Рыба для президента

Примите срочные меры к встрече майора Власина Александра Васильевича, прибывающего с заданием особой важности. Обеспечьте секретность операции „Пальма-Один“. Предоставьте майору Власину автомобильный и авиационный транспорт. Следуйте его инструкциям.

    Полковник КГБ СССР П. Б. Смолянский».

Шифровальщик распахнул железную дверь в свою строго засекреченную каморку, уставленную загадочной громоздкой аппаратурой, вышел, привычно вслушался в смачный щелчок замка, подергал для верности дверь и быстро зашагал в кабинет Белова. Двое сотрудников, встретившиеся по пути, с тревогой посмотрели ему вслед. Давненько они не видели такой державной значительности на лице всегда сурового шифровальщика.

«Может быть, война!» – подумали оба, но испугавшись этой мысли, быстро переглянулись и исчезли, каждый за дверью своей рабочей комнаты.

Шифровальщик тем временем достиг приемной кабинета шефа, остановился и красноречиво взглянул на молоденькую секретаршу, которую Белов выдавал за свою внучатую племянницу. Рыжеволосая красотка подняла на шифровальщика томные серые глаза и кивнула. Он, набычившись, глубоко вздохнул и решительно распахнул двустворчатую, обшитую звуконепроницаемым материалом дверь в кабинет Белова.

Спустя минуту шифровальщик так же стремительно вышел, а в дверях кабинета уже стоял высокий грузный мужчина с совершенно седыми волосами, красным, гладко выбритым лицом, одетый в черный костюм, белую рубашку с темно-серым галстуком. Он строго посмотрел на «внучатую племянницу» и сурово сказал:

– Надежда, оставь все дела. Ко мне оперуполномоченных Тюлина и Колодко, подполковника Рожкова и капитана Рубальского. Быстро!

«Война!» – тоже успела подумать Надя и испуганно ойкнула.

– Что, Кимушка, война? – только и успела спросить она с замиранием сердца, прикрывая крупный губастый рот ладошкой.

– Дура! – заорал Белов. – Вот дура! Придет же такое в голову! – Он захлопнул за собой дверь, и, даже несмотря на звуконепроницаемость обшивки, Надя все же услышала его удаляющиеся в глубину комнаты слова: – Ну не дура ли! Ну не дура ли?

Через пять минут все были предупреждены и почти сразу собрались в кабинете полковника. Ким Белов сидел за своим столом, доставшимся его управлению вместе со всем зданием от «Крестьянского Банка», сотрудники которого были вполне своевременно расстреляны здесь же, во дворе, на второй год Советской власти. Первым к стенке был поставлен управляющий, которому принадлежал когда-то и стол, и кабинет, и старый насыпной немецкий сейф, навечно вмонтированный в стену. От банкира достались, кроме всего прочего, и кожаная мебель, две тумбочки, три стула и инкрустированный ангелочками и Пресвятой Богородицей палисандровый журнальный столик. В письменном столе, в дальнем ящике, до самого прихода сюда Белова в начале пятидесятых годов, пылились личные письма управляющего, в которых он обещал какой-то неведомой Нелли, что вот-вот бросит все дела, устроит детей «на дальней даче» на все лето и приедет к ней, в Москву, а оттуда они укатят в Париж.

Письма вернулись назад по причине выбытия адресата. Здесь же лежало письмо от некого отца Симеона, где управляющему сухо сообщалось, что Нелли уехала в Париж с тайным советником Колбовским, не дождавшись управляющего из далекого и холодного Томска. Судя по штампу на конверте, управляющему убивался по поводу измены коварной Нелли не более двух с половиной лет, что по российским понятиям срок небольшой.

После обеда по обыкновению начальник УКГБ поехал на конспиративную квартиру «встречаться с агентом». И по обыкновению же этим «агентом» была его «внучатая племянница», она же секретарь, Наденька Горностаева. В документах с угрожающе важными грифами эта квартира обозначалась аббревиатурой «КК номер 8».

На этот раз полковник был суров и молчалив. Тем не менее «секретная встреча» прошла по давно заведенному сценарию – в широкой теплой постели. Если бы враги сумели проникнуть в святая святых секретной службы, в глубоко законспирированную трехкомнатную квартиру, и записать все, что там происходит во время посещения ее полковником Кимом Беловым и Наденькой Горностаевой, то единственным потребителем важной информации оказался бы сексопатолог, да не всякий, а лишь тот, кто изучает оригинальные сексуальные пристрастия советских «рыцарей революции». И тут мог быть сделан весьма настораживающий империалистов вывод, что «есть еще порох в пороховницах».

Полковник сел на кровати, блаженно вытянув ноги, прикрылся простыней и закурил. Наденька потянула к нему белую соблазнительную ручку и, сделав губки бантиком, просюсюкала:

– Ну, дружочек, ну что же ты! Разве труба уже зовет!

– Зовет, – отрезал полковник и косо взглянул на нее.

– И куда же она тебя зовет, Кимушка?

– К нам едет…

– Уж не ревизор ли? – вспомнила Наденька знакомую сентенцию из школьной программы по литературе и засмеялась тихонько.

– А может, и ревизор. Может, судьба моя едет!

– Это то, что «шифрик» притаранил сегодня?

– Не болтай! «Шифрик»! Какой он тебе «шифрик»! Распустилась!

– А кто же он?

Полковник поднялся, упустив простыню. Его широкая спина, мощная шея, потяжелевший зад и длинные волосатые ноги сверкнули в полутьме комнаты мраморной чистотой слоновой кости.

Ким Белов загасил сигарету в пепельнице, что стояла на тумбе возле задернутого гардинами окна, и посмотрел на развалившуюся в постели белую сладкую Наденьку: на ее небольшую молодую грудь, впалый животик, курчавую темную поросль между бедер, крутые беспокоящие формы молочного тела. Взгляд его смягчился, но голос по-прежнему, присаженный от волнения, оставался суровым:

– Подполковник Сушков. Вот кто такой «шифрик». Он ежели захочет, такое отбарабанит в Центр, в Первый Дом, что меня, а затем и тебя до самой Чукотки поганой метлой гнать будут. А может, и дальше!

– На Аляску, что ли? – обнаружила вдруг Надя знание географии.

– На Аляску! – передразнил полковник. – В Беренговом проливе как котят утопят!

– Чего мы ему сделали? – надула губки секретарша.

– Болтаешь много.

– Кому это я болтаю, Кимушка! Ты что! Я и не знаюсь ни с кем…

– А Костин?

– Так он же шофер твой!

– Шофер-то он мой, а вот чей он стукач? То-то же!

Надя засмущалась, потому что Толя Костин время от времени предоставлял ей возможность сравнить сексуальные достоинства возрастов – его, можно сказать, почти юного, и полковника, отмеченного зрелостью и интимным опытом. Как ей казалось, полковник не имел возможности догадаться об этом. Выходит, блефует! Но не тут-то было! Надя, она ведь кто? Она – личный секретарь главного контрразведчика области и за два года своей вольнонаемной службы кое-как оперативную науку постигла. Ее голыми руками не возьмешь… в переносном, конечно, смысле…

– Почему стукач-то?

– Все стукачи.

– И я?

– И ты. Мне стучишь. А что, не так?

Полковник Белов вернулся в постель и лег на спину рядом с Надей. Она обняла его и приткнулась головой ему на грудь.

– Я не стучу. Я делюсь…

– Я же не против. Только ты поосторожней. Побдительней…

– Так я бдю! Как велено…

– Откуда же тогда моя Лилька о нашей «КК» прознала, а?

– Как прознала?

– А вот так! Утром сегодня, за завтраком, говорит: опять пойдешь, мол, со своей Надькой-дурой на секретную хату шпионов ловить? Смотри, говорит, наловишь – никаким керосином не выведешь! Мандавошек, говорит, вы там ловите, а не шпионов!

– Сама она дура! Мандавошка жирная!

– Ты это потише! Чего орешь-то! Жена она мне. Мать моих балбесов, сынов, можно сказать!

– Мать. Мать и есть.