Сотник из будущего. На Запад!

Но «торгаш» оказался не из пугливых, оглядев своим цепким взглядом всю комнату и самого шляхтича, он затем спокойно, с каким-то прищуром уставился ему прямо в глаза.

– Пан Марич, я седмицу назад прибыл из Господина Великого Новгорода, и купец Строков Путята Селянович повелел вам лично передать следующее: «На Новгородском торгу шкурка белки в цене хорошо выросла, ну а кунья зато вниз пошла».

– Ты что, дурной?! – воскликнул, багровея, Марич. – На кой ляд мне все эти шкурки сдались?! Я тебе что, торгаш мехами?! Да я!.. – и он вдруг резко замолчал, не докончив начатую было фразу.

Дернувшиеся вперед охранники схватили русского под руки, готовые сделать с ним все то, что прикажет их господин. Русский не вырывался. Он даже не дернулся и все так же продолжал стоять, ничего не говоря и не сопротивляясь.

– Отпустите его, – тихо проговорил шляхтич. – Отпустите и сами выйдите вон.

Вдали, в доме затихли шаги воинов, а Марич и русский, все молча, смотрели друг на друга. Наконец посетитель глубоко вздохнул и опять произнес ровным голосов все ту же заученную им наизусть фразу: «На Новгородском торгу шкурка белки в цене хорошо выросла, ну а кунья зато вниз пошла».

– Как зовут тебя и от кого ты на самом деле ко мне пришел? – нахмурившись, проговорил недовольным голосом литвин.

Русский молчал, все так же продолжая глядеть на него.

– Ну, хорошо, – поморщился Марич. – «Так куниц-то ныне Карела много стрелой набила, вот и сбросила она оттого свою цену в четверть», – медленно произнес он. – Теперь будешь говорить?

– Меня зовут Назар, пан Марич, – спокойным голосом ответил посетитель. – Я пришел сюда от хорошо известных вам людей. Имена Будай или Варун вам что-нибудь говорят?

При этих словах шляхтич заметно напрягся и до боли в пальцах сжал оголовье меча. «Зарубить его прямо здесь, – думал он, – прямо сейчас, а уж как объясниться, я потом придумаю». Но нет, просто так они от него не отстанут. Такие люди даже здесь, в Вильно, до него добрались, как и обещали тогда в том вонючем сарае три года назад. А ведь была еще и первая встреча в разоренном торопецком селище, где погибли все его воины. И был тот разговор в лесу, где он получил рану. Марич непроизвольно почесал вдруг вновь зазудевшее плечо.

– Не серчай, пан Марич, – как-то легко улыбнулся русский. – Я не принес тебе худых вестей, а только лишь заверение о дружбе и пожелание доброго здравия от моих командиров. И еще у меня для тебя есть подарки и серебро. Мы ведь знаем, что при княжьем дворе очень трудно быть тому, у кого мало денег. Пост старшего чашечника, наверное, весьма дорого стоил, и у тебя сейчас не все хорошо со средствами? Мое начальство просило тебе передать, что мы снова можем быть полезны друг другу. А ты, по их мнению, вполне себе достоин более высокого места при дворе, ну, скажем, должности старшего княжьего кравчего. Да и ремонт твоего родового замка на Немане можно будет продолжить и уже наконец-то даже его завершить.

– Вы слишком много знаете обо мне, – немного помолчав, ответил литвин. – И слишком глубоко лезете в мои дела. Не боишься лишиться своей головы, русский?

– Наше дело служивое, – пожал плечами Назар. – Тут уж кому какая судьба выпадет, умирать-то все одно каждому когда-то придется.

– Так и умирать можно по-разному, – фыркнул Марич. – Бывает так, что человек и сам смерти просит, как избавления от мук. Ан нет, голуба, пока все, что он знает, не расскажет, ну, или не отдаст, не идет она к нему, эта смерть-то.

– Моя смерть ничего хорошего тебе не даст, пан, – с улыбкой произнес Назар. – Серебра при мне сейчас мало, ничего нового даже и под пытками я тебе не скажу, все ты и так уже знаешь. Прости меня за такие слова, но вот потом за твою жизнь я бы и сам даже худой векши не дал. Неужели ты думаешь, что некому будет поведать Миндовгу, от кого вот это твое нечаянное богатство прибыло и с чьей помощью ты в княжьем дворе наверх пошел? Да и старая твоя, былая помощь по Торопецкому набегу – она ведь большой крови всему объединенному литвинскому войску стоила. Как бы, узнав про такое, князь и сам тебя головы не лишил, уважаемый пан Марич. После вдумчивых и о-очень долгих разговоров.

– Ты мне угрожаешь в моем же доме, пес?! – Литвин побледнел и приподнялся со своего места.

– Нет-нет, что ты, пан Марич! – воскликнул русский и примирительно поднял обе руки. – Я ни в коем случае тебе не угрожаю. И нам незачем сейчас ссориться. Я просто хотел сказать, что мы можем быть полезны друг другу. А вот любое противостояние приведет лишь к одному – к смерти, причем для нас обоих. Оно разве нам надо?

Шляхтич молча, пристально глядя на русского, постоял и потом опять сел в свое массивное дубовое кресло.

– Что вам сейчас-то от меня нужно? Уж не думают ли в Новгороде, что я готов подвергать себя опасности, отрабатывая их подачки?

– Нет, конечно же, нет, пан, – примирительным тоном ответил Назар. – Мы не хотим, чтобы ты рисковал собой и своим добрым именем. Нам от уважаемого пана нужно лишь одно – чтобы он внимательно слушал и передавал нам все то, что касается внешних сношений князя Миндовга с соседями. И особенно с нашими общими врагами, то есть с немцами. Больших трудов для тебя, пан, это же вообще не составит, ведь по своей придворной должности ты и так присутствуешь при этих встречах и бываешь на всех пирах. А какое же может быть застолье с иноземными посланниками да без доброго и обильного хмельного? И за все эти маленькие услуги, уважаемый пан Марич, тебя будет ждать весьма и весьма богатое вознаграждение. При котором ты, как я думаю, вполне даже сможешь занять более высокую должность при дворе. Кравчий[4 - Придворный чин ответственного за стол, еду и напитки.] Раймондас уже ведь весьма стар, и ему давно пора уходить на покой. А у него на выданье сейчас есть красивая младшая дочь. С нашими средствами, уважаемый пан, ты вполне сможешь породниться с этим главным придворным, а потом и вообще взять у него эту должность. И это, заметь, совсем даже не предел, со временем ты сможешь подняться еще и выше. Тебе для этого нужно будет только лишь время и дружба с нами.

– Вы уже, как видно, и так все за меня рассчитали и решили, – покачал головой шляхтич. – Хорошо, я подумаю. Приходи через месяц, скоро к нам прибудет посланник от нового рижского епископа, канонник Балдуин. А потом можно будет ждать и представителей от братьев Ордена меченосцев. В Ливонии после смерти епископа Альберта между этими двумя силами сейчас нет единства, и идет большой раздрай. Вот они и тешат себя надеждой склонить князя Миндовга на свою сторону. Каждому нужна опора из литвинских полков. А у нас и своих забот с куршами хватает.

– Вот, пан Марич, я сейчас слышу речь умудренного мужа, – улыбнулся русский. – Нам это все очень интересно. А чтобы тебе там и дальше лучше слушалось, я оставлю здесь небольшой подарок, – и он положил на стоящий рядом с ним столик кожаный кошель. – Это только малая часть того, что ты получишь, если расскажешь мне интересующие нас новости. Я буду у тебя, пан, через месяц.

Русский ушел, а Марич еще долго сидел молча у камина. Наконец он поднялся с кресла, подошел к столу и высыпал на него содержимое кошеля. На столешнице поблескивала кучка серебряных монет самого разного достоинства, от дальних южных, арабских дирхемов и западных любекских пфеннигов до соседских киевских и новгородских гривен. Лежала здесь и пара золотых монет с выбитыми на них профилями правителей.

– Хм, небольшой подарок, – покачал головой шляхтич. – Скупыми русских назвать язык точно не повернется!

Глава 6. Поместные хлопоты

– Парфен Васильевич, ты уж сам смотри, где и что лучше сеять, – устало ответил своему главному хозяйственнику Сотник. – Ты и твои агрономы теперь во сто крат лучше меня со всем этим разбираются. Вскрывай все наши семенные амбары и готовь зерно к выдаче. Когда после большого половодья будут уходить в дальнюю дорогу ладьи, все они захватят с собой, помимо товаров, еще и часть яровых. Сам ведь понимаешь, у крестьян семян вообще в заначке не осталось, погодное лихолетье закончилось, а сеять-то им нечего. Вот тут мы хоть чем-то нашему русскому мужику поможем. По поводу подмоги людьми ты можешь не беспокоиться. Отправку воинов на смену дальним крепостным дружинам я покамест немного задержал, ибо сейчас упор у всех на посевную. Нам нужен такой урожай, чтобы осенью он всех смог накормить, а еще и чтобы с него большой избыток его иметь. Серьезных военных дел до первого снега не предполагается, так что работников у тебя будет все это лето в избытке.

– Очень хорошо, – удовлетворенно кивнул управляющий. – Люди, конечно же, нам нужны будут. А то у нас из поместья сейчас много народу по своим селищам разъезжается. Две, а кто так даже и три лихие годины здесь пережил в тесноте, но вот далее оставаться им уже более не хочется. На родную землю человека, словно бы птицу, тянет. Уж я им и хорошие наделы за Ямным и за Полометью пообещал, и плотников в помощь, чтобы избы рубить, да и всякой другой подмоги. Нет, мало ведь кто согласился. Сотня семей вот уже за этот месяц к себе выехала. Некоторые аж по самой грязи потянулись, из тех, кому подальше до своих росчищ добираться. Две сотни лошадей и мешки с зерном для семени и для прокорма каждому семейству было выделено. Чуть попозжа, когда посевная пройдет и у нас маненько поспокойнее станет, мы к ним, али они сами к нам, глядишь, доберемся, вот и посмотрим, чем бы еще кому можно помочь.

– А зерновой сев закончится – потом я на огороды людей выведу, – делился далее своими планами управляющий. – Вон как у Архипа это дело-то задалось, за ним и соседи по Лосиной пади теперь повторяют. Первуша половину земельного надела под посев овощей в этом году выделил. А что, выгодное дело, ничего тут не скажешь. Один даже только жгучий, стручковый перец – и тот вон как все труды оправдывает. Его у нас с руками и ногами чуть ли не на драку иноземные купцы забирают. Не знаю, заметил ты или нет, Иванович, что за стеклом в избах у многих теперяча вообще ничего не видно? Не заглядывал ведь в окна, поди?

– Да не знаю, – пожал плечами Сотник. – Окна как окна везде. В каждой избе их по два небольших под стеклами. Да я как-то и привычки-то подглядывать в них не имею.

– Э-э-э, да я не про то! – фыркнул Парфен. – Окна те все изнутри в зелени. Вот потому и прикрыто там все. Народ-то у нас смекалистый. С февраля месяца все их ящичками с землей заставили, а потом уж семенами этого самого жгучего перца засадили. Вот как только тепло встанет, так бабы всю свою рассаду на гряды под солнце высадят. А по осени серебром по весу за урожай возьмут. Это ведь какой доход для семьи! Во-от, ну и нам, конечно, торговать с немцем – это тоже прибыток. Я вот думаю, может, вообще этих самых заморских перекупщиков сюда не пускать? Ну а чего, мы и сами, что ли, не в состоянии его размолотый к ним на торг поставлять? Хоть в Булгар, хоть в Любек, а хоть даже и к англам или франкам. Везде же наши ладьи ходят, и всюду эта вот самая приправа дороже золота идет.

– Может быть, ты и прав, Васильевич, – задумчиво сказал Сотник. – Уж больно любекские приказчики сюда в последнее время повадились заходить. Пользуются моим к ним покровительством. Уже раза три ведь пытались у нас семена выкупить или выкрасть, и все то они подглядывают, что у нас тут нового появилось. Вот так вот один самострел реечник стащат, разберут его у себя по самой малой детали и копировать, ну-у, в смысле вот так же, как и мы, делать их начнут. А оно нам надо – давать в руки возможному врагу такое мощное оружие?! Напишу я, пожалуй, бургомистру, пусть он более не засылает ко мне своих купцов. И верно, будем мы лучше сами туда на торг свои ладьи отправлять.

Весна была дружная, люди истосковались по крестьянскому труду, и всюду в огромном поместье шли полевые работы. Да и вокруг него на пару сотен верст крестьяне распахивали свои заросшие за годы лихолетья росчища и бросали в землю семена.

Ратное обучение на время прекратили даже в школе. Посевное дело очень важное, тут, как говорится, один день – он потом весь год кормит. Производства не простаивали, вот-вот уже уйдет большая вода с рек, что несет сейчас по ним бревна, деревья и крупный мусор, и с причалов или пологих берегов скатятся по особым мосткам вниз ладьи. Два-три дня погрузки – и побегут они из поместья во все стороны. Какая-то с выделанным тканым полотном и с уже готовым пошитым платьем. Какая-то с гончарными изделиями или стеклом. А какая даже и с бронным или с оружным железом, починенным из тех трофеев, что были захвачены в прошлые походы.

Домой Андрей приходил уже к ужину. Марта укоризненно ворчала:

– Целыми днями тебя дома нет, а осенью так и вовсе на полгода в поход уйдешь. Ленька и я ведь скучаем. Хоть иногда, но нужно себе выходной делать!

– Ну ты и зануда, сестренка, – подшучивал над ней Эрик. – Наши предки в набегах по два, а то и три года бывали, и то ведь ничего. Привезут на своих кноррах и драккарах из заморских стран золотых безделушек и красивых одежек, а жены и рады. Муж живой пришел – хорошо, все одно не вдова, а ведь замужняя женщина.

– Ну, ты тут это, не особо его защищай, братец! – грозила пальцем Марта. – Он совсем скоро в поход от нас сбежит, а ведь тебе с женщинами предстоит здесь оставаться. Уж мы тогда тебя с Ингеборгой точно тут одолеем!

– Может, и правда с собой возьмешь, ну что я тут с женщинами сидеть буду? – спросил как-то после ужина Андрея Эрик. – Чувствую я себя хорошо, обузой в походе уж точно не буду. Да и вся моя дружина тогда рядом в одном кулаке будет. За последний год вон сколько из Швеции от этого кровавого Кнута Хольмгерссона сюда народа сбежало. Уже целых три пеших сотни и несколько судовых команд в этом поместье с нами живут.

– Нет, Эрик, извини, никак тебе нельзя со мной идти, – покачал головой Андрей. – Одно дело, когда под моим началом в дружине твои воины состоят, а вот другое – когда они при своем короле на войну идут. Прости, ты хоть и в изгнании, но ведь все равно остаешься властителем из славного рода Эрриксонов. Все это потом может сильно осложнить тебе возврат своего законного трона. Твое дело, как сказал Ярослав Всеволодович, – это ждать удобного момента и собирать вокруг себя сторонников. Пусть этот Кнут в королевстве сейчас шишек набьет и настроит против себя побольше людей. Не зря же его уже прозвали в Швеции «кровавым». Как видно многие подданные сейчас там тебя добрым словом вспоминают и сильно жалеют, что отказали в свое время в поддержке. Ну, вот и пусть трижды подумают, как потом бунтовать, когда ты уже обратно на свой трон вернешься.

– Ох, как ты далеко заглянул! – засмеялся Эрик. – Я вообще даже об этом не думаю. Мне вон, как только занятия снова в школе начнутся, сразу же семь уроков там нужно будет проводить. Когда они по два, по три раза в неделю, это все как-то спокойно для меня проходит. А тут из-за этой вот посевной, что их так сдвинула, столько ведь разом навалится. Даже волнуюсь я вот теперь. Мальчишки – это ведь, я скажу, те еще слушатели, они сразу же чувствуют незнание или лень учителя. Ладно, Андрей, ты тогда возьми с собой побольше моих людей. Они воины добрые, засиделись уже здесь без дела. Да и мне тут, ну, вот для чего такая огромная охрана и свита? Здесь и так вся округа дозорными крепко-накрепко держится. И захочет даже чужак проскочить, а все равно у него ничего не получится. Вон ведь всех моих подданных, что сюда из королевства бежали, они еще загодя, при заходе в Полометь перехватывали, не один еще самостоятельно сюда не явился. Все лишь под оружным конвоем.

– Людей я возьму, – согласился Сотник. – Видно, что воины они годные. Из двух Фолькунгов один ярл при тебе, здесь останется, а вот второго я с собой в поход заберу. Хоть Ульфа, а хоть Биргена Магнуссона, это уже ты сам с ними решай.

В двадцатых числах мая первые ладьи спустили на воду, и по перекинутым мосткам в них забегали с мешками за спиной крепкие мужики. Грузили каждую под контролем управляющего и старшего ладейной дружины Бояна Феррапонтовича. Помимо ремесленного товара, в них закладывалось еще и семенное зерно с провиантом.

Готовился к выходу и караван из семи судов в Волжскую Булгарию. Старшим ладейным на него был назначен Молчан, а вот за его охрану отвечал пластунский командир Лютень.

– Не переживай, Риночка, – успокаивал он, обнимая на прощание, жену. – К месяцу августу можешь меня обратно ждать. Сейчас мы по большой воде на волоках пороги проскочим, а там уже совсем скоро и возле Торжка будем. По пути опять в твое родное селище загляну да и в самом Булгаре у нужных людей поспрашиваю, глядишь, и отыщется кто-нибудь из родичей. Мальца береги, – и он прижал к груди жену с младенцем.

– Отходим! Всем к веслам! – крикнул Боян, и прощающиеся с друзьями и родными воины побежали к своим ладьям.

– Отдать концы! – последовала новая команда.

Лодейные выбрали толстые пеньковые канаты, а затем оттолкнулись баграми от бревен причала. Речные, тяжелогруженые суда медленно отошли от длинной поместной пристани. Впереди у них была долгая дорога и множество тревог и опасностей.

После суматошной посевной жизнь в поместье начала входить в привычное русло. Готовился к выпуску очередной курс ратной школы. Шло расширение и боевое слаживание бригадных подразделений. Дозорный эскадрон было решено преобразовать в полк или в тысячу. Под началом берендея Азата формировалась Вторая Степная сотня. Орудийная дружина, состоящая из пушечной и камнеметной сотен, разбившись на расчеты, осваивала свое новое и грозное оружие.

В подготовленных к войне людях недостатка пока не было. Слава об Андреевской дружине прокатилась по многим русским княжествам и соседним с ними землям. А в славной и крепкой рати любому воину за честь было служить. Так что принимали к себе не каждого, вдумчиво и внимательно изучая прежде всего самого кандидата, стараясь понять, каков он человек и что умеет. Да и ратная школа отроков готовилась уже к третьему выпуску, а это ни много ни мало больше трех сотен пусть и молодых, но умелых бойцов.