– Антонин Заусер. Эль Арбол Де Оло. «Золотое дерево». Похоже, оригинал. Их всего две штуки. Они то пропадают, то появляются. В Москве нашли?
Сера кивнул.
– И почем?
– Это подарок, – ответил Сера.
– А-а, – сказал дизайнер и, подошел к Сергею вплотную. Сергей прошептал ему на ухо, – М-м. Адекватные деньги. Со временем должно расти. Дерево все-таки. Давай, Игорек, на стол его поставим в кабинете. У нас там зеркало в золотой раме и дерево будет смотреться вполне симметричненько, – Густав вернул дерево юбиляру. – И давай все-таки не усложнять с сервизом. Ножа с вилкой вполне достаточно.
– Ты же наешь, что я отвечу, – с легкой улыбкой ответил Игорь Святославович.
– Знаю. «Я все решаю сам». Просто проинформировал.
Тут к ним подошел мужчина с пачкой листков с текстом. Лиза с удивлением признала в нем известного артиста Дмитрия Харатьяна.
– Игорь Святославович, третий тост же всегда за родителей, а у вас за Россию-матушку, – сказал артист, пытаясь сунуть листы со сценарием под нос юбиляру. Игорь Святославович вежливо пресек эту попытку.
– Димочка, – с обезоруживающей улыбкой сказал юбиляр, взяв артиста под руку, – все вопросы к Олегу Поповичу. Мне что родители, что Россия – одна любовь.
Харатьян всем видом показывая свое недовольство, ушел. Не успел он вернутся к сцене, как сверху по ступенькам к ним слетела девушка в спортивном костюме. У нее была огромная грудь, высветленные волосы и огромная жемчужина в носу. Она подбежала к Сергею и поцеловалась с ним. Сергей хотел увернуться, но не смог. Потом она протянула руку Лизе.
– Кармен, – сказала она протяжно.
– Лиза, – ответила девушка, взяв ее ладонь.
Девушка подскочила к юбиляру и обняла его.
– Как насчет совместной свадьбы? Сереженька и мы. Это может быть мило. Подводная свадьба на дне океана. Я так и вижу – рыбы плавают нарядные. YouTube умильнется.
– Я пойду, – пробурчал Густав под нос и вернулся к своей компании.
– И знаешь, милый, я решила сегодня быть в красном. Ты будешь в черном, я в красном. А ты оденешь красный галстук, а я черный жемчуг. Мы будем такие милые. Даже враги пожелают нам спокойной ночи.
– Хорошо, мой пупырыш, – сказал Игорь Святославович. Кармен захихикала.
– Я же за тобой спустилась, – сказала она, хватая его за обе руки, – ты должен посмотреть на меня. Только без хулиганства.
– Айда, – сказал юбиляр, – я не прощаюсь, – сказал он, повернувшись к Лизе.
– Одну секунду, – сказала Кармен и, подбежав к Сережиной спутнице, прошептала ей на ухо. – Сиськи себе сразу сделай. Любовь пройдет, а сиськи останутся.
– Это твоя мачеха? – спросила Лиза Серу, когда парочка зашла в дом.
– Это папина девушка, – ответил Сера. – Пока время есть, пошли ко мне. Я покажу тебе свою студию?
– Покажи.
Сера повел Лизу вдоль дома по дорожке, уложенной разноцветной плиткой. Минут через пять они подошли к другому входу в дом, гораздо более скромному, сделанного в виде теремка. Сера открыл дверь и пропустил девушку вперед. Они прошли через непримечательную комнату с коридором и попали в студию. Это был большой зал с высоким потолком. В студии был беспорядок. Валялось несколько гитар. Микрофоны вместе со стойками лежали на полу. Большое электропианино было заставлено чашками и пепельницами. На диване валялось скомканное одеяло и красная куртка. В углу возвышалась огромная барабанная установка. В другом углу не менее внушительно выглядел пульт. Стены были плотно завешены постерами. Джим Моррисон, Джимми Хендрикс, Джэфферсон Аэроплан, травянной пацифик и т.д. На плакате с Джимом Моррисоном было от руки написано: «Я-то жив, а вы?»
– Извини за беспорядок. Я не пускаю сюда убираться, а сам не люблю, – сказал Сера, наблюдая за произведенным впечатлением.
– Надеюсь, ты не убираться меня привел?
– Смешно. Просто это моя нора. Я тут даже ночую, когда в Москве делать нечего.
– Ты – хипан что ли? – спросила Лиза, рассматривая постеры.
– Ты в теме? Крячно. Я не хипан. Просто хиппи – это очень геологическое явление. Я его изучаю. Ну и музыка тогда била фонтаном.
– Надеюсь после этих слов ты не вытащишь из кустов какой-нибудь огромный белый косяк?
Сера засмеялся.
– Знаешь, что погубило хиппи? – спросил он, – Всего 2 вещи.
– Какие же? – спросила Лиза.
– Ганджубас и фри лав.
– Смешно, – сказала Лиза, – и еще есть третья вещь. Дженис Джоплин.
– Откуда ты ее знаешь? – сказал, смеясь, Сера. – Это ж такое старье.
– Я знала одного блуждающего хиппаря . Он шел из Санкт-Петербурга в Тыкманду и подзастрял у нас, в Орле. Порастаманил месяц и дальше пошел. У него был кассетник «Романика» и ассорти растаманских анекдотов. Сыграй, что-нибудь виртуозное, – попросила Лиза, постучав по клавишам пианино. Сера сел, кривляясь выпрямил спину, размял пальцы, взмахнул руками и заиграл «Турецкий марш» Моцарта. Играл он, действительно профессионально.
– Дальше не помню. Ноты надо, – сказал он, довольно-таки быстро оборвав исполнение.
– Красиво, – сказала Лиза, – сыграй тогда что-нибудь свое.
– Так я и играл свое, – серьезно ответил Сера, вставая из-за пианино. – Давай потом, когда будет нечем заняться, я сделаю концерт для тебя. Буду играть пока тебе плохо не станет. Обычно плохо становится между 6 и 11 минутой.
– Понятно. Всем меломаночкам тут играешь.
– Причем здесь меломаночки? Я в «музыкалке» был «хэдлайнером» концертиков и даже исполнял Грига с оркестром на выпускном. Правда, налажал изрядно, но кроме сторожа этого никто не заметил.
– Почему в музыканты не пошел?
– Да ну, – махнул рукой Сера. – Что бы выступать профессионально, надо работать. К тому же это музейная музыка. Посвящать ей свою жизнь, это все равно, что торговать собой в секонд-хэнде. Видела лица профессиональных музыкантов? Поверь, они не кривляются. Давай я лучше тебе на барабанах сыграю.
– Ты умеешь?
– Нет.
– Тогда давай.
– Но с условием, что ты будешь танцевать под мой забойный ритм.
– Ок, – кивнула девушка.