Египетская сила

Кеб пустил пары, колёса скрипнули, нас откинуло на мягкие кожаные сиденья, и мы всю дорогу наслаждались (ради меня прошу взять это слово в кавычки) невероятно длинной, печальной и даже в чём-то заунывной русской песней. Если когда-нибудь я это полюблю, прикажите повесить меня за измену интересам британской короны. Ну пожалуйста-а…

– Приведи себя в порядок, через десять минут Шарль подаст завтрак, – через плечо бросил Лис, когда мы наконец-то добрались до места, шагнув под сень нашего уютного дома. – Завтракай без меня, мне нужно будет заняться некоторыми приготовлениями.

Дворецкий встречал нас выбритый и немногословный, как всегда. Сколь бы рано или сколь бы поздно ни явился месье Ренар, тощий лысый старикан всегда встречал его в безупречно выглаженном костюме, белоснежной сорочке и туфлях, надраенных, словно столовое серебро, всегда невозмутимый, без единого упрёка или даже случайного косого взгляда.

Как он умудрялся всегда быть на высоте, не знал никто. Эта великая тайна наверняка будет унесена им в могилу. Впрочем, судя по всему, наступит это очень не скоро, то есть лично я вряд ли доживу, чтобы удостовериться лично.

Наверху, в моей комнате, на кровати, уже ожидала чистая смена одежды, благодаря Лису теперь меня одевали, словно мальчика из очень обеспеченной семьи. На то, чтобы умыться, почистить зубы, переодеться, ушло, наверное, минут пять-шесть.

Лёгкий французский завтрак – круассаны с маслом, два варёных яйца-пашот, вишнёвый джем и чашка чая. Обычно здесь подавали кофе, но в этом плане для меня делалось исключение. Учителя в доме не было, а спрашивать, куда он пошёл, просто не имело смысла. Если старина Шарль и знает, то всё равно не скажет. А он не знает, я уверен.

Через десять минут после завтрака мне пришлось отмахиваться шваброй от лысого агрессивного старикана, размахивающего над головой тонкой стальной цепью. Пару раз мне удавалось ускользнуть, раза три или четыре я ухитрялся подставить швабру под удар, раз двадцать он сбивал меня с ног мгновенными захлёстами, и несчётное количество раз кончик цепи обжигал мне спину. Даже не скажу, больно ли это было…

Больно-о! Дико больно и ещё жутко обидно! Потому что мне ни разу не удалось дать ему сдачи, хотя, клянусь ньютоновым яблоком, это уже давным-давно стало навязчивой идеей.

Как он меня бесил, невозможно высказать на английском, язык великого Шекспира не обладает таким количеством достойных ругательств или проклятий, каковые кипели в котле моей души. Наверное, можно было бы подобрать что-то в немецком, который мне, признаюсь, пришлось изучать, но там в основном богохульства, а тут требовалось всё-таки нечто иное.

Как вы догадались, рыжий жеребец с Дона мог бы подсказать некую подходящую обличающую конструкцию. Я лично слышал один раз собственными ушами, как он обложил арабского кебмена, подрезавшего его на повороте. Смысл был от меня слишком далёк, но эмоциональный фон настолько явен, что в литературном переводе уже не нуждался.

Надо непременно переписать эти крайне полезные выражения, думал я, лёжа на лестнице носом вниз, связанный по рукам и ногам проклятой цепью.

– Месье Ренар стоит у дверей, – неожиданно сообщил мой наставник по боевым искусствам. – Прошу извинить меня за то, что вынужден прервать наш урок. Встреча хозяина дома входит в мои первоочередные обязанности.

– Само собой, – кое-как просипел я. – Не извиняйтесь, Шарль, я не в обиде.

– Обещаю продолжить, как только освобожусь.

– Вы невероятно великодушны!

Он коротко кивнул, словно пытаясь клюнуть носом муху, и поспешил вниз. Лёгкий скрип отворяемой двери секунда в секунду совпал с первым ударом электрического молотка.

– Опаздываете, старина…

– Нет, нет, сэр! – во всю мочь прокричал я. – Дворецкий ни в чём не виноват, это я ненароком задержал его во время наших тренировок. Могу ли я рассчитывать на ваше снисхождение, сэр?

Минутой позже на меня взглянул несколько ошарашенный Лис. Внимательно оглядев моё бедственное положение, он тем не менее не попытался распутать цепь, а лишь довольно учтиво спросил:

– Тебе удобно, мой мальчик?

Я закивал, стуча лбом о ступеньку.

– Хорошо, тогда будь добр присоединиться ко мне за чаем. Шарль, для меня есть корреспонденция?

– Нет, месье, только утренние газеты. Что прикажете подать вам к столу?

– Моего юного секретаря.

Через некоторое время я сидел на стуле с прямой спиной (невозможно ныло меж лопаток и с боков) с новым блокнотом на коленях и заряженным электропером.

Мой учитель на этот раз решил отдать дань британским традициям, то есть цейлонскому чаю со сливками. Похрустывая тонким печеньем, месье Ренар качал левой ногой и вслух зачитывал мне некоторые новости из подборки утренних сообщений.

– Дерзкое ограбление в Британском музее.

– Ньютон-шестикрылый, когда?! – удивился я, вытянув шею.

– Думаю, давно, – обернулся ко мне Лис и продолжил читать самым драматичным голосом: – «Благородный лорд Теккерей, посетивший утром выставку египетского искусства, любезно предоставленную им же Британскому национальному музею, вдруг заметил, что у одного золотого скарабея изумруд, изображавший глаз, был заменён на рубин. Изумлённый столь неожиданной метаморфозой, коллекционер поначалу счёл это причудливой игрой света и тени. По его просьбе смотритель на время закрыл выставку, опечатав вход, к недоумению, а кое-где и к прямому возмущению купивших билеты посетителей. И что же сегодня сумели выяснить опытные журналисты нашей газеты?

Вы не поверите, в девяноста восьми случаях из ста золотые украшения были подменены вульгарной полированной латунью!!! Крайне опечаленный лорд Теккерей удалился в чрезвычайном огорчении, его светлость впоследствии впал в праведный гнев и объявил о намерении подать в суд на Скотленд-Ярд, требуя от главы полиции инспектора Хаггерта полного возмещения всех финансовых издержек плюс компенсации морального ущерба. Это справедливо!

Сам инспектор от комментариев прессе категорически отказался, ссылаясь на участие в данном вопросе некоего месье Ренара, который якобы является единственным и полноценным консультантом полиции по этому запутанному делу. Редакции удалось выяснить, что этот самый Ренар по факту является не британцем, не шотландцем и даже не ирландцем, а французским подданным. Его настоящее имя месье Ренье, он проживает в Лондоне по адресу…» и так далее. Ничего более существенного они, разумеется, не смогли нарыть.

– Сэр?

– Да, мой мальчик.

– Памятуя того же Шеспира, мы в заднице?

– О, уверяю тебя, это ещё самое мягкое выражение…

Лично я закусил нижнюю губу, дабы не задавать лишних вопросов и не влезть в ещё большие серьёзные неприятности. То есть, спаси меня от бед Ньютон-шестикрылый, по факту мы и так были в них по уши! Или глубже, нет? Нет, глубже некуда.

Но, с другой стороны, есть же некоторая разница между нашими проблемами и проблемами моими? Наши ложатся на плечи моего рыжего работодателя, а личные, разумеется, обязан расхлёбывать я сам. А у меня на это ни времени, ни сил, ни желания.

– Я всё записал, сэр!

– Отлично, Майкл, – даже не глядя на меня, в сторону бросил Лис. – Тебя устраивает прежнее имя или, может, поменять его на Александр, Георг или Ричард?

– Меня всё очень даже устраивает!

– Как прошли твои занятия? Надеюсь, старина Шарль не халтурит?

– О нет! Поверьте, сэр, он не даёт мне ни минуты поблажки, – возможно, слишком поспешно заявил я, но месье Ренар благодушно кивнул:

– Отлично, тогда ты можешь провести время в лаборатории. Примерно в семь пополудни мне понадобится твоя помощь.

Спрашивать, где между двенадцатью дня и девятнадцатью вечера помещается мой законный обед, явно не стоило. Ренар, как и всякий истый француз, был до глубины души уверен, что мы едим для того, чтобы жить, а не живём для того, чтобы есть! Представляете?

Думаю, добрая половина Великобритании предала бы его за такие мысли торжественному сожжению на костре, назвав это национальным праздником, но конец девятнадцатого века диктовал иные взаимоотношения между людьми и более толерантные законы миропорядка.

Поэтому я без споров, скандалов и прочего послушно удалился в мастерскую, на полпути втихую получив от дворецкого бумажный пакет с двумя бутербродами. По-британски это должны были быть сэндвичи. Но старина Шарль в определённых случаях почему-то отдавал должное немецкой кухне, старательно готовя именно бутерброды.

Моя работа в лаборатории сегодня совершенно не клеилась. Та полицейская дубинка, над усовершенствованием которой я упорно трудился в свободное время, была практически закончена.

Резиновая основа, небольшой по мощности аккумулятор в рукоятке, тугая пружина, дающая гарантированный выстрел на два-три шага, длинная, острая игла на тонкой стальной проволоке и электрический разряд, способный вырубить на несколько минут полноценного взрослого мужчину. Поверьте, я почти добился, чего хотел, но…

Увы, месье Ренар, внимательно следивший за моими успехами, весьма сдержанно похвалил мою работу и признал, к своему огромному сожалению, что в ближайшее время полиция вряд ли перейдёт на этот вид оружия. По его словам, руководство Скотленд-Ярда всегда будет больше заботиться о соблюдении неких своих старых добрых традиций, чем о безопасности низших чинов.

Наши бедные бобби по-прежнему будут выходить на лондонские улицы, защищённые простым чёрным мундиром, вооруженные короткой деревянной дубинкой и, самое главное (!), гарантией королевы, что полиции должны подчиняться невзирая ни на что! Ибо это полиция самой Великобритании! И служит она от лица её величества, поняли, преступники, а?!