От недалёкого леса за рекой слышался рёв лося. Там шли турниры сохатых по отбору самых здоровых и сильных. Тех, что смогут дать жизнь будущему потомству, и защитят его от острых волчьих клыков лютой зимой.
В избе уже постоянно подтапливалась печь и заводил за ней песню на своей скрипочке чёрный сверчок.
За слюдяными окнами с вечера стояла холодная темень. В доме же самом было тепло и уютно.
Бездельничать тятя вечерами тоже не давал. Коли восковые свечи светят, значит, это кому-нибудь нужно!
Похоже, что нужно это было больше всего самому тяте. Иначе, как и объяснить, с каким рвением и усердием он передавал Митяю всевозможные примудрости, науки да знания? Откуда и ведать-то столько мог!
Науки те касались всего. От мироустройства и богословия до счёта с письмом, глаголицей и сложением.
Скрип от начертания на бересте доносился, наверное, до Волчка, что жил себе в сарайке на сеновале и отвечал за охрану хозяйской птицы со скотиною.
Были, конечно, и хорошие науки. Назывались они история, география и чудное такое название – ботаника или зоология. Как интересно было слушать про завоевания воителей древности: того же Александра Македонского или князя Святослава! И представлять потом, уже лёжа в постели, одного из этих героев.
Слушать про далёкие жаркие страны, где люди ездят на элифантах, огромных таких животных с большими ушами и хоботом. В огромных лесах-джунглях скачут стаи смешных обезьян, поедающих невиданные фрукты бананы, а за ними охотятся огромные змеи удавы, да могучие коты – пантеры!
Такие-то вот уроки хоть и всю ночь учить можно! Но тятя хитро чередовал их друг с другом. И опять приходилось Мите аккуратно выводить стилом на бересте – аз, буки, веди. Да постигать непростое лекарское искусство…
Вот, в один из этих самых вечеров, когда после ужина только было, и сели к столу для урока, вдруг по-особому зло взлаял в сарайке Волчок.
Митя и глазом-то не успел моргнуть, как переменившийся на глазах отец грозной молнией метнулся к оружейной, и уже оттуда буквально выкатился каким-то размазанным и стремительным движением в сени. Он только и расслышал его рык «Тревога»! Да разглядел в отцовских руках меч с топориком и пару метательных сулиц.
Наконец и его тело на автомате, уже сто раз отработанным движением, выдернуло из-за стола. Подхватило охотничий лук с колчаном стрел, небольшой меч на поясе, да замерло напротив входа, готовое к бою. А сознание всё тукало: «Враг, рядом враг!»
Отца в сенях не было. Снаружи не разносилось никаких посторонних звуков, кроме заливающегося лаем пса. Что там? Может, тятя бой с врагом ведёт неравный на подходе?
–Может, он ранен уже и ему нужна помощь?! А я тут дом, как обозный какой, сторожу! –горячился Митя.
Но отцовский указ на такой случай был твёрдый – держать оборону и никуда без приказа не выходить!
Вот и приходится только крепко сжимать лук с наложенной гранёной стрелой. Да вслушиваться напряжённо в ночь.
–Отбой, Митя, Отбой! –донёсся до него отдалённый и весёлый голос отца.
Уф…Ложная тревога, и тут отлегло от сердца.
Совсем уже рядом раздалось топанье ног и еще чей-то негромкий да покашливающий смешок.
Вот так да! Отец возвращался не один. За ним, с дорожными мешками за плечами да всяким хитрым инструментом в руках, выступала долгожданная плотницкая артель.
–К тебе, Андрей Иванович, уж и не подойдёшь гостем незваным! Ребята хотели было пошутить, да я вот отговорил. Знаю же, чем шутки такие с тобою заканчиваются. Дырок мало что ли в башке, так мигом прибудет, и не заметишь как,–снова, тихо кхекая, засмеялся.
–Да ты уж наговоришь, Лука, –улыбнулся отец. Я если только и укоротить что, если у кого слишком длинное отросло, да мешается! – и вся артель дружно загоготала над отцовской шуткой.
–А по части наделать дырок, так это уже можно к Митяю. Опусти лук, сынок, да подойди, поздоровайся с мужами честными и с работниками отменными.
От такой похвалы да беседы доброй у всех как-то стало легко на душе. И уже на предложение Сотника заходить в избу, согреться с дороги да поснедать, что Бог послал, все с радостью и улыбкой поспешили в сени.
–Ноги холстиной тщательно обтирайте, охламоны, чай белая изба, да и снимите все свои онучи у порога! –отдал команду артельный. И зашёл в дом, поклонившись и перекрестившись на иконы в Чистом углу.
–Мы помним, Андрей Иванович, порядки твои, и как ты за свинство и неряшность Ослопю о позапрошлом годе проучил да в яме помойной искупал!–при этом самый здоровый детина, на котором то и держалась вся ломовая работа в артели, ещё сильнее заработал ногами, счищая грязь и сопя.
–Но теперь-то Ослопя сам чистюля, не в жизнь не врюхается в грязь!–и все опять рассмеялись.
–Ну и ладушки.
–Митрий! Тебе баню затопить да воду в неё наносить из кадки огородной. Темно, конечно, на дворе, ну да ничего, ты справишься.
Вы же, гости дорогие, с дороги устали поди, так что рассаживайтесь тут пока по лавкам, да и ноги вытягивайте, отдыхайте. Сейчас я вам ужин в печь поставлю, благо топленая она. Вы в баньке попаритесь, покушаете, а там и медовухи с устатку отопьёте ну и расскажите, что в мире нашем делается нонче.
Артель Луки Тесло, вернее её профессиональное ядро, состояло из пяти человек, было ещё в ней двое, но они были с Руссы да Торжка, и ушли уже на зиму к себе. Тут же была большая Новгородская её часть.
Сам Лука Тесло–мужчина где то 45 лет от роду. Невысокий. С небольшой рыжей бородёнкой клинышком и говорком въедливым да кхекающим. Про таких в народе говорят–невидный. Но если взглянуть в глаза, да присмотреться к нему самому повнимательней, то сразу становится понятно, что это прирождённый лидер. Взгляд прямой, уверенный, с прищуром. Походка твёрдая и цепкая. Да и характер такой же. Спуску он своим не давал! Как говорится, «держал хвост пистолетом» и всех «в ежовых рукавицах». От того в артели его был всегда порядок и взаимопонимание, да достаток разумеется. Что не скажешь про другие склочные ватаги. Нет, тут был свой лидер! И его уважали! Да и было за что. За свои 35 лет плотницкой работы, где только и что ему не пришлось строить. От резных княжьих теремов и церквей с колокольнями до крепостей и острогов на дальнем с емью и свеями порубежье. А уж про избы да всякие там хозяйские постройки–тут и говорить нечего!
Братья близнецы Первуша и Вторуша, им примерно лет по 25. Как их там по старшинству появления родители окрестили непонятно, ибо были они похожи друг на друга как две капли воды. И характером, и по сложению. Да и вообще по всему как видно. Обое невысокие, широкие как кадка, а уж как брёвна катали, да топором работали, так просто на загляденье. И всё это с шуткой простецкой да улыбкой на широком и конопатом лице.
Гудым. Лет под 40. Полная противоположность близнецам. Худой и жилистый, с вытянутым сероватым лицом. Волосы чёрные, с проседью. Видать, хлебнул лихого в жизни. Сам молчун, слова-то от него не услышишь порой за целый день. Но зато отделочник отменный и по тонкой работе ему замены нет. Ценит его Лука, значит, и человек он надёжный. Лука плохого возле себя держать не будет.
Ну и, собственно, Ослопя, лет тому 22-23 от роду. Этот детинушка был силой наделён огромной. Сам он на голову был выше всех. Характер же имел как ребёнок–простой и доверчивый, любил посмеяться от души и послушать как бают другие. Был очень дружелюбен. Делал беспрекословно всю и любую тяжёлую работу артели. Его огромные руки казались брёвнами по сравнению с руками того же Гудыма или Луки. Голова же с огромным носом картошкой и большими ушами, словно пельмени или пирожки, очень комично смотрелась на его широченных плечах.
Намывшаяся да напарившаяся в баньке артель, разместившись за столом, вкушала всё, запивая духмяной, настоянной на травах хозяйской медовухой. Каждый ел посвоему разумению и привычке. Близнецы метали ложки с разваренной пшеничной кашей из большого горшка наперегонки с Ослопей. Гудым же с Лукой снедали степенно и неторопливо, ведя при этом беседу с хозяином, что тоже сидел тут на лавке, да потягивали медовуху с настоем мяты.
–Так что, сладили мы ту церковь в Торжке, Андрей Иванович, что подряжались о позапрошлом годе. Уложились-то мы в срок, но уж больно батюшка просил ему новую избу поставить. А как же можно Божьму человеку-то отказать? Вот и подзадержались мы на седмицу к тебе.
–Да ему ещё сараюшку перекрыть понадобилось, –вставил своё Гудым.
–Ну да ничего, шли ходко, и пару дней в дороге отыграть смогли, –продолжил артельный.
–Да ничего, Лука Мефодьич, вы работники справные, вас укорять и подгонять язык-то ни у кого не повернётся. Ты расскажи-ка лучше, что в земле Новгородской, да на Руси матушке, и в мире самом делается? У нас-то тут только сорока и приносит все вести с соседнего болота. Вы же там в Торжке, словно на перекрёстке дорог были, небось и все вести через вас прошли, не миновали.
–То даа…–протянул Лука солидно.
–Торжок–город шумный, испокон веков, от варягов, по нему путь в море Хвалынское и магометанский халифат проходит. От того-то и сам город людный, да и торг на нём весьма богатым будет.
–Цены на рожь, овёс да пшеницу ныне были низкими, ибо уродилось всё отменно. Меха пока тоже невысокой стоимости, потому как новые, ещё после промыслов не подошли, а все лучшие уже в германские земли купцы повывезли. Так что спрос пока на них невелик будет. Мёд да воск как обычно в цене. Сколько не поставишь своё, Андрей Иванович, всё у тебя по хорошей цене заберут, тут уж без изменений, думаю, что не продешевишь.
–А вот заморские восточные товары, те в цене сильно скакнули, а всё из-за чего? А всё из-за неспокойного пути от Булгара до Итиля и ещё ниже, аж до самого устья. Половцы, те так вообще как взбеленились, и всё после того, как их монголы побили. Никаких договоров пути они уже не соблюдают, и каждый торговый караван норовят пограбить. А уж сколько разбойных шаек развелось, по обоим-то берегам Волги! И закачал головой… Одно слово–неспокойное нонче время. Да и на наших землях их очень много что-то в последнее время развелось! Одна вон ватага Свири кривого да Чудина мечника только чего стоит!
–То они у купцов каких товар слихоимничают, то путника бедолагу зарежут, а то и вообще на дальнем росчище селище смердов каких разорят, или пожгут вовсе.
–Князьям-то сейчас некогда за порядком следить на своих землях, всё бы им соседа своего воевать да в поход какой сходить за добычей. Тут уж не до люда простого, не до защиты его! И посмотрел искоса на Сотника.
–Есть в словах твоих правда, Лука Мефодьич, о том я и сам думаю нередко. Но ведь не в княжьей службе я сейчас, ты же это и сам знаешь. Не смогу я мысль здравую до князя донести, да и не стал бы он меня сейчас слушать, пожалуй. Сам вот погляди, у Удатного одна забота, как Галицкие земли под себя прибрать. Владимирские и Черниговские князья вон за стол Киевский режутся. До разбойников лесных им теперь что ли? Так что тут самим надо думать, как и себя, и ближних своих, сообща, мы сберечь сможем.
–Ну да. Прости, Андрей Иваныч, сбился я, разволновался что-то, никак медовуха твоя виновата, уж больно гожая, вон какв голову-то ударила,–и засмеялся, привычно кхекая.
–Похоже, как мне уже довольно на сегодня будет… Да и вам, ребята–по крайней чарочке и на боковую. Уже и устраиваться опочивать пора, время-то нынче позднее. Завтра всем за работу спозаранку, и чтобы на головную боль никто даже кивать не вздумал!