Принцесса, сыщик и черный кот

– Про переезд? – старик сощурился и покрутил белый ус. В глазах его плясали хитрые, горячие искорки. Роман пригляделся – это зрачки отражали свет от фонаря над головой.

– Нет. С переездом все ясно. Я бы сдал экзамен на вашу лицензию, точно! А вот с монастырем кошек? Ведь вы были там?

– Не хотелось бы на ночь глядя вспоминать, мистер Роман.

Он отчаянно махнул рукой.

– Не ходите туда! Я действительно там был, много, очень много лет назад, еще совсем молодым и глупым. И я видел… Отец и старшие братья говорили мне – не ходи, не ходи, а я пошел…

– Что вы видели, сэр?

– Я видел Диаса, – выпалил старик.

– Какого еще Диаса?

– Это я не верно сказал. Не то, что самого Диаса, а его крест, ставший котом… похожим на него самого, на разбойника Диаса… Черного, одноглазого, с клыком в алой пасти. Чудовище, да и только! Кровь стынет в жилах, клянусь Зевсом! Огромный котище, как… как… баран! Он говорил…

– Что вы несете! Кот размером с барана, да еще говорящий! Чушь какая-то! Нонсенс!

– Ну, вот видите, сэр, вы мне не верите. Мне никто не хочет поверить! Поэтому я умолкаю.

– Как туда проехать, старик?

– Не скажу… не помню. Я еле унес тогда ноги. И вам не советую туда ходить, мистер Роман!

– Послушайте, я должен знать, я хочу это видеть своими глазами…

Но старик поднялся и быстро, пошел к сараю, из трубы которого теперь летели в ночь искры. Костас щелкнул выключателем, и внутри, за небольшим пыльным окошком, вспыхнул желтоватый свет. Старик обернулся к Роману и крикнул:

– Уезжайте отдыхать, мистер Роман. Пора закрываться.

– А как же счет, Костас?

– Какой еще счет, никакого счета! Все было за счет заведения, сэр!

Он вошел в сарай и захлопнул за собой дверь. Роман поднялся, потянулся и взглянул в сторону моря – очень далеко, на невидимой в темноте мачте, раскачивался желтый фонарь.

«На том корабле, на котором сюда возвращалась святая Елена, наверное, горел такой же фонарь, и далекий предок Костаса, быть может, тоже смотрел на него в ночи. А в трюме в это время видела вещие сны императрица…» – подумал Роман, идя к машине, которая стояла на обочине дороги, прямо на повороте к таверне.

Глава 3

Козмас

Роман выехал на шоссе и, как всегда, перепутал полосы движения: две недели пребывания на острове, усвоившем более чем за 130 лет подданства британской короне левосторонний вектор, оказались явно недостаточными даже для опытного русского автомобилиста. Неожиданно из-за поворота прямо на него вылетели две яркие, слепящие фары. Первой мыслью Романа было: «Идиот! По встречной едешь!» Второй: «Идиот-то я! Потому что это я несусь по встречной!» Он успел съехать влево, сопровождаемый возмущенным ревом клаксона встречного такси. Притормозив, вытер лоб ладонью.

«Да уж! – размышлял он. – Старик-то прав, черт возьми! Не на ночь глядя черных котов поминать!»

Не доезжая до поворота на Лимассол, он вдруг вспомнил о полицейском офицере Козмасе, который отправился пару часов назад к ирландскому военному полицейскому посту в Пиле, и развернул машину к столице, к Никосии, откуда тянулась вдоль границы узкая тропа к Пиле. Его «Ниссан» проглатывал освещенную фарами ленту дороги, словно голодный зверь. Иногда на перекрестках скоростного шоссе праздничными гирляндами подмигивали разноцветные отражатели, влитые в асфальт. Шоссе уходило вправо от основной трассы, на проселочный путь, крадущийся вдоль «зеленой» границы острова. Роман притормозил и съехал на него, стараясь унять раскачивающуюся из стороны в сторону машину.

«Граница – не граница! – размышлял Роман, поглядывая на дорогу и неспешно объезжая рытвины и глубокие сухие ямы. – Почему „зеленая“? Никем не признается: ни турецкой, ни греческой стороной. Так, разрезала остров почти напополам, отсекла посередине, с обеих сторон, узкую ленту земли, по которой катаются на своих белых джипах только „голубые каски“, и все тут! Ни тебе демаркации, ни пограничных столбов! Только колючая проволока, ограничивающая ничейную полосу! Нужны воздух, пыль и „голубые каски“, чтобы враги не дотянулись до глотки друг друга?»

Роман вспомнил, как в одной горной деревеньке на «греческой» стороне он обратил внимание на старые нежилые дома, на дверях и притолоках которых кто-то старательно выводил черной краской дату за датой, раз в год.

– Что это? – спросил Роман.

– Турки, – коротко ответил Козмас. Потом выяснилось, что это его деревня, он тут родился и вырос.

– Как так турки? Что они здесь делают?

– Ничего! Они здесь не бывают.

– А даты?

– Вот послушай, друг… Мой старший брат играл в футбольной команде здесь, в этих местах. Знаешь, бывают такие школьные команды: мальчишки мяч гоняют… Деревня на деревню. Мы тогда здесь жили. Так вот, с ним вместе мусульмане, то есть турки играли, и греки, и даже один русский был, из эмигрантов. В одной команде играли, понимаешь! Мы тогда все тут жили. Учились в одной школе, играли в одной команде, а по вечерам крутили головы девчонкам. Понимаешь? А однажды ночью сюда пришли какие-то люди. Собрали всех на площади и велели туркам грузиться в машины, в огромные такие, с тентами.

– Зачем?

– Тогда никто не знал, зачем. Турок собрали и увезли. Я был еще совсем ребенком, в пятый класс ходил. Мы все стояли вот на этой дороге, – полицейский огляделся, будто вспоминая место. – Я стоял вон там, около столба. Мы махали им руками, а мой отец, он тогда уже был болен, кричал, что будет приглядывать за их домами, за цветами. Думал, они вернутся через пару недель.

– Не вернулись?

– Нет, как видишь. До сих пор не вернулись. Но чтобы за ними сохранилось имущество, дом, двор, сад, раз в год нужно отмечаться здесь. Вроде как у всего этого есть хозяин. Иначе никто не сможет вернуться. Некуда будет. Продадут все с молотка. Таков закон.

– И что же?

– Люди ночью, скрываясь друг от друга, выходят из своих домов и пишут на дверях уехавших даты с разницей в год. Сначала, первые четыре года, пока был жив, это делал только мой отец. Ему не мешали, но и не помогали. Он приходил под утро усталый и хмурый. Потом он слег, пошли мой брат и я. Еще сестра, ее муж. Потом другие…

Роман приблизился к надписям и вгляделся в них.

– Вот эта.… Это отец, а это уже брат. Понимаешь? – услышал он за спиной.

– Абсурд! Полный абсурд.

– Для тебя – да. Ты русский, чужой. Для нас – нет. Мы здесь все вместе были. Их кое-кто еще ждет назад. Первая девочка, которую я заметил в жизни, была турчанка. Не помню уже, как ее звали. Жива ли?

Глава 4

Рой

Роман ехал в ночи, боясь потерять дорогу. Кое-где вдоль колючей проволоки могли остаться старые мины. Фары выхватили из темноты серую стену стадиона, давно не знавшего ни азарта игры, ни горечи поражений, ни счастья побед. Стадион умер в ту ночь, когда в греческие селения приехали тентованные грузовики, такие же, как и те, что ждали своих заспанных пассажиров на той, другой теперь половине. Они встретились, эти грузовики, на узкой дороге и поехали в разные стороны, увозя в прошлое все, что казалось нерушимым. Стадион попал в закрытую зону. За ним начиналось Пиле, пограничное селение со специальным проходом для «голубых касок» и постоянным постом ирландской военной полиции.

Роман въехал городок и остановился на центральной площади. Сверху над ней нависала сторожевая будка с солдатом и голубым ооновским флагом, с другой стороны над площадью, словно скворечник на вековом дубе, примостился полицейский командный пункт. К узкой двери тянулась винтовая лестница. В глубине площади светились окна таверны. Было тихо, только где-то на турецкой территории, за Пиле, лаяла собака.

«Исламские собаки брешут так же, как и христианские! – подумал Роман и усмехнулся невольной двусмысленности этой фразы. – И исламские коты орут так же как христианские! Может быть, потому, что у них души не бессмертные, и ничто не в состоянии заставить их придерживаться конфессиональных регламентов? Что же тогда те египетские исчадия, которых Елена привезла на Кипр? Живут себе в христианском монастыре, под сенью Николая Чудотворца! Они что же, христианские коты? Метят своими христианскими железами святую территорию и ни-ни туда исламским сородичам. Порвут!

Люди сами как коты, разве что с бессмертными душами! Тоже метят территории, а в случае чего, порвут любого чужака на куски! В крайнем случае, подгонят серые машины с тентами, погрузят в них перепуганных насмерть жителей и выкинут вон с помеченных земель! Для котов место есть, а для людей – нет! Бессмертные души!»

Роман вышел из машины, погасив фары. Глаза привыкли к темноте, стали различать серые тени, и под командным пунктом, около винтовой лестницы, ведущей наверх, в комнату дежурного офицера, он разглядел машину Козмаса.