Эскадрон, сабли наголо!

– Говори, Сергей Иванович, – кивнул подполковник.

– После трудного перехода к Гяндже, боя в предместьях, осады и последующего за ней штурма, а потом еще и месячного нахождения здесь у меня чуть ли не треть людей выбыла из строя, это если считать с убитыми и ранеными, а еще ведь нужно и больных учесть. В лошадях тоже большая убыль имеется. Несколько эскадронных повозок разбито и восстановлению вовсе даже не подлежит. По обмундированию и амуниции также имеются трудности. Провианта и фуража совсем мало у нас в запасе. А как же со всем этим тогда нам заслонную службу прикажете строить? Тем более, как я понимаю, нам надолго за пределы крепости придется выходить. Вокруг же нее население, не привыкшее к российской власти. Где-то оно само себе на уме, а где-то даже и откровенно враждебное. От такого и никакой помощи ждать вовсе даже не приходится. А вы вот только недавно при отправке в дальние разъезды нам говорили, чтобы никого из местных не обижать и вести себя с ними как с российскими подданными.

– И у меня такая же картина!

– И у меня в эскадроне! – загомонили с мест офицеры.

– Я хорошо если сотню людей с собой выведу, – запальчиво выкрикнул капитан Самохваловский. – Так и этих ведь тоже кормить нужно, с собой на вьюках много сейчас по горам не увезешь, а там, в заслоне, аж целый месяц стоять придется.

– Придется, придется, Илья Петрович, не горячись, ну вот чего ты раскричался? – осадил капитана полковой командир. – Приказ о выходе эскадронов мною уже получен, и мы его, разумеется, с вами исполним. Местных обижать строжайше запрещено, нам тут еще восстания в горах не хватало, чтобы каждый камень русскому солдату потом в спину стрелял! Буду просить у начальства закупные, чтобы живым серебром можно было бы вам фуражную и провиантскую норму прямо на месте поправлять. Сколько сможете, столько вы с собой вьюками увезете. Остальное уже там докупите. Мы-то еще ладно, мы при конях, а вот тем же егерям, им ведь гораздо тяжелее нашего придется. Сейчас повозками по зимним дорогам много с собой в горы не переправишь, проще уж на своем или же на конском горбу везти. Пополнения раньше апреля, а то даже и мая месяца ждать не приходится – пока это его сюда с Моздока по Военно-Грузинской дороге пригонят. Да и придет оно, много ли им навоюешь? Сырые ведь совсем, зеленые, все эти вчерашние рекруты.

– Ничего, у нас они тут быстро заматереют, – усмехнулся капитан Огнев. – Те, что недавно, что по осени пришли, они уже чуть ли не наравне со стариками службу несут. Коли осаду и штурм пережили, так считай, что уже и опытные солдаты.

– Ладно, господа, пора мне на генеральский совет, – поднялся со своего места подполковник. – На нем обещают представить нашего нового полкового командира, который прибыл сюда только вчера. Полагаю, что он и сам захочет завтра с вами со всеми познакомиться. Вот вместе с ним мы и будем добиваться выделения всех нужных нам для долгой заслонной службы средств. Да, и последнее: указом нашего императора Александра Первого высочайше утверждено новое название сего города, теперь он носит название Елисаветполь, а весь край бывшего Гянджинского ханства, он, стало быть, называется Елисаветпольский. Вот вам и ответ, почему с местными нужно вести себя особо обходительно.

– Да, все-таки не утвердили Александра Эдуардовича полковым командиром, а ведь больше года он его обязанности исполнял, – покачал головой Самохваловский, шагая рядом с капитаном Огневым. – Небось, опять к нам кого-нибудь из гвардейских шаркунов поставили. Орден на грудь себе быстро заработает и опять в Санкт-Петербург ближе ко двору отъедет. Серж, не знаешь, кто он вообще таков?

– Да откуда же, Ильюх? – пожал тот плечами в недоумении. – Я ведь только сегодня сам такую новость услышал. Небось завтра общее построение со смотром по полку объявят. Надо бы своим людям указание дать, чтобы посерьезней подготовились. Сам ведь не хуже меня знаешь: на самом начальном представлении коли себя плохо покажешь, так потом год будут пенять, хоть ты как после этого отважно не воюй.

– Это да-а, начальство, оно смотры и парады сильно любит, – подтвердил Самохваловский. – Надо бы тоже своим приказать, пускай и они лучше к завтрашнему готовятся. А смотри-ка, Серж, Елисаветполь, а? Ну как? Звучит? Ох и князюшка, ох и хитрый лис, вроде как бы и в честь почившей матушки императрицы Елизаветы Петровны сей город ее именем назвал, а ведь и у нынешнего императора Александра Павловича, припомни, как же супругу во крещении зовут? А вот то-то и оно – Елизавета Алексеевна, в девичестве Луиза Мария Августа, принцесса Баденская. Вот тебе и князь Цицианов, всем он сумел с этой Гянджой угодить! За то и орден высочайше ему пожалован и звание – генерал от инфантерии. А это ведь тебе не шуточки!

– Ладно, не завидуй, Ильюха, – ухмыльнулся Огнев. – Нас с тобой, чать, уж тоже не забыли, жди высочайшего рескрипта по войскам Кавказского наместничества. Ежели все удачно сложится, так и Аннинский крест на эфес сабель с тобой прикрепим, потом еще со всеми полковыми офицерами кавалерство будем обмывать.

– Это, как и положено, это обязательно, – подтвердил командир первого эскадрона. – Как-никак, а ведь самая первая награда! Ну все, я пришел, давай, Серж, до завтра!

– До завтра, – кивнул Огнев и пошагал по улице дальше.

– Эскадрон, равня-ясь! Смирно! – крикнул капитан Огнев, заметив движение в их сторону высокого начальства.

Тимоха, сидя верхом, резко повернул голову направо и затем приподнял ее вверх, глядя прямо перед собой. «Только бы Чайка не подвела», – тревожила его сейчас мысль. Всех заранее строго-настрого предупредили: чья лошадь сломает строй и нарушит единообразие и общее благолепие смотра, того ждут больши-ие неприятности.

– Тихо, тихо, хорошая моя, – чуть слышно прошептал он и потрепал кобылу по холке. – Стой смирно, с меня потом угощение.

Чайка словно бы поняла хозяина и, фыркнув, слегка мотнула головой.

Лошади стояли в четырех длинных шеренгах. Место Гончарова было во второй, ближе к центру, что было довольно рискованно, учитывая, что любое начальство обычно любило «толочься» как раз-таки посредине строя.

– Каковы, а, князь? Ведь ничем не хуже столичных гвардейцев будут?! – громко крикнул шеф полка генерал-майор Портнягин. – Лучший драгунский полк на всей Кавказской линии! Мне вот за него ничуть даже не стыдно!

– Да, неплохи, неплохи, – кивнул, осаживая своего коня, чернобровый, смуглый, с большим орлиным носом и резкими чертами лица полковник. – Лошади в эскадронах ухожены, амуниция начищена, люди с виду тоже веселы и отважны.

– А то! За недавний штурм крепости только вот с этого эскадрона два офицера к Аннинским крестам представлены, а еще пятеро – из унтеров и солдат – к Аннинским медалям, – проговорил весело генерал. – Вместе, все как один, колоннами они недавно на стены шли. Орлы! Порадовали государя императора!

– Да-а, чуть-чуть я не поспел к штурму, – досадливо поморщился полковник. – Если бы не эта задержка с болезнью…

– Ничего, князь, все Закавказье до самой Персии теперь перед нами, – махнул рукой в южную сторону Семен Андреевич. – Еще и Георгиевский крест, помяни мое слово, себе на грудь, Элизбар Евсеевич, совсем скоро заработаешь!

Затем оглядел замерший перед ним эскадронный строй и, набрав полную грудь воздуха, громко его поприветствовал:

– Здравствуйте, драгуны славного Нарвского полка!

– Здравья желаем, Вашдительство! – громко рявкнули в ответ кавалеристы.

У нескольких драгун, в основном из молодых, кони заволновались, и в двух шеренгах даже случилась небольшая сутолока. Но начальство изволило этого не заметить и отъехало к следующему эскадрону.

– Ну все, вот и у нас есть повинные, – проговорил за спиной Тимохи Савелий. – Повезло еще, что не с первой шеренги отличились. – А новый командир-то вроде как неплох, боевитый с виду, а, братцы?

– Так он ведь из грузинских князей сам родом, – ответил всезнающий Герасим. – Мне перед построением Мишка из полкового штаба про него сказывал, что он, дескать, из потомства тех местных князей Эристовых, которые еще аж при ампираторе Петре Первом на службу в Рассею выехали. Так что горячая, кавказская кровь у их светлости.

– Разговорчики! – послышался громкий оклик с правого фланга. Подпоручик Кравцов привстал на стременах, пытаясь разглядеть «самых общительных» в своем взводе.

– Тихо, а ну-ка тихо, братцы! – рявкнул унтер Сошников. – А не то тоже всех к повинным причислят. Языки прикусили!

В отдалении послышалось громогласное приветствие третьего эскадрона, а вскоре за ним и последнего, четвертого. Начальство обошло общий строй, познакомилось со своим личным составом и теперь изволило принять парад.

– В колонну по шесть! – донесся крик подполковника Бомбеля. – Направляющим – первый эскадрон! Дистанция между эскадронами – десять шагов, между рядами колонн – три шага! По-олк, марш!

Ряды драгун шли ровным шагом по широкому ровному выгону.

– Смирно! – ровно за десять шагов до принимающих парад кричал каждый из эскадронных командиров. – Сабли-и вон! На плечо! Равнение направо!

Тимоха выхватил из ножен свою и, положив ее тыльем (стороной, обратной заточенному лезвию) на правый погон, старался ехать как можно ровнее. Вот и новое полковое начальство с генералом. Портнягин, улыбаясь, что-то оживленно рассказывал полковнику с выделяющимся на его лице большим, орлиным носом. Тот кивал в ответ и внимательно разглядывал проходящие мимо ряды теперь уже его полка.

– Эскадро-он, сабли!

– В ножны!

«На первой команде клинок на две трети вставляется в ножны, вот так, – шептал про себя Тимоха, работая саблей. – На второй команде резко кидаем его в ножны. При этом спина прямая, держимся по команде смирно».

– Вольно! – наконец донесся крик капитана.

Ну а теперь можно принять свободную позу.

– Все, парад закончен, всем спасибо, все свободны, – пробормотал он, косясь на правофлангового унтера. – Виноватым выволочка, общественное порицание, позор и штрафные работы, всем остальным – чистить лошадей и готовиться к дальнему выходу.

– Чего ты там бубнишь? – взглянул на Тимофея следующий справа младший унтер-офицер.

– Да я говорю, запасные саквы под овес нужно бы подшить, Ефим Силович, – ответил отделенному командиру Тимоха. – Ежели впереди у нас такой долгий выход намечается, так побольше верхами приторочить его надобно.

– Это да-а, – задумчиво куснул ус едущий рядом ветеран. – Но и на цельный месяц фуража ты ведь эдак все одно на себе не сумеешь вывезти. – А окоромя него, еще сколько с собой надобно будет тащить! Эх, вот же сподобило начальство в такую-то пору нас из крепости гнать, – крякнул он недовольно. – Самое гнилое время – этот февраль месяц на всем Кавказе будет.

– Так говорили же вроде, что в ноябре самое гнилое? – с невинным видом спросил его Тимоха.

– И ноябрь тоже! – буркнул расстроенный унтер и покосился на молодого драгуна. – Да-а, говорил, а чего ты там фыркаешь?! Тут, Тимка, даже и с самого октября и аж по середину марта эдакая неудобь. Все время ветра порывистые дуют, снег вперемешку с дождем идет, да собачий холод до костей пробирает. Оно вроде и не такой сильный этот мороз, как у нас в Рассеи, но какой же он противный, зараза!

– Зато потом жара невозможная все время стоит, – вставил свое слово едущий с левого бока Герасим, – Кавказ, едрит его через коромысло!

Эти и следующие сутки были суматошными, первый и второй эскадроны спешно готовились к выходу.