Кицунэ

В дороге девушка с открытки вела себя так, что я раз сто хотел застрелиться, придушить её, заклеить рот скотчем, выпить яду, выкинуть её из машины, сдать в психушку, сдаться туда же самому, но только чтоб заперли в разных палатах, дёрнуть руль так, чтоб мы вместе с машиной перелетели через ограждение и навеки утонули в Волге! Если персидская княжна была хоть на треть так же болтлива, то любой суд присяжных полностью оправдал бы поступок Степана Разина.

Однако, к моему немалому изумлению, водитель не сказал ей ни слова. Он лишь разинул рот и во все глаза пялился в зеркало заднего вида, где отражалось шикарное декольте моей спутницы, чья грудь периодически пыталась выпрыгнуть из коричневого лифчика с кружевами. Как мы вообще доехали, ни во что не врезавшись, ума не приложу…

Когда расплачивались за поездку, таксист передал мне визитку:

– Понадобится такси, для неё – в любое время дня и ночи! Даром! Только звони, брат, умоляю!

Мы уже подходили к дому, когда сзади раздалось тоскливое:

– Хотите, я у вашего подъезда дежурить буду?

Я набросил свой плащ на плечи Мияко, и она утонула в нём по щиколотку. Уже в подъезде, доставая ключи, мне вспомнилось, что в общем-то холодильник был почти пустой. Я не ждал гостей, чаще всего меня навещает мама, изредка вместе с отцом, но девушка в моей квартире последний раз была, наверное, года три, если не четыре назад. Поэтому и…

– Да-а… – Скептически оглядевшись, гостья с открытки поморщила носик. – Как ты только живёшь в таком свинарнике? Я, конечно, понимаю, что творческие люди всегда чуточку не от мира сего, но чтоб до такой степени… Ты уверен, что в прошлой жизни не выкапывал пятачком жёлуди у подножия священной горы Фудзи?

– Вообще-то это мой дом.

– О-о, прости меня, великодушный Альёша-сан, – она сложила ладони перед грудью и несколько раз низко поклонилась мне в пояс, так что длинные золотистые волосы едва не касались пола. – У лисицы есть нора, у вороны гнездо, у человека дом, а у тебя… Уф! Да кто я такая, чтоб судить о жилище моего экстравагантного господина? Нехорошая девчонка, плохо себя веду! Где у тебя домашние бесы?

Кажется, я затупил. Мне было трудно угнаться за её фантазиями, я ещё только-только думал о том, как бы разгрести стол и предложить блондинке с ушками хотя бы кофе, потому что вопросы копились, и если ночью она узнала обо мне всё, то, возможно, сейчас была моя очередь? Давить на неё и требовать правды я, наверное, не смог бы, но дружески поболтать за чашкой кофе это ведь куда более приятней.

– Эй ты, мастер, рисующий книги, я говорю, где спят твои домашние бесы? – Мияко-сан, нетерпеливо постукивая хвостом по полу, вперила в меня нетерпеливый взгляд.

– Когда я переехал сюда, мама советовала освятить квартиру, – зачем-то вспомнил я, – но здесь никого нет, ни духов, ни привидений.

– Уверяю тебя, они есть! – авторитетно заявила лиса. – Твоя мать воистину мудрая женщина, и ты был бы куда счастливее, если б следовал её советам. Но сейчас нам нужны именно бесы.

Она громко хлопнула в ладоши и, задрав голову, что-то призывно протяфкала. В углу под столом зашевелилась пыль, раздалось шуршание под диваном, что-то брякнуло в туалете, а потом перед нами стояли четыре натуральнейших бесёнка, из тех, которых так любили изображать советские художники, рисуя карикатуры на попов и верующих. Чёрные, вертлявые, на тонких ножках, с рогами, копытцами и хвостиками, изогнутыми в вопросительный знак. Я протёр глаза…

– Чё нать?

– Во-первых, можете называть меня госпожа…

– Ты кто такая, тёть? Вааще не из местных. Ты чё тут на всех хрипишь?

– Во-вторых, дом вашего хозяина не содержится в надлежащем порядке. Это ваша вина.

– Гля, сама лисичка, а борзеет, как собака! Ща мы этой якудзе хвост задерём, а потом…

Я взял с полки тяжёлый том анатомии Годфрида Бамесса и молча опустил на голову самого говорливого. Под книгой что-то хлюпнуло. Бесы ошарашенно вытаращились в мою сторону.

– Право, не стоило, – протянула Мияко, но в разноцветных глазах её впервые сквозило подобие уважения, – мой господин дал мне кров над головой, защиту от дождя и ветра, а уж сделать его пригодным для жилья способна любая, даже самая слабая женщина.

Потом она вдруг упала на четвереньки, вздыбила хвост, прижала ушки и, оскалив клыки, взревела нежнейшим голоском так, что троица бесов едва не скопытилась:

– Грязные недоноски, а ну живо за работу! Пока я не вспорола ваши волосатые животы, набив их осенними листьями, не переломала вам все кости до единой, а некоторые дважды, не содрала с вас кожу, словно рисовую шелуху, и своими же руками не оторвала ваши тупые головы, поменяв их местами с тыквами на крестьянских полях! Вопросы?!

Перепуганные бесы носились по квартире с такой скоростью, что у меня от ряби закружилась голова. Буквально через пять минут всё сияло, блестело, было аккуратно расставлено или лежало на своём месте, так чисто здесь не было никогда! Я вспомнил пристрастие японцев к уборке.

Получается всё не так сложно, главное – правильная мотивация. Так ведь? Кроме того, оказывается, что у меня дома давно живут три (один уже не жилец!) шикарных рогатых Золушки, просто им давно не напоминали об их прямых обязанностях…

– Круто, – наконец сумел выдохнуть я, – спасибо, не ожидал. Могу угостить тебя кофе?

– Кофе – это фу-у! Я пью зелёный чай, молоко или кровь, – широко улыбнулась Мияко, кокетливо поправила волосы и присела на краешек табурета, выпрямив спинку и сложив руки на коленях, как первоклассница. – Ты доволен мной, Альёша-сан?

– Алексей, – попытался поправить я.

– Нет, мне так не нравится. Я знаю, что можно говорить Альёша, это более распевно и ближе к японскому. И да, тебе можно.

Я неуверенно поднял бровь.

– Ты хотел потрогать мои уши, потому что не доверяешь мне. Можно! Только не щиплись и не щекотайся!

Она наклонила голову. Я не стал долго раздумывать, в конце концов, эта веселая игра с глюками, гипнозом и современными технологиями пластического грима хотя и была страшно захватывающей, но в любой момент должна была закончиться смехом всей киногруппы – вас снимает скрытая камера!

Ушки лисы были пушистые, тёплые, упругие. Живые. Они крепко стояли у неё на макушке, не будучи ни приклеенными, ни прицепленными к волосам каким-нибудь хитроумным механизмом.

– Э-э… – Кажется, мне немножечко поплохело.

– Не, не, не, так мы не договаривались! Я не буду поднимать подол и снимать трусики только для того, чтобы очередной извращенец убедился, что и хвост настоящий!

– Вот… даже в мыслях… не было!

– Я знаю, – звонко рассмеялась моя необычная гостья, хлопая в ладошки. – Знаю, я просто пошутила! Ты бы видел сейчас свою красную физиономию, гайдзин… Хи-хи-хи!

В общем, глядя на счастливое круглое личико Мияки-сан, мои губы также невольно растянулись в улыбке. Сердиться на это беззаботное создание всерьёз было совершенно невозможно.

Когда мы оба отсмеялись, я попытался быть чуточку серьёзнее и ответственней. Клянусь ушами магистра Йоды, тогда я всё ещё воспринимал её девчонкой…

– Расскажи о себе, теперь твоя очередь.

– Твой мозг не выдержит всего и сразу, – она капризно выпятила губки, – я буду рассказывать честно, каждый день, понемножку. Хочешь, приготовлю тебе твой кофе? Я умею. Ты будешь пить и слушать. Но у меня условие! Потом покажешь мне свои рисунки?

С кофе госпожа Мияко-сан справилась быстро, и да, обращаться с медной туркой она действительно умела. Вот только выпить его мне так и не пришлось, потому что, когда я сделал пару первых глотков, начался её рассказ. Чем дальше шло повествование, тем меньше мне было дела до этого самого кофе, будь оно четыреста раз проклято Дарт Вейдером…

Я повторяю её рассказ так, как запомнил его сам. Полгода назад знакомый психолог моего отца, старенький доктор наук, посоветовал мне вести ежедневные записи, хотя бы пять-шесть строк о самых важных событиях, которые произошли со мной или чему лично я был свидетелем. Именно ручкой на бумаге, никак не в блогах или «живых журналах», кстати, давно почивших в бозе.

Де-факто это должно было помочь мне адаптировать сознание от личностного восприятия мира к отвлечённому. Мягкая созерцательность вместо перекладывания своих и чьих-то проблем на мои или же чужие плечи. Из уважения к сединам учёного я принял совет к действию, именно поэтому сейчас у меня есть возможность перечитать и вспомнить всё, что было, хотя очень многое мне, наверное, хотелось бы забыть. Итак?

Мияки была кицунэ, то есть лиса. Настоящая японская лиса-оборотень, способная принимать облик человека, чему она учится несколько десятков лет. Некоторые исследователи местного фольклора считают, что соседний Китай изменил истинную природу японских лис, даровав им качества злобных демонов. Кицунэ приписывают способность вселяться в чужие тела и предметы, создавать иллюзии, питаться как духовной силой человека, так и его физической плотью.

Чем взрослее лиса, тем больше у неё может быть хвостов, самыми сильными и мудрыми являются те, кто может гордиться девятью хвостами. Чаще всего японские лисы, как наши русские, считаются обманщиками и хитрецами. Мияко-сан относилась к чистопородным кицунэ, умевшим обуздывать в себе демонические порывы. И да, хотя она была очень сильной, однако сила не всегда равноценный синоним свободы. Так что и моя гостья с открытки вынужденно подчинялась определённым законам. Большего в тот день мне сказано не было…

– Но, если хочешь, ты ведь всегда можешь посмотреть информацию о нас в интернете, – беззаботно качая ножкой, предложила кицунэ, – я же знаю, что ты не веришь мне, не веришь собственным глазам, никому и ничему не веришь. Не спорь. Так или иначе, ты принял подарок старого пьяницы и…

– Он был трезвый, – на автомате опроверг я.

– Его фамилия Сакаи, переводится на ваш язык как алкоголь плюс колодец. Наши так и называли его «колодец для саке». А потом он как-то поймал меня на открытку, тикусёмо![4 - Сукин сын! (яп.)]