Северная война

Скупо поблагодарив, Егор вежливо выпроводил мсье Жабо за дверь, пообещав, что пообщается с ним более подробно через недельку-другую, когда немного разберется с текущими делами.

Из-за дальней ширмы появилась Санька – тщательно причесанная, припудренная, безумно красивая, чуть нервно и виновато улыбающаяся. Подошла к Егору, мимолетно поцеловала в губы, ласково провела ладонью по его небритой щеке, тихонько отошла в сторону, села в изящное кожаное кресло, взяла с низкой книжной полки толстый том в бархатном переплете, положила себе на колени, раскрыла и погрузилась в чтение, демонстративно заткнув уши своими тоненькими пальчиками, унизанными драгоценными перстнями, мол, секретничайте господа, спокойно, не обращайте на меня никакого внимания!

Егор с трудом оторвал взгляд от любимой жены, с которой он не виделся почти три с половиной месяца, подмигнул Волкову:

– Чего кашлял-то, Васенька? Докладывай!

– Дык это, Александр Данилович! Складывается все! Было три выстрела в упор: первая пуля попала в сердце, но наш стрелок не убежал, наоборот, он, никуда не торопясь, перезарядил пистолет, выстрелил второй раз, снова перезарядил… Времени-то на все сколько требуется! Минут пять-шесть, если не больше! Что следует из этого?

– Ну, и что следует? – вопросительно усмехнулся Егор.

– А то, что убийца был наемником! Ему заплатили – за три выстрела в сердце, он заказ и отработал полностью, чтобы не потерять в деньгах… Я прав, господин генерал-майор?

– Допустим, что и прав. Только что из того?

– Как это что? – не на шутку разволновался Волков. – Стрелец – наемник, его жена – сиделка! Сходится все!

– Дальше-то что?

– Дык розыск требуется учинить – во всех стрелецких слободах! Жесткий такой розыск! Подключить надежных и толковых наших сотрудников, у князя-кесаря еще взять его людишек, если своих будет не хватать…

– В кого ты уродился таким кровожадным, Вася? – широко и лениво зевнул Егор.

– О чем это вы толкуете, Александр Данилович? Не понимаю, честное слово!

– Да о том самом: исполнителей в таких делах – самих тут же и убивают! Даже если ты и прав, то лежат эти стрелец со стрельчихой где-нибудь в самом глубоком омуте нашей Москвы-реки, если их сомы еще не доели.

Сомы-то в Москве водятся знатные, говорят, что вырастают до десяти—двенадцати пудов… О чем это я? Да о том, что розыск твой абсолютно ничего не даст. А крови-то будет! Вода все в той же Москве-реке покраснеет – до самой Волги-матушки… Не, если ты хочешь чуток выслужиться перед Петром Алексеевичем, получить звание новое, ефимок мешок, деревеньку-другую, то, как говорится, милости просим, со всем нашим пониманием…

– Александр Данилович, извини! – взмолился Волков. – Это я не подумавши ляпнул. Черт попутал, прости уж дурака!

– Думай в следующий раз, прежде чем трепать языком! – по-доброму посоветовал Егор и спросил уже другим, гораздо более мягким и сердечным тоном: – А ты, часом, не приболел ли? На лицо похудел очень, глаза вот блестят – словно льдинки осенние, ранние да тревожные… Или во всем виноваты дела сердечные?

– Они самые! – засмущался Василий и чуть заметно покосился на Саньку, продолжавшую усердно почитывать свою толстенную книгу: – Александра Ивановна вам потом расскажет об этом неожиданном амуре, а то мне самому как-то и неудобно…

Покончив с этими философскими отступлениями, они снова перешли к основным делам.

– Возле всех городских домов, где живут посланники иноземные, с завтрашнего утра необходимо выставить усиленные тайные посты – из людей наших, самых надежных и проверенных! – распорядился Егор, подумав немного, поправился: – Турецкого посла, впрочем, это не касается. Задача у постов наипростейшая – перехватывать всю почту, которая предназначается для послов и советников…

– Как это – перехватывать?

– А вместе с гонцами и посыльными! Благо их по одежке распознавать очень легко. Взяли незаметно, без всякого шума, посадили в возок, отвезли ко мне – в расположение Преображенского полка. Ясна задача? Уточняю, сейчас меня интересует только почта входящая, где может содержаться реакция некоторых европейских дворов на смерть генерала Лефорта. Сколько времени прошло с того скорбного дня: две с половиной недели? Ну вот, пора уже ждать и ответной реакции. Не, Вася, выставляй посты уже с сегодняшнего вечера, чтобы случайно не пропустить всякого любопытного! И, главное, ничего не бойся, я лично отвечу за все! Да, где документы покойного генерала, про которые ты говорил в карете, когда уже подъезжали к Москве? Которые герр Франц оставил лично для меня?

– Вот, Александр Данилович! – Василий ловко достал с полки высокого стеллажа толстую папку-портфель темно-бордовой кожи, с позолоченными застежками. На обложке папки был приклеен небольшой бумажный прямоугольник, на котором рукой покойного Лефорта было начертано по-немецки: «Передать после моей смерти генерал-майору Меньшикову Александру!»

– Надеюсь, изучил содержимое? – спросил Егор у Волкова.

– Конечно, как инструкции велят – на такой серьезный и экстренный случай.

– Ну и что там?

– Докладные секретные записки от личных агентов генерала Лефорта. Оказывается, он уже давно и тайно отправил многих людей – в Ливонию, Курляндию, в разные шведские крепости. В этом портфеле – все о неприятельских войсках, что располагаются на прибалтийских землях.

– Надо же, какой замечательный подарок! – искренне восхитился Егор. – Ай да герр Лефорт! И после смерти своей продолжает помогать нам! Ай да молодец!

Через пять-шесть минут в дверь приметно и настойчиво постучали, извещая, что пора на выход: царь уже попрощался со своим верным мертвым сподвижником и теперь желает видеть сподвижников живых…

Петр ласково поцеловал Саньку в ее скромный льняной пробор, нежно потрепал по бледной щеке, поблагодарил душевно:

– Спасибо тебе, главная сестра милосердная, за все – спасибо! И за помощь делом, и за помощь плачем. Век не забуду! – стремительно обернулся к Егору: – Что, охранитель, начал вынюхивать потихоньку подробности этого злого дела? Вынюхивай, коль тебе хочется, не запрещаю. Только уж не старайся сверх меры. Ничего это уже не изменит: поперхнутся шведы своей холодной кровью, уж я обещаю! Месть – она только кровью врага, разорванного на части, сладка! Ладно, похороны моего старого и надежного друга Франца состоятся через двое суток, там и встретимся. Почему только через двое суток? Да вот хочу, чтобы эти похороны были пышными, с пушечной стрельбой да воинским парадом. Чтоб комар носа не подточил! Поэтому и без спешки все будем делать… Ладно, отдыхайте пока, нежьтесь до полной услады!

Когда уже в карете – с плотно зашторенными окошками – они ехали от дома Лефорта к себе домой, Санька – в кратком перерыве между жаркими затяжными поцелуями – тихонько и благодарно шепнула:

– Молодец ты у меня, Саша! Стольких людей сегодня избавил от лютой смерти! Это я про стрельцов и семьи их…

– Подслушивала, значит, радость моя? – притворно рассердился Егор.

– А как же без этого? Должна же я быть в курсе всех дел своего любимого муженька…

Дома тоже все было просто замечательно: близняшки уже вовсю ходили, держась за стенки и мебель, смешно лепетали что-то свое, ласково и доверчиво вешались на крепкую отцовскую шею, широко улыбались – радовались встрече.

У сына Петьки были огромные ярко-синие глаза, маленький курносый нос и густые, белесые – почти платиновые – волосы.

«В мать уродился!» – радостно отметил про себя Егор.

А вот дочка Катенька откровенно пошла в его породу: волосы обычные, темно-русые, глаза светло-голубые, нос прямой и слегка удлиненный.

Долгая безумная ночь, наполненная – без конца и края – сплетением любящих друг друга молодых тел, тихие стоны, страстный шепот, новые и новые взаимные клятвы в безграничной и вечной любви…

– Саша! – тихонько позвала его жена в одну из редких минут заслуженного отдыха. – А когда мы поедем в нашу Александровку? Ты же мне обещал! Там сейчас очень хорошо: уже антоновка созрела, крупные яблоки падают – всю ночь напролет. Тук… тук… тук… Как бы я тебя там любила – всю ночь напролет, под стук этот…

Егор тихонько коснулся губами горячего женского плеча, тут же податливо вздрогнувшего под этим поцелуем, усмехнулся невесело:

– Ты же знаешь, родная, что творится сейчас! Война стоит на пороге! И у меня куча дел: надо окончательно разобраться с убийством нашего герра Франца, охранную Службу требуется срочно укрепить и перестроить. Да и тебе никуда нельзя отлучаться из Москвы: не забыла, часом, кто у нас царским Указом назначен главной милосердной сестрой, да и действующим членом Высшего Государственного совета – на случай военных действий? Сама же придумала эту сестринскую Службу – перед Азовским походом, вот теперь, дорогая, и отдувайся.

– Помню я все, любимый, помню! – тяжело вздохнула Санька. – Это же я просто так, похныкать захотелось немного… А дел, и правда, очень много: у меня в Службе – уже двести двадцать сотрудниц, все обученные хорошо, раны умеют перевязывать, многое другое. Сейчас вот нам изготовляют особые повозки, из Европы прибыл очень важный груз с медицинским инструментом: специальные, очень острые ножи, зажимы для ран, сухожильные нитки, пилы – для ног и рук… Ладно, утром поговорим о делах, а сейчас – поцелуй меня покрепче еще раз… Раз двести – я имела в виду…

Не пришлось утром поговорить о делах, даже позавтракать Егор толком не успел: громко топая сапогами, в сени вбежал его личный денщик Митька – совсем еще молоденький парнишка из воронежских крестьян, взволнованно доложил, протягивая квадратный коричневый пакет:

– Александр Данилович! Это привез посыльный из Преображенского полка, на словах велел передать, что очень ждут вас там.

В кратком письме Василий Волков сообщал, что уже перехвачены и доставлены в расположение Преображенского полка два гонца – с экстренной почтой для саксонского и датского послов. Причем почты было очень много, а задержанные гонцы сильно бузили и требовали незамедлительной встречи со своими посланниками. Да и офицеры полка не выказывали никакого восторга по поводу появления на территории полка неизвестных штатских лиц.

– Эх, забывчивым я становлюсь, старею, наверное! – расстроенно и нервно пожал плечами Егор. – В полк я и забыл сообщить, что к ним доставят арестованных…

Вообще-то, не стоило вмешивать Преображенский полк в эти непростые и откровенно мутные игрища, а отвезти пленников в помещения Службы охранной, да больно уж неудобно базировалась эта Служба – всего в ста тридцати метрах от Преображенского дворца. Егор четко понимал, что если Петр узнает об этой его самодеятельности – с захватом почты иностранных посланников, то разгневается не на шутку, не исключая и самых печальных последствий… Солдатский полк – с точки зрения конспирации – тоже место далеко не идеальное. Пойдет солдат в кабак, остаканится, и ну болтать, вот и пошла гулять молва. Да ничего, за двое-трое суток должны были управиться, так что молвой можно было и пренебречь…

А еще он так же железобетонно знал и другое: необходимо было сделать все возможное и невозможное, чтобы намеченный на весну скоропалительный штурм Нарвской крепости не состоялся.[10 - Егор знает из сведений, почерпнутых им в 21 веке, что первый штурм русскими войсками Нарвской крепости «должен» закончиться их полным поражением. Поэтому он планирует сделать все возможное, чтобы штурм Нарвы был отложен на несколько лет, до более благоприятного момента.] Не готова еще была молодая армия российская к таким серьезным воинским авантюрам. Зачем же все эти бесполезные усилия, которые наверняка завершатся бесславным поражением и неисчислимыми человеческими потерями?