. – Сколько вы мне дадите, если я сниму трусы, а?
Алеша пожал плечами.
– Что ж, – улыбнулся прохожий, – не смею больше вас отвлекать от непонятно чего. Прощайте и попробуйте теперь меня забыть. Жара-то какая.
Человек кивнул головой и пошел в сторону магазина. Алеша посмотрел ему вслед и покачал головой. Ему было жалко денег.
Привет, Оксанка. Привет моя туристка.
Чем больше проходит времени, тем больше я не люблю горы. Я, конечно, понимаю, что лазить по скалам, это крайне романтично, но мне было бы гораздо приятней, если бы ты просто пела бы мне свои чудесные песни про ёлки и палки.
У нас всё как всегда. Пыль. Жара. Лето. Хочется уплыть на тот свет, но вместо этого приходится вставать в 6 утра и ехать на любимую работу. Так что гайки по-прежнему крутятся. Мне бы хотелось рассказать тебе тысячу разных веселых историй, но мое вдохновение сейчас где-то в другом месте. Единственная веселая история, которую я сейчас могу рассказать, это история о молодом человеке, который очень скучает по девушке, которая уехала на Кавказ, что бы лазить по скалам. Это поучительная история. Молодой человек вдруг понял, что эта девушка такая чудесная, такая единственная, такая, что жить без нее глупо. Девушка моя, вернись, пожалуйста. Если хочешь я стану отвесной скалой и ты сможешь лазить по мне сколько угодно. В случае чего я тебя и подстрахую. Романтики не обещаю, но удовольствие гарантирую. В общем, любовь к тебе меня просто распирает. Разлука – интересное состояние. Люди превращаются в куклы, а вещи начинают разговаривать. Я думаю, что через неделю я решусь предложить тебе руку и сердце, через две – смогу сброситься ради тебя с кровати, а через три просто зарежу кого-нибудь и скажу, что это ты во всем виновата. Надеюсь, ты меня еще понимаешь…
Зазвенел будильник. Алеша выключил его, не открывая глаз, встал с кровати и пошел умываться. Почистив зубы и одевшись, Алеша глотнул холодной кипяченой воды из банки и пошел на работу. Лифт пришел быстро. Алеша нажал на первый этаж и достал сигарету. Закурив он зачем-то обернулся… «Чего?!», – испуганно пробормотал он, прочитав на стенке лифта, свежую надпись. Алеша прокрутился вокруг своей оси. Ему показалось, что в лифте есть кто-то еще. В лифте никого не было, да и не могло быть. Алеша повернулся к надписи и потрогал ее рукой. На стене было написано: «Последние оригинальные мысли остались на помойке. Позолоти глупость и откроешь Америку». Лифт остановился на первом этаже. Дверь открылась. Алеша, подумав, вышел в темноту.
из тетради «Х»:Наше будущее, как цветущий лес. Живой. С птицами и бабочками. Но приходит настоящее. Приходит, как огонь, как лесной пожар. И остаются только обугленные головешки…
Вести дневник – это не самое глупое занятие, но у меня никогда не было необходимости заниматься этим. Жизнь не давала повода, а без повода дневник – трата времени. По крайней мере, для меня. Но то, что сейчас происходит со мной требует конспектирования, поэтому приступаю. В принципе я должен был заняться этим неделю назад. А сегодня так, вообще, последний срок, потому что завтра приезжает моя невеста. Так что начинаю расставлять все точки. С моей рассеянностью и феноменальной памятью трудно всё вспомнить в правильной последовательности, но это не имеет значения. Будем считать, что как вспомнится, так оно и было. Все началось неделю назад. Это точно. Утром я прочитал на стенке лифта надпись: «Последние оригинальные мысли остались на помойке…». Удивительным было не то, что в этой фразе не было ни одного нецензурного слова, а то, что эта фраза была слово в слово из моей, так называемой, тетради «Х». Никому эту тетрадь я не показывал и, следовательно, все, что я мог предположить это или какую-нибудь мистику или что я свихнулся. И то и другое, конечно, очень мило, но не в понедельник утром. После работы я с большим любопытством опять забрался в лифт и убедился в том, что надпись существует. Более того, к ней снизу было приписано: «А в жопе не пробовал поковыряться?». Это означало, что я еще не сумасшедший. К счастью, я в лифте был один, и у меня без особого труда получилось стереть напугавшую меня надпись. Вернувшись домой, я тщательно проверил свои черновики. Мне в голову пришла новая идея, куда более прозаичная, чем черти или инопланетянине. «Кто-то залез в мои бумаги, и пытается теперь меня напугать». Это было похоже на правду, и я сходил на кухню за большим, похожим на саблю, ножом. На всякий случай. «Но кому это может быть нужно? Кому, вообще, это может быть нужно?». На эти вопросы я не мог найти ответа. Я зажег весь свет и стал ползать по комнате, пытаясь найти какие-нибудь следы визита незнакомца. Это оказалось весьма увлекательным занятием. Впрочем, я ничего не нашел.
Вот, собственно говоря, и вся завязка. Следующее событие случилось через день или два. Я получил письмо. Возвращаясь с работы, открыл почтовый ящик, достал бесплатные газеты и из них выпал конверт. Я поднял его. На конверте единственной надписью было «это тебе». Надпись, конечно, писалась с претензией на остроумие, но остроумие получилось на троечку с минусом. Я положил письмо в карман, поднялся к себе, закрыл все двери, разделся, хлебнул вина из дежурной бутылки и распечатал конверт. Полученное письмо переписываю целиком с оригинала: «Юноша, что бы убить литературу мало одного желания, даже мало ума и тонких рассуждений. Нужен острый нож и весьма непростое умение потрошить чужую плоть. Не пренебрегайте плодами цивилизации. Купите пистолет. Ваша веселая двуногая тень».
Прочитав послание, я снова стал ползать по комнате, ища улики (а почему бы и нет?). Улик я не нашел. Я допил вино, лег на кровать и уснул. Проснулся через пару часов, умылся, поел и стал думать. Это письмо означало, что действительно что-то происходит, что кто-то на самом деле следит за мной, копается в моих бумагах и имеет на меня какие-то планы. Мне почему-то захотелось к маме, и спрятаться под подушку. Я включил какое-то кино, потом выключил. Пришлось думать о том, что я делать. Не думалось. Я решил, что остается только ждать продолжения и быть готовым ко всему. То, что продолжение последует, судя по письму, было очень возможно. И продолжение последовало. Прежде всего, это был сон. Он приснился мне в ту же ночь. Мне приснился Уильям Шекспир. Шекспир пришел ко мне, повел по какому-то длинному коридору. Он был в красном плаще и парике похожем на мочалку. Он что-то патетично мне рассказывал. Я так и не вспомнил что именно, но основным смыслом было то, что я какая-то исключительная личность и что-то в этом роде. Сон был очень яркий. Утром я проснулся с улыбкой. После работы я вернулся домой и опять заглянул в свой почтовый ящик. Я опять обнаружил в нем конверт. На этот раз никаких надписей на нем не было. Поднявшись к себе, я распечатал конверт и прочитал следующее: «Расправь крылья, потому что время пошло. То, что ты должен – уже на пороге. Все тайны – в одном росчерке пера. Это перо перечеркнет тебя поперек всех страниц. Будь готов. Я иду. Уильям Шекспир».
Я бросил письмо на стол. Сердце стало дергаться в ушах. Я не мог успокоиться. Руки дрожали. Я оделся и побежал за вином. Купил коньяк. Письмо разрушило все правдоподобные версии. Осталась только мистика. Только Шекспир. Мой страх пропал. Я выпил грамм 100 коньяка и меня охватил восторг. Не знаю, откуда он взялся. Я прыгал, скакал по комнате, чуть не летал. Чему радовался, бог знает. Наверное, все-таки тому, что меня записали, наконец, в супергерои. Потом я никак не мог уснуть. Выпил еще 100 грамм, потом еще. Уснул. На утро проснулся злой на весь мир. Болела голова. На всякий случай похмелился и пошел на работу. Меня злила моя вчерашняя радость. Я почувствовал отвращение ко всей этой мистике. «Все потустороннее, – записал я на работе на обрывке бумаги, – это липкая скользкая медуза. Это сумасшествие, одиночество, 4 стены и никакого выхода. Не впуская его в себя». На работе я целый день ходил угрюмый. Все меня раздражало. Приехав домой, я назло всем решил не заглядывать в почтовый ящик. Мне не хотелось больше играть в эту игру. Я открыл дверь, вошел в комнату. Новый конверт лежал на столе. Я усмехнулся и пошел есть. Открыл конверт я только вечером. Было написано следующее: «Завтра в парке я буду ждать. На этот раз танцев не будет. У. Ш.» То, что У.Ш. означает Уильям Шекспир, я догадался только на следующее утро. Фраза же, что «танцев больше не будет» опять довела меня почти до истерического состояния. Я вспомнил. Это тот человек, что выпрашивал у меня пиво в парке. Конечно. Ведь с того дня все и началось. Я опять с большим трудом заснул. На следующий день я был совсем разбитый. Две ночи недосыпания. Жара. Изматывающая работа. Вопросов идти или не идти на назначенное свидание у меня не возникало. Я знал, что пойду, хотя особых эмоций по этому поводу я не испытывал.
Алеша сошел с автобуса и пошел в парк. Никакого адреса в записке указано не было, но Алешу это не беспокоило. Он просто шел по парку пока не увидел на одной из скамеек мужчину. Подойдя поближе, Алеша узнал в нем того человека, который танцевал перед ним. Алеша не спеша, подошел и сел рядом.
– Это вы? – прервал Алеша затянувшуюся паузу.
– Ага, – ответил человек.
– Я пришел, – добавил Алеша, спустя минуту.
– Я тоже.
– Вы, правда, Шекспир? – спросил Алеша, не зная, что сказать.
– Разумеется.
– Тот самый?
– Вы боитесь, что я – однофамилец? – улыбнулся Шекспир.
Алеша тоже улыбнулся и пожал плечами.