– Ваше благородие, все рекруты по вашему приказанию выстроены в две шеренги по ранжиру! Докладывает ефрейтор Панкратов!
Их благородие, выслушав его, милостиво кивнул, и ефрейтор пристроился чуть сзади и сбоку.
– Я заместитель начальника Уфимского рекрутского депо, капитан Кудинов Алексей Яковлевич, – положив руку на эфес шпаги, с важностью объявил военный. – А это тот, кто станет для вас начальником на всё то время, пока вы у нас будете готовиться к службе в полку, – кивнул он на стоящего рядом Панкратова. – Обращаться к нему вы будете «господин ефрейтор», только так и никак иначе. Отныне сей господин ефрейтор будет для вас одновременно и суровым командиром, и строгим учителем, и милостивым, справедливым отцом. За любое непослушание вы будете наказаны вначале им и его помощниками, а уже потом по силе своего проступка, возможно, что и начальниками более высокого ранга. И зарубите себе на носу, лапотники, тут вам не сельские посиделки, а самая что ни на есть государева служба, где должна быть воинская дисциплина и самый строгий порядок. И за любое её нарушение будет следовать неизбежное наказание. Мы из вас деревню тут быстро палками выбьем, станете такими же солдатами, как и все. Всем всё понятно?!
Строй вразнобой прогудел что-то невразумительное.
– Отвечать нужно: так точно, ваше благородие! – рявкнул недовольно капитан. – А ну-ка быстро повторить!
Рекруты невпопад, сбиваясь и путаясь, снова загомонили.
– Ефрейтор, гонять до посинения! – кивнул на строй недовольный Кудинов. – Чтобы я из своего кабинета их слышал. Потом шагистикой ещё займётесь. Два часа, нет, три, до самого ужина с плаца чтобы не отпускали. Приду, лично проверю, чему они у вас тут научились!
– Господин капитан милостив, – кивнув вслед удаляющемуся офицеру, прорычал ефрейтор. – Вообще можете забыть про ужин. Вы его пока что ещё не заслужили! Отсюда с плаца вообще до темноты сегодня у меня не уйдёте! А ну быстро все выровнялись в шеренгах! Выровнялись, я сказал!
И по взмаху его руки два солдата, схватив, как видно, специально лежащие тут же палки, побежали вдоль строя. Раздавая тычки и ударяя палками по ногам, они заставили людей подровняться и набрать нужную дистанцию.
– Солдат есть верный слуга престола и защитник его от врагов! – прокричал ефрейтор, обходя строй. – А как вы ему служить будете, когда даже стоять в строю правильно не можете?! Запомните, никак непозволительно в строю разговаривать, сморкаться, чесаться и толкаться. Стоять в строю нужно только лишь всегда смирно и ровно. Носки сапог должны быть на одной линии со всеми, словно по нитке. Пятки стоят вместе, руки расправлены и прижаты к телу. Ладони сжаты в кулаки, а живот втянут. Брюхо втяни! – ударил он кулаком стоящего перед ним коренастого парня. Тот, застонав, присел, и по его плечам ударили палки помощников ефрейтора. – Встал смирно, морда, встал, я сказал! – кричал в остервенении ефрейтор. – Сопли и слюни подобрал, рекрут, живот втянул, грудь вперёд, взгляд перед собой, рот закрыт! Это всех касается! – рявкнул он, оглядываясь вокруг. – Иначе всем палки!
Четверть часа, не меньше, продолжалась наука «правильного стояния в строю», и, удостоверившись, что все требования соблюдены, рекрутская партия перешла, наконец, к следующему уроку.
– Обращаться в армии ко всякому начальству солдат должен уважительно и с великим почтением, – поучал новобранцев ефрейтор Панкратов. – Ибо это начальство нам от самой что ни на есть вышней верховной власти кажному определено. К ефрейторам, унтер-офицерам и к фельдфебелю надобно обращаться с приставкой «господин». А вам, рекрутам, никакого чина пока что ещё и вовсе даже не имеющим, так вот, как я сказал, даже и к рядовым солдатам надобно обращаться. К обер-офицерам от прапорщика и до капитана положено обращение – «ваше благородие». А вот к тем господам, что в чине штаб-офицера состоят от майора и до самого полковника, положено обращение – «ваше высокоблагородие», ну а уж к господам генералам – так и вовсе «ваше превосходительство». Да вам-то, дуракам, это вовсе даже и не надобно знать. Вы-то, небось, этих генералов и вовсе даже не увидите, ну а если всё же и доведётся увидеть, то только лишь издали. Слишком много чести будет вам к ним обращаться. Так, ну чего ещё сказать? Ну вот, значится, на приветствие своего начальства вы должны будете хором и слитно отвечать «Здравия желаем». А когда оно вас вдруг благодарит, то кричите – «Рады стараться». При объявлении же какой-либо к вам, дуракам, милости положено отвечать: «Покорно благодарим». Эх вы, бестолковые, – ухмыльнулся он, оглядев рекрутов, – небось, в башке вообще даже ничего не отложилось? Сейчас вот проверим, – и подбоченившись, громко выкрикнул: – Здравствуйте, рекруты!
Строй молчал. Шевельнулось несколько человек и снова замерло. Димка стоял в шеренге, так же как и все остальные, молча и вытянувшись по швам.
– Я же говорил – лапотники деревенские, – сказал со вздохом ефрейтор, – всё время одно и то же. Пока с месяц палками не погоняешь, никакого толку не будет. Отвечать нужно, бестолковые, – «Здравие желаем, господин ефрейтор!» Сейчас вы повторять у меня это приветствие устанете! Кого вдруг увижу молчащего, тому сразу палки! Фёдор, Архип! – кивнул он солдатам. – Бейте дураков безо всякой жалости, пущай хоть через побои разума набираются, уж коли своего нет. Здравствуйте, рекруты! – гаркнул он вновь громко.
– Здравья желаем, господин ефрейтор! – загомонили вразнобой новобранцы под грозными взглядами солдат.
– Почему не хором опять?! – прокричал зло Панкратов. – Повторяем хоть до второго пришествия, чтобы у вас как на Пасху было дружно, когда батюшка Воскресение Христа славит! Здравствуйте, рекруты!
Целый час до хрипоты горланили приветствие два десятка вчерашних мужиков, получая удары палками.
Видно, и сам устав от однообразия этого занятия, ефрейтор, услышав, наконец, более-менее слитный отклик, махнул рукой.
– Ладно, на первый раз сойдёт, хотя, конечно, всё одно плохо. Сейчас начнёте строевыми экзерцициями заниматься. Та рука, в которой вы ложку держите, – это правая, а в какой краюха хлеба – она, стало быть, левая. Ну и под ними ноги точно такие же: правая, левая. Ребятки, объясните-ка вы каждому доходчиво – где у них левая, чтобы они никогда про это не забывали!
Солдаты пошли по шеренгам и пребольно хлестали палкой по левой ноге каждого.
– Ну, вот теперь уж точно не забудете, – ухмыльнулся ефрейтор, – на всю оставшуюся жизнь понимание останется. Где болит, там у вас левая, а где нет, выходит, что правая. Под счёт «раз» подняли прямую левую ногу, которая болит, и сделали шаг вперёд. Под счёт «два» шагнули небольной правой. Руки при этом делают отмашку. Фёдор, Архип, а ну покажите, как нужно! – махнул он своим помощникам.
Два солдата, плечом к плечу, начали лихо отбивать подошвами сапог строевой шаг. Счёт им задавал сам ефрейтор:
– Раз, раз, раз-два-три! Раз, раз, раз-два-три!
– Вот как надо! Видали? – кивнул он на довольных собой рядовых. – Ничего, вот послужите с наше, и тоже так же ладно будете ходить. Равняйсь! По команде «равняйсь» поворачиваем голову направо и видим грудь четвёртого в шеренге. По команде «смирно» голова смотрит прямо и вперёд, подбородок немного приподнят, спина ровная. Ровная, кому я сказал! – выкрикнул он. – А ну-ка дайте вон тому сутулому по хребту! – указал он пальцем на Антипа. – Чего, думал, коли во второй шеренге спрятался, так тебя, значит, и не видать вовсе?!
Послышалось ойканье, это один из солдат приложился от души своей палкой по спине немолодого уже дядьки.
– А ну-ка быстро все выпрямились! – рявкнул ефрейтор. – С левой ноги делай шаг – раз! Делай правой ногой шаг – два! Делай левой – раз! Делай правой – два! Балбесы! – крикнул он зло. – Словно снулые утки шагаете. Да кто же так вообще ходит?! Пока все свои лапти тут не излохматите, будете у меня здесь до посинения шагать! Всё равно вас не раньше чем к завтрашнему вечеру в казённое оденут и обуют!
Ещё больше двух часов гоняли стерлитамакскую рекрутскую партию по плацу депо. Мимо проходили строем одетые в серые единообразные мундиры колонны рекрутов. Глядели с интересом на новичков и под крики своего начальства скрывались в больших деревянных строениях. Всё тело прибывших сковывала усталость, ноги с непривычки гудели. Как видно, ефрейтор с солдатами тоже утомились, и, посовещавшись, Панкратов отправился к тому каменному строению, куда несколько часов назад ушёл господин капитан.
– Разрешаю стоять вольно! – милостиво проговорил один из оставшихся при рекрутах солдат. – Вольно, это когда одно колено чуть согнуто, а руки висят вдоль тулова свободно. И болтать при этой команде никак не позволительно! – повысил он голос. – Запомните, обалдуи, в строю болтать вообще даже не моги! Иначе самому разговорчивому палки, а всем остальным за то цельный час хождения строем причитается.
Появившийся через некоторое время ефрейтор пребывал в благостном расположении духа.
– Их благородия сказали нам самим с лапотниками далее заниматься, – объявил он важно солдатам. – Они изволят чай там откушивать, и им теперяча недосуг сюда идти. Архип, Фёдор, нам Алексей Яковлевич соблаговолили передать свою благосклонность и милостивое расположение. Вот, братцы, и ещё на один шажок я ближе к своему унтерству, ну а вы – к ефрейторскому чину стали.
– Рады стараться! – довольно улыбаясь, рявкнули солдаты хором.
– Так, ну что, лаадно, тогда слушай все меня! – повернулся он к замершему строю. – Значится, все те два десятка душ, что прибыли из Стерлитамакского уезда, приказом начальства депо определяются во вторую учебную роту, в третий взвод, второе отделение. Где командиром буду я сам, со своими помощниками, – кивнул он на стоящих рядом рядовых. – Сейчас вы идёте строем к месту ночлега, которое военным языком называется казармой, там оставите свои вещи и займёте под себя нары. А потом уже безо всякой задержки топаете строем в котловое хозяйство для принятия пищи. Опосля будет вечерняя перекличка, и на этом сегодня всё. Завтра каждого из вас проверит доктор, потом вы пойдёте в помывочную и уже к вечеру получите причитающуюся вам форму рекрута. Вот тогда и начнётся ваша настоящая служба. А сейчас все взяли в руки свои узелки и торбы и построились в колонну по четверо! Разберите их там, братцы, – кивнул он солдатам. – А то они так и будут здесь толкаться, как бараны перед закрытыми воротами.
После нескольких минут сутолоки и тычков людей составили в небольшую колонну и повели в сторону виднеющихся барачного вида зданий.
– Раз, раз, левой, левой! – задавал счёт Панкратов. – В одну ногу все идём! Ну что ты с ними будешь делать! Вот ведь дубьё деревенское! Не строевой шаг, а одно издевательство!
– Научим, Никодим Ефимович, – успокоил ефрейтора один из солдат. – Ну чего уж тут, один неполный день ведь они у нас покамест. Пара месяцев пройдёт, и нестыдно их будет господам офицерам показать.
В полутёмном огромном помещении по бокам стояли ряды широких, сколоченных из толстых досок двухуровневых нар.
– Дальше, дальше идите, туда вон, в самый конец двигайте! – махали сидящие на них рекруты. – Во, гляди, робята, ещё новеньких к нам подогнали! Ну да, дотемна, так же как и нас, в первый день их тоже гоняли.
– Шевелись! А ну за мной ступай! Чего там замешкались?! – крикнул идущий впереди всех ефрейтор. – Вот отсель и досель – это место для ночного сна нашего отделения, – отсчитал он десять крайних в длинном правом ряду нар. – Тут, на месте всё своё положили, запомнили, кто где спит, и безо всякой задержки потом на выход пошли. Опять снаружи построились и строем на ужин маршируем. Три минуты времени вам тут осмотреться даю! – и, развернувшись, пошёл в сторону выхода.
Димка нырнул к нарам и бросил на неструганые доски свой узелок и старый кафтан.
– А вот мне наверху лучшивее, чем внизу будет! – с верхнего уровня склонилась вниз конопатая мордаха Лёньки. – Тута и чище, и начальство так не видит, как внизу.
– От начальства нигде теперь не спрячешься, – пробурчал Димка в ответ. – Ладно-ладно, спи, где нравится, ты, главное, мне на спину смотри не спрыгни, кузнечик. И чего это, так мы и будем спать на голых досках, словно в тюряге? Ни матраса, ни подушки какой захудалой, – огляделся он вокруг. Хотя напротив через широкий проход было видно, что рекруты из «старичков» сидели на какой-то подстилушке.
– Стерлитамакские, а ну-ка быстро все на выход! – донёсся издали уже знакомый голос командира отделения. – Бегом, бегом, рохли! Кто замешкается, тот вместо ужина всю ночь на плацу будет стоять!
– А кто будет плохо стоять, тому палки! – проворчал негромко Димка, спеша к выходу.
Топая по утрамбованной многими сотнями ног земле, небольшая колонна прошла по плацу в сторону ворот и, немного не доходя до них, приняла вправо к низинке. Потом спустилась к похожему на большой деревенский амбар зданию и встала на месте по команде ефрейтора. Дальше, там, где поблёскивала река, виднелись ещё какие-то строения, а чуть в сторонке стояли широкие навесы. Около очагов-печей со встроенными в них большими котлами караулило варево два немолодых дядьки в поношенных солдатских мундирах. На изголодавшихся людей пахнуло дымком и съестным духом.
– Колонна, смирно стоять! – крикнул ефрейтор и подошёл к ближе к поварам.
– Чего, Никодимка, никак тебе сызнова отделение доверили? – спросил с усмешкой тот повар, что был моложе. – Опять же их вещи пропьёшь и до рядовых потом снова скатишься.
– Да нет, Проша, он теперяча у нас цельный ефрейтор, на отделении много на выпивку не насобираешь, – хохотнул тот, что был постарше, с пышными седыми усами.
– Ну, вы это, вы тут не очень-то шуткуйте! – выкрикнул покрасневший Панкратов. – Я тут как бы на службе и на начальственном месте как-никак состою! Повеление их благородия, господина капитана – новую партию рекрутов сытно накормить. Они только недавно, около обеда к нам с речного каравана пришли, а завтра у них осмотр у доктора. И вид им надобно весьма здравый для того иметь.
– А чего, раньше нельзя было сказать, чтобы мы для вас побольше порциона оставили? – проворчал тот повар, что был с усами и, наступив на приставленную колоду, заглянул в котёл. – А ну-ка, Проша, черпак мне сюды подай! Да ладно, на пару десятков каши у меня точно найдётся, – пошерудив в котле поварёшкой на длинной ручке, наконец, пробормотал он. – Так, вода вон в колодах, бачки? с ними рядом стоят, как только ополоснут их, пусть потом ко мне подходят.
– Ты, ты, ты и ты! – ефрейтор толкнул четверых из отделения в грудь. – Взяли бачки вон из той кучи, наскоро их помыли, и себя не забудьте заодно ополоснуть, а потом опосля бегом к поварам. Всем остальным мыть руки и морду вон в тех бадьях, – кивнул он на стоящие в ряд деревянные кадки. – После того садитесь на лавки под навесом и ждите. Вольно, разойдись!