Драгун. 1812
– Видать, потому и приказали быстрее к Дунаю отходить, – заметил Иловайский. – Отрезали бы нас с запада турки, и только осталось бы на Хыршовскую переправу скакать, а это такой крюк!
– Не знаю даже, удалось бы вам уйти? – покачав головой, засомневался комендант. – По последним сведениям, в Кюстендже большой десант высадился, турки могли и с востока все пути отхода перекрыть.
– Ладно, вырвались, – произнёс удовлетворённо командир стародубовцев. – Тогда мы встаём на ночёвку, пополняем припасы и уходим поутру к Рущуку.
На рассвете семнадцатого июня конная колонна длинной змеёй потянулась на запад. За спиной громко бахнуло два взрыва.
– Предвратные бастионы взорвали, – приподнявшись на стременах и присмотревшись, пояснил Копорский. – Вчера минная рота бочонки туда на крытых кожей повозках свозила, а сегодня рванула.
Сто двадцать вёрст до Рущука прошли за два дня. У этой крепости было многолюдно. По наведённому через Дунай мосту в разбитый у валов полевой лагерь с левого берега шли пехотные и конные подразделения, катились орудия и обозные повозки.
– Видать, не собирается Кутузов Рущук сдавать, – судачили драгуны. – К нам сюда, на правую сторону, подкрепления идут, значит, не отдадим без боя крепость, встретим как положено басурман.
Вечером у костров войска отливали пули, крутили патроны, точили сабли и штыки. По поступившим сведениям, подходивший к крепости неприятель превосходил русскую армию в четыре раза. Против семнадцати тысяч, находившихся под командованием Михаила Илларионовича, османский визирь Ахмет-паша вёл к Дунаю шестьдесят пять тысяч при семидесяти восьми полевых орудиях.
– Главное, башкой по всем сторонам крути, – поучал правившего лезвие палаша Станислава Марков. – Чтобы с невидимой стороны сипах не выскочил. Если ты врага видишь, то и его удар наверняка отобьёшь, даже не задумываясь. И старайся вперёд не вырываться, всегда в общей линии держись. Правильно я говорю, Тимофей?
– Правильно, Димка, – подтвердил тот, водя оселком по кромке сабли. – Вальтрап не забудь на седло откинуть и курки у пистолей в ольстрядях перед боем взведи, на это времени в сшибке может и не быть. Пистоль всегда может в сечи пригодиться. Я так и вообще всегда на себя перед боем ещё пару кобур надеваю, одну под правую руку, другую под левую, чтобы сразу выхватить.
– Понял, спасибо за науку, господа, – поблагодарил прапорщик. – А нас в Дворянском полку учили только лишь на палаш полагаться, а про пистоли говорили, что они лишь для расстройства пехотных порядков неприятеля, когда к ним подскакиваешь.
– Хм, да-а, в Дворянском полку наговорят, – хмыкнул Неделин. – Мне тоже там в голову вбивали, что палаш не сабля, им больше колоть, а не рубить нужно. А я за год боёв раза три всего неприятеля уколол, и то в самом начале наскока или при преследовании отступающих. А так всё больше сёк и рубил.
– В общем, делай, Станислав, как тебе сподручней, – подвёл итог Марков. – Какой твой самый первый, бездумный порыв будет, тот и правильный. Главное – не медли. Страшно?
– Страшно, – признался Загорский. – Ни разу ведь человека не рубил, только лишь чучело и лозу. Как оно там получится?
– Получится, – глухо произнёс Назимов. – Убить человека не трудно, трудно потом с себя его кровь смыть и вспоминать, сидя у костра. А в бою или ты его, или он тебя, тут уж кто шустрей и кому что на роду написано. Вон капитан идёт, сейчас расскажет, какая назавтра диспозиция.
Поднятые в полночь войска выходили на заранее выбранную Кутузовым позицию, перекрывая неприятелю южные подступы к Рущуку. Подразделения строились в три линии, в первой стояла артиллерия и егеря, вторую занимали пехотные каре из мушкетёрских и гренадерских батальонов, в третьей стояла конница. Рядом со Стародубовским равняли строй Лифляндский и Санкт-Петербургский драгунские полки, дальше стоял Кинбурнский и уланы Чугуевского. Ольвиопольские и белорусские гусары соседствовали с четырьмя казачьими полками.
– В линии меж всадниками дистанция два аршина! – покрикивали, проезжая перед строем кавалерии, штаб-офицеры. – Между самими линиями два лошадиных корпуса! Куда вылез! Куда?! Осади назад! Задние, не напирай!
– Тихо-тихо, Янтарь. – Тимофей погладил коня, успокаивая. – Обожди, сейчас всё успокоится, смирно стой.
– Чуют коняки, что дело будет, – произнёс стоявший рядом Чанов. – Волнуются. Вот же умная скотинка.
– Эскадрон, от центра разомкнись! – донёсся с левой стороны крик капитана Синевского. – Разъезжаемся, разъезжаемся быстрей!
Топоча и позванивая металлом оружия, прошла колонна пехоты. Со скрипом и стуком проехали на передках три орудия. Только было Синевский начал выстраивать обратно свой эскадрон, как снова пошла колонна.
– Сергей Борисович, держи пока так людей! – послышался голос Зорина. – Сейчас ещё и Старооскольский пехотный пойдёт.
Только к утру прекратилось движение. На рассвете русская армия вытянула боевые порядки подразделений, готовясь к бою. Кавалеристам было позволено спешиться и ждать команду, удерживая коней за поводья.
– Вон какое красное небо с восхода. – Чанов кивнул на алевший восток. – Похоже, зной страшный будет при таком-то безветрии.
– Да, дождик бы сейчас не помешал, – заметил, отстёгивая водоносную флягу от седла, Еланкин. – У меня мундир как кора дуба от пыли и соли. Думал к Дунаю сбегать, простирнуть вечерком. Да что толку, всё одно к вечеру такой же будет.
– Никола, дашь хлебнуть? – спросил сидевший на корточках перед своим конём Данилов. – Неохота вставать, ещё и от седла отстёгивать.
– Дам, – отрываясь от горлышка посудины, произнёс Еланкин. – Сейчас. Уж больно жажда одолела.
– Меньше глохчите! – буркнул недовольно Чанов. – Не знай, когда у воды будем.
– По-олк, седлай коней! – долетел голос подполковника Салова. – Равняй строй!
– Никак турки зашевелились? – послышались возгласы в линиях. Драгуны, вскакивая в сёдла, привставали на стременах, пытаясь разглядеть, что делается на поле. С южной стороны меж тем показались огромные полчища неприятеля. Шла в строгих порядках знаменитая Анатолийская конница, скакали в куче лёгкие дели, топали пешие наёмники левенды и янычары. Даже выученные западными инструкторами топчу катили вручную орудия.
– Начинается, – процедил сквозь зубы Тимофей и откинул полу вальтрапа на седло.
– Бам! Бам! Бам! – ударили из русских пехотных порядков полевые орудия. Сгруппировав массу пехоты на своём левом фланге, визирь бросил её в атаку. Первая линия обороняющихся окуталась плотным облаком дыма. Из него били частыми залпами егеря, а вот пошла с визгом и картечь.
– Выстоит, нет ли пехота? – тревожились драгуны. – Вон какая орда напирает!
На подмогу своим стрелкам двинулись колонны из второй линии и отбросили штыками наседавшего неприятеля. Именно в этот момент, решив, что он сумел отвлечь внимание русского командования, визирь бросил всю свою конницу на левый фланг оборонявшихся. Около тридцати тысяч всадников, подняв густое пылевое облако, понеслись с криками в атаку. Прорвав обе линии, они разделились. Половина конницы понеслась в сторону Рущука, другая половина начала заходить русским в тыл, желая создать у них панику и опрокинуть.
– Левое плечо вперёд! Быстрее, быстрее! – подгоняли перестраивавшиеся эскадроны командиры. – Стой! Ждём команду!
Впереди, встав в защитные каре и окружённые неприятельской конницей, держались из последних сил пехотинцы левого фланга. Собрав с третьей линии воедино всю кавалерию, Кутузов бросил её на прорвавшихся турок.
– Атака! Атака! Атака! – нёсся по полю трубный сигнал. Семь тысяч русских всадников обрушились с карьера на завязшую в противостоянии с каре конницу противника.
Неровная линия драгун подлетела к толпе сипахов. Сабля рубанула разворачивавшего коня турка по голове, ещё одного по руке, отбила встречный клинок и боковым хлёстом рассекла новому врагу плечо. Рывок вперёд – и мощный удар сверху с опорой на стремена. Боковой снизу. Ещё один резкий рывок вперёд. Янтарь с ходу сбил грудью встречного коня, а сабля подпоручика уже рубила его хозяина.
– Вперёд! В атаку!
Сбившаяся линия русской кавалерии теснила превратившуюся в толпу неприятельскую конницу. Удар! Ещё один! Ещё! Справа от Тимофея рубился Чанов, слева Еланкин. Двое сипахов напирали спереди. Левая рука выхватила пистоль из кобуры. Выстрел! Попал! «На! На! На!» – вырывалось из пересохшей глотки. Клинок сабли сверкал в полёте, пытаясь достать второго противника, тот же, отбиваясь, начал пятиться.
Не выдержав напора русских, турки начали разворачивать коней. Рывок вперёд – и сабля рубанула спину отскакивавшему сипаху. Ещё один рывок, а в грудь Янтарю летело жало штыка. Прорубившись через сбитые порядки вражеской конницы, кавалеристы выскочили прямо к русскому каре. Вздыбив Янтаря, Тимофей заорал что есть мочи, кроя матюгами пехоту.
– Свои! Свои! Ядрит тебя вошь! – неслось из шеренг. – Свои, братцы, пробились! Ура драгунам!
– Ура-а! – ревел строй гренадер.
– Взвод, правое плечо вперёд! – прокричал Гончаров. – За мной! – И повёл кавалеристов левее, обходя пехоту.
В это самое время оставленные в Рущуке восемь резервных батальонов выступили в плотных колоннах из крепости и приняли на штыки прорвавшуюся турецкую конницу. Завязнув в их порядках и получив известие о неудаче в месте главного удара, командовавший анатолийцами паша счёл разумным отступить. Теперь уже вся конница турок обратилась в бегство. Вслед за ней бросилась в сторону своего укреплённого лагеря и пехота. Только в нём визирю удалось остановить свои войска.
Русские потеряли в сражении около пятисот человек, турки – пять тысяч. Было захвачено тринадцать вражеских бунчуков и двадцать орудий.
Собранные сигнальными трубами драгуны, сбив порядки, шли лёгкой рысью на своё прежнее место.
– Первое отделение, все целы, вашбродь! – донёсся до Тимофея голос Чанова.
– Второе, у Ковригина плечо вспорото, перевязали! – доложился Смирнов. – Не больно глубокая рана.
– В третьем пара царапин только, у Рожкова и Носова, ничего серьёзного! – долетело от Блохина.
– Сейчас, как только в линии встанем, крепким хмельным пролить все раны и перевязать! – распорядился подпоручик. – Иван Ильич, Ковригина прямо сейчас гони к лекарю, нечего ему с нами трястись. Кто с царапинами, тех сам погляжу, пусть пока с нами будут! Царапины – они тоже разные бывают. Ещё и жара такая. – Он поглядел на безоблачное небо.
Ушедшие в погоню за бежавшими турками казаки вскоре вернулись к боевым порядкам. С их слов, неприятельская конница оправилась и своей многочисленностью вновь представляла угрозу, бежавшая же пехота укрылась в османском лагере и её там спешно приводили в порядок.
– Штурмовать лагерь сейчас будем, добьём турок, – готовились к атаке в русских полках. Но приказа идти на врага не было, и, простояв до вечера, войска получили распоряжение на отход к Дунаю, а потом и вовсе приказ переправляться на противоположный, левый берег.
– Одной конницы у турок больше в два раза, чем всех нас, вместе взятых, – разъяснял своим офицерам Копорский. – А к визирю ещё войска со стороны Шумлы и Софии идут. Не хочет Кутузов понапрасну всей армией рисковать. Поймите, господа, мы сегодня турок разобьём, и они завтра опять столько же войск против нас выставят. А вот если нас разгромят или в вязком сражении обескровят, подкреплений ведь нам ждать неоткуда, все силы на запад к Неману и к Волыни переброшены. До самого Прута дорога будет противнику открыта. Поэтому приказано встать в оборону на левом берегу Дуная и преградить туркам путь на Бухарест.
– Что за манёвры – туда-сюда с одного берега на другой переправляться? – ворчал ехавший рядом с Тимофеем Марков. – Это, считай, мы опять всю правую сторону Дуная туркам отдаём. Столько крови за этот злосчастный Рущук пролили в прошлом году при Каменском, а Кутузов приехал и всё даром отдал.
– Бам! Бам! Бам! – громыхнуло за спиной.
– Во-о, спешат, киркой и лопатой нет времени укрепления рушить, так они их взрывают, – заметил, оглядываясь, Неделин. – Пушки вот только-только перед нами укатили с валов.
– Сто-ой! Куда напираете?! Стой, я говорю! – У понтонного моста метался раскрасневшийся подполковник. – Стародубовский драгунский? Ваша очередь после Олонецкого пехотного! Чуть в сторону пока, правее возьмите!
– Вправо принять! – донеслась команда из головы колонны. – Эскадронам спешиться!
Мимо драгун, с ружьями на плечах, топали грязные, закопчённые пехотные роты.
– Досталось Олонецкому полку. – Копорский кивнул на топающую колонну. – Егеря отбежали, и они с янычарами в ближнем бою сошлись. Разгромили их и обратно погнали, ещё ведь и захваченные наши пушки назад отбили.
– Бам! Бам! Бам! – новая серия взрывов в крепости заставила встрепенуться коней.
– Тихо-тихо! – Тимофей огладил Янтаря. – Ещё немного – и скоро на мост пойдём. Вон уже хвост колонны показался.
– Полк, по коням! – долетела команда. – Походной колонной по два. Дистанция между рядами две сажени! Аллюр шаго-ом! За мно-ой!
Первый эскадрон Стародубовского драгунского полка вслед за штабом вступил на доски понтонной переправы.
Глава 6. В дозоре
– Подъём! Подъём! – летел на утренней заре проигрыш штаб-трубача.
– Вставай, соня! – Тимофей кинул в храпевшего Маркова войлочный валик. – Подъём, подпоручик! Нечего было до полуночи в карты резаться! Скоро взводы на поверку встанут.
– Гончаров, иди к чёрту! – буркнул, переворачиваясь на другой бок, Димка. – Сам выспался, а другим не даёшь. Поверку за меня и Пестов проведёт.
– Дима-а, Ди-им, сегодня у нас эскадронный выход. Ты не забыл? – натягивая сапоги, полюбопытствовал Тимофей. – Смотри, на отправке сегодня Салов будет. Если что, на самого себя потом пенять будешь.
– Сволочь ты, Гончаров, – проворчал, поднимаясь с топчана, подпоручик. – Ну разве можно с утра и Салова вспоминать? Теперь уж точно день не задастся.
Армейский лагерь, разбитый на левом берегу Дуная возле крепости Журжи, зашевелился. Под дробь ротных барабанов строилась пехота. Офицеры и унтеры, покрикивая на солдат, равняли шеренги. Драгуны, почистив и напоив коней, насыпали в кожаные вёдра меру овса. Рядом лежали выхлопанные потники с вальтрапами, почищенные сёдла и вся ременная сбруя. Кавалеристам только после утреннего ухода за лошадьми можно было заниматься собой.
– Марк Осипович, поджила нога у моего Грома, может, возьмёте на выход? – обратился к отделенному командиру Слепнёв. – Вторую неделю уже я тут в уборщиках.
– А что фаншмит вчера на обходе сказал? – тронув пальцем покрытый дегтярной мазью рубец у коня, спросил Смирнов.
– Сказал, что уже можно понемногу вываживать, – ответил драгун.
– Во-от, Сёма, во-от – потихоньку! – подняв вверх указательный палец, произнёс с нажимом унтер-офицер. – Потихоньку – это значит пару кругов вокруг лагеря дать, а не сотню вёрст за эскадроном скакать. Долечивай своего Грома, а уж как совсем рубец закроется и перестанет мокрить, тогда и поговорим. Мурин, подпругу подтяни! – крикнул он седлавшему коня драгуну. – Сам, что ли, не видишь, что она прослабленная?! Смотри, спину собьёшь – по полной потом ответишь!
– Заканчиваем с кормлением! Седлаем коней! – донеслась команда штабс-капитана Назимова. – Марков, выводи свой взвод к ручью. Поспешаем, драгуны! Скоро на место сбора уже подполковник Салов подъедет!
После традиционного смотра заместителем командира полка эскадрон Копорского выехал на Видинскую дорогу. Остался позади шумный лагерь, по левую руку блестел под августовским солнцем широкий Дунай, с правой, валашской стороны виднелись поросшие кустарником холмы.
– Вот, братцы, как же быстро этот июль пролетел, – заметил ехавший за Чановым Данилов. – Только-только вроде под Рущуком мы турок разбили, крепость порушили и за Дунай ушли, а басурмане уже там валы заново отсыпали и пушек понаставили.
– Да уж, весь правый берег сейчас за ними, – поддакнул Еланкин. – Дождёмся – и на наш переметнутся. Турок – он слабинку хорошо чует.
– Ты наговоришь, Колька! – воскликнул, обернувшись, Чанов. – Небось, для того и объезжаем реку, чтобы не дать неприятелю переправиться.
До ушей долетело эхо далёких орудийных выстрелов.
– У того берега бой идёт! – поднявшись на стременах, воскликнул Копорский. – Похоже, наша флотилия опять с османской сошлась.
– Осмелели турки, – покачав головой, произнёс Назимов. – Раньше они в портах всё больше отсиживались, а в последние две недели силы объединили и дуро́м прут.
Три небольших русских парусных судна, отбиваясь от пары десятков вражеских баркасов и галер, начали отходить по течению в сторону Рущука. Вот одно сманеврировало и дало залп из четырёх бортовых пушек. На реке ахнул взрыв, и во все стороны полетели обломки.
– Есть один турок! Молодцы флотские! – восторженно взревели драгуны. – Так им, гадам! Круши!
Турецкие суда прекратили погоню, и три парусника ушли вниз по реке.
– Эскадрон, за мной! – скомандовал Копорский. – Прибавили аллюр, фланкёры, в головной дозор!
– Четвёртый взвод, аллюр в галоп! – рявкнул, подстегнув Янтаря, Тимофей.
Выходы для объезда берега стали регулярными. До Кутузова долетели вести, что вторая турецкая армия под командованием Измаил-бея, шедшая к визирю из Софии, остановилась под Видином и, форсировав Дунай, заняла на левом берегу Калафат. Назревала опасность выхода неприятеля в тыл основным русским силам. Заранее выдвинутый главнокомандующим в Малую Валахию шеститысячный отряд генерала Засса преградил туркам путь к Журже и отбросил их назад. Тем не менее было понятно, что противник не намерен был оставаться в обороне, а искал возможность, используя своё огромное численное преимущество, прорваться вглубь Валахии. Сил для активного противостояния неприятелю у Кутузова на данный момент не было, в основном лагере под Журжей оставалось всего около десяти тысяч воинов, и он раз за разом посылал в столицу просьбы о переброске к Дунаю подкреплений. И каждый раз из Санкт-Петербурга приходил отказ. Россия готовилась к большой войне с Наполеоном, и все войска собирались сейчас у Немана. Простаивая часами над картой местности, Михаил Илларионович напряжённо думал, думал, как же имеющимися столь малыми силами устоять против огромной турецкой армии и по возможности её разбить.
Двадцать первого августа по установленной командиром полка очерёдности в объезд берега уходили эскадроны капитанов Копорского и Мейендорфа.
– Казимир Иванович, тебе со своими драгунами вниз по течению до Олтеницы идти, – ставил задачу присутствовавший на утреннем построении Зорин. – Пётр Сергеевич, тебе вверх, к селу Зимничи. Там переночуете – и обратно. Напротив вас Туртукайская и Свиштовская крепости будут, оглядитесь, местных рыбаков поспрашивайте, может, они какую активность у турок заметили. Сами знаете, нам, главное, переправу неприятеля не прозевать. Ну всё, командуйте марш!
– Третий эскадрон, напра-аво! Четвёртый, нале-ево! – выезжая из общего строя, прокричали капитаны. – Походной колонной по двое! Аллюр шагом!
Выехав за пределы лагеря, пошли далее привычным уже порядком. В отрыве на полверсты следовали головным дозором фланкёры, за ними шли все остальные. На реке мелькали силуэты судов. Вторую неделю турки, оттеснив русскую флотилию и заняв большие острова, хозяйничали на Дунае выше Журжи.
– А я у флотских, когда мы с Гришкой парусину меняли для полога, спрашиваю, а чего же вы так речку-то позорно басурманам отдали? – долетел до Тимофея голос Ярыгина. – Так они чуть было в драку не кинулись на нас с обиды. Мы бы, говорят, их в один день к Видину бы отогнали, так командование не даёт силу показывать. Пущай, дескать, ходят они себе выше Журжи и хозявами себя чувствуют. Не пугайте, мол, турок.
– Да ладно, враки это всё! – послышался голос Чанова. – Не может начальство просто так реку туркам отдать. Брешет кто-то, или они, или ты сам, Стёпка.
– Ильич, да мне-то на что врать?! – воскликнул возмущённо Ярыгин. – Гришка, подтверди, что взаправду так говорили!
– Ну да, всё верно, без обману, – засвидетельствовал слова товарища Казаков. – Так и сказали, что велено не мешать туркам на реке.
– Странно это всё, – встрял в разговор Блохин. – В открытом бою неприятеля одолели, а потом ему Рущук отдали. Речникам нашим силу не дают показывать. Ещё и отрядам больше эскадрона не велено на берегу показываться. К чему всё это? Турки вон совсем осмелели, сначала острова заняли, а скоро так и вовсе на наш берег перепрыгнут. Куда наш Кутузов смотрит? Когда ему за спину зайдут?
– Отставить разговоры! – рявкнул, обернувшись, Тимофей. – Унтер-офицер Блохин, берите своё отделение. В паре вёрст впереди заросшее камышом устье речушки, которая впадает в Дунай, там три хижины рыбаков с нашей стороны стоят, проверьте всё вокруг них, порасспрашивайте местных. Может, они видели чего интересного?
– Есть проверить устье речки, ваше благородие. – Лёнька козырнул. – Отделение, за мной! – И выскочив вперёд, повёл за собой ускоренной рысью дюжину драгунов.
Прошло минут десять, и до ушей Тимофея долетели звуки ружейных выстрелов.
– Взвод, к бою! Ружья из бушматов! – прокричал он, потянув за цевьё своё. – Галопом за мной!
Среди зарослей и строений на берегу мелькали фигуры, хлопали выстрелы и слышались крики. Осадив Янтаря у разросшейся ветлы, Гончаров выпрыгнул из седла.
– Коноводам принять коней! – рявкнул он, взводя курок. – Взвод, в цепь! Вперёд!
Над головой пропела пуля, ещё одна сбила ветку куста рядом. Огонь вели из хат и сараев, из разросшегося вокруг строений хутора сада. Перебежав открытое место, Тимофей упал около перезаряжавшего за деревом свой штуцер Блохина.
– Сколько их там всего, Лёнька?! – прокричал подпоручик, выглядывая из-за ствола.
– Не знаю, Иваныч! – откликнулся тот, доколачивая молотком пулю. – Десятка три стволов точно в нас били! Мы двоих заметили, что от большой ветлы у дороги к хутору бежали. За ними было скакать. И тут давай по нам вовсю палить. Фёдорова сразу наповал, Коношину руку прострелили, а у Балабанова конь вон при смерти бьётся. – Он вытянул руку, показывая.
– Десант, что ли? – оглядывая поля боя, произнёс в сомнениях Тимофей. – Неужели турки именно здесь свою высадку начали? Нет, не похоже, они бы уже в атаку на нас пошли, чтоб отогнать. Тогда что, разведка?
– Да Бог их знает, – проворчал, вскидывая ствол перезаряженного штуцера, Блохин. – А ну-ка, злыдни, где вы там хоронитесь? Ага, во-от, с крыши двое палят.
Громыхнул выстрел, и он удовлетворённо хмыкнул.
– Петухов! – окрикнул лежавшего за камнем драгуна подпоручик. – Беги к дороге, вот-вот эскадрон уже наш сюда должен подскакать. Передай капитану Копорскому, что на хуторе до полусотни турок засели и мы с ними в перестрелку вступили. Подскажи Петру Сергеевичу, чтобы он левее выход из реки к Дунаю перекрыл и сюда к нам подкрепление прислал.
Драгун вскочил и бросился к дороге. Вслед ему загремели выстрелы.
– Ух, какие ярые, – процедил, выглядывая неприятеля, Тимофей. – Ага, прав ты, Лёнька, на каждой крыше по паре стрелков вижу. Сейчас я. – И откинул один из щитиков на казённике.
Вот мелькнула голова на одной из крыш хат, и блеснул ружейный ствол. Турок приподнялся, как видно ища цель, и мушка легла в прорезь на его груди.
– Чуть выше, – прошептал Тимофей, смещая прицел. – Три сотни шагов всё же. – И плавно потянул крючок.
Громыхнул выстрел, облачко дыма отнесло в сторону, и он разглядел в том месте, куда стрелял, неподвижную фигуру.
– Один готов. – Правая рука потянулась за новым патроном к лядунке, а большой палец левой уже откинул полку замка. – Целься точнее, братцы! – крикнул Гончаров больше для того, чтобы подчинённые знали, что командир рядом и управляет боем. – Стрелять только из-за укрытий! Если есть возможность, меняйте позицию!
Патрон к зубам, рванув его край, Тимофей насыпал порох на полку замка. Закрыть крышку.
– Сместись-ка, Лёня! – И он привстал, прячась за ствол дерева.
Самое неудобное в дульнозарядном оружии – это засыпка пороха в ствол. Никак ты это не обойдёшь, вот и приходится всё время открываться, поднимаясь. То ли дело в оружии будущего, меняй себе магазин или ленту лёжа и поливай неприятеля очередями.
Пуля в стволе, курок на взвод, и перезарядившись, он обвёл взглядом крыши. Пусто: или попрыгали все вниз, или прячутся хорошо. А вот и цель. В густой кроне дерева мелькнул огонёк выстрела, и поплыло облачко дыма.
– Хорошо притаился, не разглядишь, – проворчал Тимофей, выцеливая просвечивавшее сквозь листву тёмное пятно. «Бам!» – приклад ударил в плечо, а с дерева кулём слетело пробитое пулей тело.
Выстрелы со стороны противника гремели всё реже. «Ура-а!» – вдруг раздалось за взводной цепью. Топоча, сзади неслась с примкнутыми штыками толпа драгун во главе с Копорским.
– Ура! – подхватил клич Гончаров. – В атаку, братцы!