
Драгун. 1812
Заночевали в селении около большого озера и уже через три часа хода следующего дня подошли к Дунаю, где через большой остров и две протоки был выставлен понтонный мост. Медленно, тревожно фыркая и натягивая поводья, шли кони. Стремительное течение пугало животных, да и людям было не по себе шагать по этому хлипкому деревянному настилу.
– Под Шумлой собраны большие силы турок, не менее семидесяти тысяч, – довёл до своих офицеров боевую обстановку Копорский. – Во главе их стоит сам визирь Ахмет-паша. Наши флотские докладывали, что и по морю после весенних штормов неприятель много своих войск в прибрежные крепости завёз. Так что можно ждать наступления османов сразу с нескольких направлений. У нас же на правом берегу Дуная не более тридцати тысяч войск, да и то все они раскиданы по нескольким пунктам вдоль реки. Чтобы противостоять противнику, нужно наверняка знать главное направление его удара. Для этого несколько казачьих полков выдвинули свои сотни далеко вперёд и несут дозорную службу. Господа. – Копорский обвёл глазами своих офицеров. – Задача нашего, Лифляндского драгунского и Чугуевского уланского полков состоит в том, чтобы прикрыть эти дозорные казачьи сотни от конницы турок, по возможности не вступая при этом в серьёзные сражения. Приказано беречь свои силы для грядущих боёв. При появлении больших сил неприятеля велено отходить к Силистрии под прикрытие пехоты и артиллерии. По тому направлению, которое мы будем с вами перекрывать, узнаем завтра. Остаток этого дня и ночь нам даны для отдыха и пополнения припасов. У меня всё.
– Эх, опять по новой всё у турок забирать, – шагая к своим кострам, сетовал Марков. – Хорошо хоть, дунайские крепости на правом берегу за собой сохранили.
– Да-а, под своими-то крепостными стенами и стоять спокойней, – поддакнул ему Неделин. – Такое не всегда, Станислав, будет. – Он посмотрел свысока на Загорского. – Зачастую низинку или какой овраг посуше выберешь, чтобы костров издалека не видать было, и ночуешь. Во-от, подходим уже, чуешь, как съестным пахнет? Походная кашка на сале, она родимая.
Глава 4. Под Базарджиком
– Идём в сторону Базарджика, – объявил своим взводным уже на марше Копорский. – Сама крепость сейчас под турками. Взять её несложно, все укрепления нами ещё осенью срыты, когда оставляли, но приказа забирать нет, а велено пока вести наблюдение за неприятелем, копящим там силы. Под Базарджиком казачий полк Иловайского сейчас в разъездах. Дмитрий, Тимофей, помните, год назад вместе с ним с Кавказа сюда шли?
– Помним, Пётр Сергеевич, – подтвердили подпоручики. – Они ещё с нами вьючными поделились.
Через пару часов марша колонну обнаружил скачущий разъезд казаков. Половина из него ускакала к своим для доклада, остальные с подхорунжим следовали в голове колонны.
– Турки шибко не озоруют пока, – докладывал драгунскому полковнику казачий командир. – Сидят за валами смирно в Базарджике, силы копят и укрепления поправляют. Время от времени вылетит пара их конных сотен, по окружающим с севера и запада холмам проскочит и обратно за валы скрывается. Мы пытались было их прищучить, но осторожные басурмане никак не даются нам. Чуть что – шасть сразу к крепости, а оттуда пушкари османские палят. Мы с неделю назад увлеклись немного, так пятерых от картечи потеряли. Успели турки за зиму пушек наставить.
– А как же они сообщаются с основными своими силами, если вы им тут разгуляться не даёте? – поинтересовался подполковник Салов.
– Так мы далеко ведь на юг не заскакиваем, – пожав плечами, ответил казак. – Там у Варны большое войско турок стоит и конницы много. Вот и сообщается с этой Варной Базарджикская крепость, обозные колонны под сильной охраной туда-сюда гоняет. А до Варны до этой всего ведь ничего – меньше полсотни вёрст, но выйдешь к ней – отрежут и посекут. Нам ведь велено басурман в нашу сторону не пускать, а в больших сшибках с ними не сходиться.
– Вот и нам тоже велено, – проворчал ехавший рядом командир стародубовцев. – Однако и свободы туркам тоже давать не следует. Ладно, посоветуемся с вашим начальством, подумаем, как быть.
На постой встали в небольшом селе вёрст за десять севернее Базарджика. В хатах разместилось только полковое начальство и штабные офицеры. Для всех остальных был лагерь на выгоне. Палатки ехали где-то далеко с полковым обозом, поэтому над головой у драгун ночью было звёздное небо.
– Даже ночью тут жара стоит, – сетовал, сидя на вальтрапе, Загорский. – Сушь, оттого и голова тяжёлая, полынью да пылью пахнет. То ли дело у нас под Борисовом. Выйдешь на крыльцо батюшкиного дома, втянешь в себя воздух – свежо-о, цветами, мёдом пахнет, а чуть пройдёшь по заросшей травой дороге, на тебя вереском пахнёт и сосновым духом. У нас вообще никогда зноя не бывает, рядом ведь болота большие, Домжерицкие, похоже, они-то и холодят.
– Эка невидаль – болота, – хмыкнул, качая головой, Назимов. – И чего там, в болотах этих, делать? Не пройти, не поохотиться, даже крестьянина на пашню не послать, одним словом, бесполезная зыбь.
– Ну не скажите, Александр Маратович, – покачав головой, произнёс прапорщик. – Охота там отменная. Птицы гнездится великое множество, да и зверя всякого не счесть. А сколько ягод и грибов! У меня сестрёнка Лизка с детьми дворовых без полной корзины никогда оттуда не приходит. Дед уж и так и эдак её наругает, страшно, топь ведь, а ей хоть бы хны. Все тайные тропы лучше него знает, а уж он-то ходо́к!
– Дед ругает, а родители чего? – подкинув в костёр поленья, поинтересовался Тимофей. – Неужто позволяют?
– Нет родителей, – помрачнев, промолвил Загорский. – Померли оба.
– Извини, Станислав, – проговорил виновато Гончаров. – Не знал.
– Ваши благородия, готово! Подавать?! – заскочив в освещённый костром круг, известил денщик Назимова.
– Подавай, – сказал, кивнув, штабс-капитан. – Сегодня у нас денщики расстарались, кроме каши и традиционных сухарей, часть мяса, что варили, ещё и на углях обжарили. Немного бы зелени к нему – и вообще было бы здорово.
– И по кувшину красного каждому, – вставил Марков.
– Можно и красного, – согласился Назимов. – Подождите, начало лета, к сентябрю уже молодое в каждом крестьянском дворе будет.
Три дня драгуны поэскадронно объезжали окрестности Базарджика, знакомясь с местностью. Иловайский придал каждому своих казаков, и это упростило дело. Седьмого июня случилась перестрелка с турецким разъездом. Тот выскочил на холм прямо перед русскими, и Тимофей, быстро сориентировавшись, дал своим фланкёрам команду открыть огонь. В ответ с вершины грохнуло с дюжины выстрелов, и турки съехали с обратного ската. Казаки бросились вдогон.
– Ваш. – Урядник перевернул на спину труп. – Прямо в шею попали, вон как её разворотило, – проворчал он, обтирая испачканные кровью пальцы. – Будете чего-нибудь брать трофеем, ваши благородия?
– Нет, пустое, – отмахнулся Назимов. – Одна сабелька только простенькая, а ружьё, если и было, успели утащить.
– Хозяин – барин, – хмыкнул казак, отстегнув от пояса побитые ножны. – На харч обменять всё равно можно.
Стоявшего рядом Загорского замутило, и он отошёл от трупа, зажав ладонью рот.
– Держи, Станислав, запей. – Гончаров протянул ему флягу. – Ничего, такое всегда в первый раз бывает. Потом уж привыкнешь.
Прапорщик отхлебнул из горлышка посудины и закашлялся.
– Чего это такое? Вода горькая, – просипел он, отдышавшись.
– Простая вода так жажду не утолит, как степной отвар, – произнёс негромко Тимофей. – Пей, он тебе тошноту быстро собьёт.
– Гончаров! – крикнул державшийся верхом Копорский. – Бери своих фланкёров и скачи за казаками! Мы следом за вами! Глядишь, перехватите сипахов у сухой балки.
– Взвод, по коням! – гаркнул Тимофей, вставляя ногу в стремя. – Загорский, флягу себе оставь, потом отдашь! Фланкёры, за мной! – И дал шенкелей Янтарю.
Три дня пытались драгуны и казаки выбить турецкие дозоры, но всё было безрезультатно. Неприятель осторожничал и, хорошо зная местность, каждый раз ускользал от русских.
– Пётр Сергеевич, а если на живца попробовать? – сидя после ужина у командирского костра и рисуя на листе планшета, задал вопрос Тимофей.
– Как это – на живца? – Отхлебнув из жестяной кружки, тот недоумённо поднял брови. – Ты чего там чиркаешь?
– Да вот сами поглядите. – Подпоручик подал ему изрисованный лист. – Это сухая балка в самом центре, а это роща по левую сторону, а вон там, сверху, два холма. Ниже у самой балки дорога вьётся. Что, если нам малым отрядом выманить турок на себя словно наживкой и потом припуститься от них по этой дороге. А в балке пеший отряд стрелков скрытно разместить. Подскочит к ней погоня – и сбить её залпами. А малый наш отряд развернётся – и тоже в сабли.
– Ага, так они тебе и клюнут на наживку, – рассматривая перенесённую на лист схему местности, произнёс с сомнением капитан. – Стреляные воробьи, опытные, таких на мякине не проведёшь. Вот же, гляди, ты сам тут холмы нарисовал, так они ведь, как обычно, туда прежде головной дозор пошлют, и он всё вокруг осмотрит. Засаду вашу увидит и своим сигнал подаст. А те, не будь дураками, ни за что в погоню не кинутся, хоть ты каким их малым отрядом заманивай.
– Так в том-то и дело, что с холмов, кто в балке сидит, вообще не видать, сам сегодня проверял, – парировал Гончаров. – Конных – да, конных там, конечно, не разместить, а вот сотню пеших – вполне.
– А если турки развернутся – и на стрелков? – теребя ус, допытывался Копорский. – Тут какое расстояние до них будет? Ну вот. Десяток секунд скачки – и они сечь начнут.
– Да не начнут они, Пётр Сергеевич, не начнут, – упрямо тряхнув головой, заявил Тимофей. – Тут верхом никак не проехать в неё, кони все свои ноги переломают. А если турки спешатся, то нам же и лучше. Наживка наша, наш малый отряд, подскочит к ним и свяжет боем, а вот из этой, из дальней рощи, и подмога подоспеет.
– Ну не зна-аю, не зна-аю, – протянул командир эскадрона. – Как-то всё это сомнительно, рискованно.
– Значит, будем и дальше с турками в гляделки играть. – Тимофей протянул руку, чтобы забрать свой лист.
– Да подожди ты! – нахмурившись, буркнул капитан. – Давай-ка ты лучше всё заново и поподробнее разъясни. Ещё раз поглядим и вместе обдумаем. Так-то можно было бы и к Салову, конечно, подойти, уж больно Фёдор Андреевич бездельем тяготится.
Обсудив представленный план и потоптавшись, он наконец пошагал в сторону штабного шатра.
– Тимофей, спишь уже? – Он потряс за плечо подпоручика, вернувшись через пару часов. – Радуйся, одобрили твою задумку.
– Собираться?! Людей поднимать?! – Гончаров вскочил на ноги.
– Тихо! Тихо ты! Охолонись! – осадил его капитан. – Экий же ты прыткий, Тимоха! Командир полка повелел всё на месте внимательно посмотреть и поручил это дело с засадой Салову. Видать, тот сам уже Фому Петровича задёргал. В общем, завтра всё будет ясно, сто́ящее это дело или нет. А сейчас давай-ка ложись спать, велено тебе со взводом поутру, после поверки, к штабному шатру подъехать.
У штабного шатра стояли четвёртые взводы из первого и второго эскадронов.
– Ого, похоже, тут всех фланкёров собирают! – воскликнул, завидев знакомцев, Блохин. – Видать, как в прошлом году всех застрельщиков с собой поведёт их высокоблагородие.
Вскоре подъехал взвод из эскадрона Мейендорфа, и стоявший у входа в шатёр юнкер нырнул внутрь.
– Опять четвёртый эскадрон на ходу спит?! – вскоре выйдя из него, возмутился Салов. – Не видать тебе капитанского горжета, поручик! – Он вперил взгляд в сконфуженного офицера и лихо взлетел в седло. – Отря-яд, в походную колонну! По двое! Аллюр шагом! Первым идёт взвод третьего эскадрона, остальные по порядку номеров за ним. Подпоручик Гончаров, ко мне пристраивайся! – И тронул поводья.
– Господин подполковник, подпоручик Гон… – зачастил, подскакав к грозному командиру, Тимофей.
– Кавказец, твои каракули? – оборвал его Салов. – Сам примерялся на месте или так, от безделья всё выдумал?
– Примерялся, господин подполковник, – подтвердил Тимофей.
– И даже в овраг спускался? – Тот покосился на него.
– Так точно, спускался.
– И сколько, по-твоему, там людей можно надёжно укрыть?
– Не более сотни, господин подполковник! – уверенно заявил Тимофей. – Чтобы в линию вытянуться. Если больше будет, турки заметить с холмов могут, и всё тогда сорвётся.
– Угу, значит, не больше сотни, – повторил за ним Салов. – Ну-ну, проверим. Тут вот сто сорок три фланкёра в колонне, не считая меня с капитаном и трубача. – Он кивнул на ехавших позади всадников. – Как раз большую часть и поместим, если всё, как ты говоришь, подтвердится. Ладно, ускоряемся. Отряд, аллюр рысью! – И дав коню шенкелей, повёл колонну на юг.
– Лучше бы егерей посадили, а нам на конях, – проворчал, обрывая метёлку душицы, Ярыгин. – Ну что это за кавалерия, по оврагам ползать? Ещё только в лес осталось загнать.
– Прикажут – и в лес пойдём, – пристраивая удобнее своё ружьё, произнёс Чанов. – Много ты егерей за Дунаем видел?
– Только у Силистрии, – ответил, откидывая сорванную траву за спину, Степан. – А чего, пригнали бы сюда хоть пару рот. А то одной лишь конницей турок за вымя здесь держим.
– Жа-арко, – шумно выдохнув, заметил Еланкин. – Почитай утро ещё, а вон как печёт. Чего же тогда в полдень будет? Совсем запаримся.
– Ладно хоть каски повелели скинуть, позаботились, – вставил своё Казаков. – В фуражных шапках и голове легче.
– Не для лёгкости это, Гришка, а для утаивания, – пояснил Чанов. – Плюмаж драгуна издали выдаёт, а вот фуражку не видать. Оглядывайтесь, братцы, чтобы удобней стрелять было.
Мимо оврага с засадой проскакало с полсотни казаков. Знакомый Гончарову хорунжий, привстав на стременах, оглядел место и, помахав рукой, увёл свой отряд.
– Общая команда – всем вниз! – скомандовал Тимофей. – Остаются только три наблюдателя!
Чертыхаясь и ворча, позвякивая оружием, сотня застрельщиков побежала вниз по склону.
Время тянулось медленно. «Может, и не клюнут на наживку турки, сидят сейчас за валами, шербет кофиём запивают, – думал, схоронившись под кустом, Лёнька. – А мы тут паримся, ждём». Отстегнув с пояса флягу, он прополоскал рот и, сделав два глотка, положил рядом. «Правильно, что тряпицей обшил. – Он погладил посудину. – С голой жестью уже бы словно кипяток вода была, а эдак ничего, даже освежает. Дельно Иванович посоветовал, главное, чтобы Салов такое не увидал. Вот ведь барсук злой, за нарушение устава башку оторвать может, с него станется».
Мысли бежали, перескакивая с одного на другое. А как ещё коротать время в секрете? Вспомнил и про Кавказ, и про милый отчий дом, откуда забрали в рекрутчину восемь лет назад. «Восемь лет, уже целых восемь лет. – Он покачал сокрушённо головой. – Все мои сверстники давным-давно оженились, в детях и хозяйских заботах. Только-только вот посев яровых закончили. Морды бо́родами поросли, а у меня только одна лишь колкая щетина. – Он огладил ладонью скулы и подбородок. – Дом, отчий дом. А есть ли он вообще у меня? Живы ли родители? Матушка сильно прихварывала, когда мне лоб забривали, да и у батюшки уже не те силы были, что раньше. Старший брат всё больше и больше хозяйство в свои руки прибирал. Сейчас и вообще, небось, верховодит, а родителей, ежели они и живы, – на печь. Куда возвращаться, если до отставки доживу? В приживалах быть?»
За дорогой на холмах что-то мелькнуло, и Леонид разглядел верховых.
– Сипахи, – прошептал он, прижавшись к земле. – В колпаках островерхих, ну точно они. Оглядываются. Вашбродь! – приглушённо крикнул он, сложив ладони лодочкой. – Оглядчики турецкие на холмах!
– Тихо всем! – рявкнул сидевший в овраге вместе с драгунами Тимофей. – Прижались к скату!
Пока всё шло так, как они и задумали с подполковником. Малый казачий разъезд сблизился с Базарджиком и, покрутившись подле валов, ушёл чуть южнее. Турки же выслали своих наблюдателей, и, если их ничего не насторожит, можно будет надеяться выманить из крепости целый отряд. Опять же, здесь ключевое «если ничего не насторожит». Будем ждать.
Ждать пришлось недолго. Минут через двадцать опять подали сигнал Блохин и те двое драгунов, что расположились у овражного склона под кустами.
– Внимание, отряд! – рявкнул Тимофей. – Все наверх! Растягиваемся в линию!
– Вот они! – Лёнька откинул крышку замка и взвёл курок. За нёсшимися во весь опор казаками показалась турецкая погоня. – Ах ты ж, и эти тоже сюда! – насторожился он. На вершине холма замелькали фигурки всадников. Вот они скучковались, и уже около полусотни их бросилось наперерез скакавшим по дороге казакам.
– Отрежут ведь, отрежут станичников, – процедил Блохин сквозь зубы. – Ваше благородие, казаков от наших отрезают! – крикнул он, обернувшись. – Сейчас остановят, а сзади погоня ударит!
Тимофей, взобравшись по склону наверх, мгновенно оценил обстановку. Всё пошло не по плану, но своих нужно было выручать, если сейчас затянуть с залпом – порубят казаков.
– Внимание, отряд! – рявкнул он, взводя курок ружья. – Прицел на тех турок, что скачут с холма! Первый выстрел по ним, второй без команды в погоню! Це-елься!
Две сотни шагов до сипахов. Сотня! Турецкая полусотня, набрав скорость, выходила наперерез казакам.
– Огонь! – рявкнул подпоручик и сам потянул спусковой крючок. Громыхнул залп, и облако сгоревшего пороха окутало цепь стрелков. Работая шомполами, фланкёры загоняли новые заряды в дула. Вот хлопнул один, за ним второй, третий выстрел перезарядившихся, и Тимофей вскинул своё ружьё. – Хорошо, не встала погоня, летит, – пробормотал он, совмещая мушку с целиком. – На! – И спустил курок.
Казаки сбили прорвавшихся с холма к дороге сипахов и устремились в сторону рощи, а из неё уже вылетали основные силы двух русских полков. Шесть выстрелов успел сделать Тимофей, пока развернувшиеся турки из погони не унеслись прочь.
– Почему раньше времени залп дали?! – подскакав, закричал Салов. – Да я тебя в бараний рог согну, подпоручик! Да ты у меня обозными всю жизнь командовать будешь!
– Господин подполковник, не по плану всё пошло, – попробовал оправдаться Тимофей. – Турки с холмов казаков отрезали. Во всю прыть неслись. Всех посекли бы.
– Молчать! – взъярился Салов. – Тебя старшим над всеми застрельщиками поставили! Тебе доверие оказали! А по твоей дури турки уйти смогли!
– Ну не все ушли, Фёдор Андреевич, – попробовал смягчить гнев подполковника Зорин. – Глядите, сколько их на дороге и подле оврага валяется. Хорошо ведь постреляли? Посчитать бы нужно всех да доложиться Фоме Петровичу. И командующему новому хорошую реляцию подать об удачном бое. Начальство про успехи любит слушать, сами знаете.
– Считайте, – бросил Салов и, пришпорив коня, поскакал прочь.
– Не журись, Тимофей. – Зорин подмигнул ему. – Фёдор Андреевич вспыльчив, да отходчив. На глаза ему только не попадайся пока.
– Ну чего ты хмурый такой, Тимоха?! – Подошедший к костру Марков хлопнул по плечу друга. – Подумаешь – поругали. На меня Салов тоже та-ак наорал в январе, когда мои пьяные комендантским попались. Думал, точно, как и их, в арестантский подвал отправит. Так и ничего, пронесло, а время прошло, и всё забылось.
– Да мы то же самое говорим ему, – заметил Назимов. – Сидит как сыч. А Яков Ильич уже донесение в Рущук отправил об успешном бое вместе с пленными. Плохо разве, шесть десятков турок подстрелили и троих живыми взяли, никого из своих при этом не потеряв. Это ли не успех? Сто раз теперь сипахи подумают, прежде чем за стены выехать.
– Подпоручик Гончаров тут ли?! – послышался окрик у соседних костров. – Подпоручик Гончаров!
– Тут он! Тут! – откликнулся Марков. – Кому нужен?!
Из ночного сумрака к офицерскому костру подъехали три всадника.
– Хорунжий Нечаев! – представился крепкий казак. – Полк Иловайского. Кто тут Гончаров будет?
– Ну я. – Тимофей встал со своего места. – Чего нужно?
– Ефим Силыч. – Тот протянул ему руку, подойдя. – Я к вам с подарком, господин подпоручик. Как уж вас правильно по батюшке величать?
– Тимофей Иванович, – обменявшись рукопожатием, ответил Гончаров. – А что за подарок и с чего?
– Лукьян, Енай, тащите! – распорядился хорунжий, и два казака, повозившись у вьюков, поднесли ближе к костру связанного живого барана.
– Не побрезгуете? – Нечаев стянул с плеча котомку с торчавшей из неё глиняной бутылью. – Ух и крепкая, зараза. И это ещё. – Он отстегнул от пояса кинжал в расшитых серебряной нитью ножнах. – У вас, я гляжу, есть уже горский. Ну пусть и наш, казачий будет. Благодарствуем, Тимофей Иванович. – Он сделал поклон. – За своих ребяток, что на дороге прикрыли. И за меня самого. Бог даст, вернём вам должок.
– Ефим Силович, оставайтесь! – окликнули оседлавшего коня хорунжего офицеры. – Вместе отужинаем.
– Нет, благодарствую, – отмахнулся тот. – В ночной дозор скоро уезжать! Здравы будьте! – И подстегнув коня, ускакал с казаками прочь.
– Хорошо с тобой дружить, Тимоха, – хохотнул, вынимая пробку из бутылки, Марков. – Ракия, – определил он по запаху напиток.
– Парамон, Степаныч, Ванька! – позвал денщиков Назимов. – Барана в сторонку отнесите и разделайте там. Кашу не нужно, зажарьте мясо на углях. Нам шею и лопатку. Остальное в артели. Не против, Тимофей? Всё равно ведь при такой жаре не сохранишь.
– Да конечно, – не стал возражать тот, рассматривая подаренный кинжал. – Хорош, ничуть не хуже моей камы.
После засады у сухой балки турки дозоры за валы крепости более не выпускали, казаки, напротив, заскакивали теперь далеко на юг. Ранним утром тринадцатого июня русский лагерь был поднят по тревоге.
– Со стороны Варны в Базарджик идёт большой обоз, – пояснил своим взводным командирам Копорский. – Встал на ночёвку верстах в десяти от крепости, там на него и натолкнулся наш дозор. Иловайский с Фомой Петровичем решили его разбить, не допустив подвоза припасов гарнизону. Наш полк, господа, блокирует крепость, а казаки в это время вырубают обоз. Стройте взводы в походную колонну, через полчаса выступаем.
– Всё самое интересное казакам, – произнёс, провожая взглядом уходившую на юг конную колонну, Ярыгин. – А нам турок у валов развлекать.
– Бам! – громыхнул пушечный выстрел, и ядро прогудело высоко над головами драгун.
– О-о, начинается, – оглядывая из-под ладони крепость, проворчал Чанов. – Больно близко подъехали, как бы они дальней картечью не сыпанули.
– Эскадрон, правое плечо принять! – донеслась команда капитана. – Аллюр рысью! За мной!
С валов громыхнул ещё один выстрел, и в воздухе уже гораздо ближе прогудело ещё одно ядро.
Стародубовский драгунский полк целый день изображал активность, демонстративно подскакивая к валам и отъезжая прочь. Турки постреливали, но на вылазки не решались, ожидая от русских подвоха. Уже под вечер прискакали вестовые от Иловайского, и полковник Наний повёл своих драгун в лагерь.
– Две сотни повозок в обозе было, табун коней, пороховой припас и провиант, – рассказывал у ночного костра офицерам Копорский. – Помимо обозников, ещё и охранение казаки посекли. Будет что Кутузову докладывать.
– Эдак получается, что мы, кроме охранения восточного фланга армии, ещё и неприятельскую крепость блокируем? – вставил Назимов. – Сюда бы ещё пару полков пехоты подвести с артиллерией – и можно смело штурмовать.
– Согласен с тобой, Александр Маратович, – сказал Копорский. – Больших сил у неприятеля тут нет, пушек мало, укрепления до конца не восстановлены, в припасах нужда. Думаю, больших трудностей со штурмом не будет. Сам слышал про это в штабе, так что, похоже, второй раз будем брать Базарджик, господа.
Глава 5. Битва у Рущука
Пятнадцатого июня вместо подмоги из пехоты и артиллерии к русскому лагерю со стороны Силистрии прилетел отряд гусар, и в воздухе поплыли звуки сигнала «Сбор!».
– Через час выходим на Силистрию, – сообщил пришедший от командира полка Копорский. – Ничего не знаю, господа, даже не пытайте, – отмахнулся он от взводных. – Приказ – срочно собираться и вытягивать колонну в сторону Дуная.
– Вот тебе и взяли Базарджик, – произнёс с сожалением Марков. – И почто столько суеты было? А я-то думаю, чего это полкового обоза всё нет, одними вьючными только всё подвозят. Видать, знали в верхах, что уходить придётся, вот и не стали сюда повозки гнать.
Шестнадцатого июня к вечеру колонна драгун и казаков Иловайского подошла к Силистрии. На валах и стенах крепости работали сотни солдат, срывающих и рушащих укрепления. Пушек на них уже не было.
– Велено оставить крепость, а при подходе неприятеля и понтонный мост разобрать, – пояснил прибывшим командирам полков начальник гарнизона Силистрии. – Получайте фураж и провиант из магазинов, господа. Сколько сможете, забирайте, всё одно мне его весь вывозить на левый берег приказано, а если не успею, то до подхода турок велено уничтожить. Армия визиря идёт в нашу сторону со стороны Шумлы. По донесению разъездов, она уже в двух переходах.