Поводырь: Поводырь. Орден для поводыря. Столица для поводыря. Без поводыря (сборник)

Написал обоим – и старику полицейскому, и губернскому прокурору записки с приглашениями. Отдал посыльным. Велел обязательно дождаться ответа.

И раз уж перо все равно было в руках, стал писать письмо Густаву Васильевичу Лерхе. Не то чтобы жаловаться – справился уже с тварью нахальной, но случай за обеденным столом все-таки описал. Порекомендовал старому генералу обратить внимание на воспитание почтительности наемного персонала. Ну и заодно попросил заняться получением государственных привилегий. Краткое описание моих изобретений – прилагается.

Хотел списком отделаться, но Гера авторитетно заявил, что не пройдет. Ныне каждый чертеж или формула с механизмом проверки требует. А значит, потребны развернутые описания и тщательные чертежи. Но и это еще не все. По законам Российской Империи вовсе не достаточно было получить привилегию, передать ее за процент с продажи производителям и всю оставшуюся жизнь как сыр в масле кататься, как в остальной Европе. Податель прошения на регистрацию обязан был самолично производством и заниматься. Правда, объем производимого товара особо не оговаривался…

Пришлось письмо отцу переписывать. И описания с чертежами карябать. Благо, ничего слишком сложного в них не было. Принципиальная схема канцелярской скрепки, технологический чертеж скоросшивателя, дырокол обыкновенный – инструкция к применению. Ха-ха три раза. Организовать производство – пара пустяков. И через канцелярию принца Ольденбургского в Кабинет Его Императорского величества образцы подсунуть. Если там не окончательные кретины собрались, то заказов будет – море разливанное.

А вот о запрете на продажу лицензий на производство законодательство угрюмо отмалчивалось. А значит – прямого запрета не существовало. Римское Право, едрешкин корень. Все, что не запрещено – разрешено. Написал старому генералу и об этом. Пусть привилегии на десять лет берет и лицензиями широко торгует. Плюс собственное производство. Если через пару лет наша семья не обзаведется собственным миллионом, я очень удивлюсь.

Хотел еще тринитротолуол и гексоген вписать. Гера отсоветовал. В Империи привилегии на продукцию военного назначения не выдавались. Артеллирийский комитет при Военном министерстве рассматривал заявки, и в случае, если изобретение могло представлять интерес для Российской Императорской армии, автору выдавалась премия. Тысяч десять. Ассигнациями. Ну, может быть – орден еще.

И снова пришлось письмо переписывать. Наказал родителю патенты на канцелярию еще в Англии, Пруссии, Австрии и Франции получить. А на тол и гексоген – так только за границей. В том же Лондоне агентство открыть малюсенькое. Вроде фирмы-подставки. И на нее все оформить. А главными акционерами, естественно, мы будем. Отец, я и Мориц. Лицензии на взрывчатку – не продавать ни в коем случае. Зачем нам потенциальных врагов вооружать? А вот в Артиллерийскую комиссию от лица лондонской конторки – прошение на тринитротолуол подать обязательно. Пусть изучают. Если господам генералам с фельдмаршалами тол не по сердцу будет – значит, у них вместо мозгов гексоген.

Кстати, лицензию на производство гексогена в России должно будет одно товарищество на вере из Сибири получить. Я пообещал чуть позже написать – какое именно. У порошочка этого бризантные свойства такие, что мерный свинцовый стакан не выдерживает. Для разрушения горных пород – самое оно. Взрывчатку эту и изготовить легче легкого. В юности только ленивый из сухого горючего звонко хлопающий порошок не добывал. Я бы уже в Томске производство затеял, да только – сопруть. Вот будет импортная лицензия – тогда и начнем. Чуйский тракт все равно за одно лето не построить.

Особо уточнил, что Густав Васильевич может использовать для этих мероприятий вырученные с продажи моих акций средства. Хотя я не стану возражать, если предприятие по выпуску канцелярских принадлежностей станет семейным делом. Почему бы и не прославить на всю Европу фирму «Лерхе» и ее торговый знак – маленькую птичку – жаворонка.

Запечатал. Отложил к отправке. Посмотрел на груду корреспонденции из канцелярии Главного управления Западной Сибири. Никакого желания разгребать эти «конюшни» не появилось. Отодвинул. Пусть Миша разбирает. Найдет что-либо полезное – доложит.

Только два перевязанных суровой ниткой и запечатанных личной печатью генерал-губернатора конверта вызвали легкий всплеск любопытства. Достал костяной нож, вскрыл тот, что побольше.

Несколько листов гербовой бумаги с приказами:

«Томскому губернскому воинскому начальнику, полковнику Денисову, Николаю Васильевичу, от командующего войсками Западной Сибири, генерал-лейтенанта Дюгамеля, Александра Осиповича. Сим приказываю вам, господин полковник, оказать всяческое содействие экспедиции исправляющего должность начальника Томской губернии, действительного статского советника Германа Густавовича Лерхе. Выделить до полуроты нижних чинов с офицером из состава Одинадцатого линейного батальона на поселение в укрепленном пункте на Южном Алтае, коли у господина губернатора нужда в том отыщется.

Кроме того, будьте любезны изыскать возможность снабдить укрепление сие артиллерийскими орудиями, числом не менее четырех, с огненным припасом и обученными фейерверкерами с унтер-офицером из ветеранов. Напомню, что Бийская засечная линия располагает вышеупомянутыми орудиями, а 35-й Барнаульский батальон и нужными людьми.

Отбираемой гражданским губернатором Г. Г. Лерхе из числа 12-го коннаго полка Сибирскаго Казачьяго войска конной сотне препятствий не чинить.

Из хранящихся в Томском цейхгаузе припасов выделить столько, как на ведение нескольких боев.

Из резервных продовольственных и фуражных складов припаса выделить на до полугода.

Произвести осмотр и замену кавалерийских в шесть линий карабинов, а коли не снабжен полк до сих, так и снабдить выделенную сотню. Офицеров и унтер-офицеров рейтарскими пистолями так же снабдить. Да проследите, дабы припас к ружьям подходящ был, а не как попало.

Об экспедиции господина действительного статского советника лишнего не сказывать. Дело сие есть весьма для государства нашего важное и секретное». Число, подпись. Печать.

УРА!!! У меня есть пушки!!! А то без них, родимых, на границе было бы как-то неуютно. Придут злые монголо-китайцы, а у меня пушек нет. Засмеют. А вот полурота пехоты… Ну не знаю. Так-то – дело полезное. Одни в форте сторожат, другие разъездами вдоль границы шуруют. Комплексно получается. Беру.

Приказ командиру Томского казачьего полка, майору Викентию Станиславовичу Суходольскому просмотрел по диагонали. И так понятно, что в нем. А вот приказ лично мне изучил со всей тщательностью:

«Исправляющему должность начальника Томской губернии, действительному статскому советнику Лерхе, Герману Густавовичу, от командующего войсками Западной Сибири, генерал-губернатора, генерал-лейтенанта Дюгамеля, Александра Осиповича. Сим передаю в ваше полное распоряжение сотню из числа 12-го коннаго полка Сибирскаго Казачьяго войска, полуроту нижних чинов с офицером из состава Томского 11-го линейного батальона и четыре пушки из 35-го Барнаульскаго батальона с достаточным числом припаса и людского состава. С тем, чтобы вы летом 1864 года проследовали с отрядом сим в долину реки Чуя, в место, где русскими купцами торговая фактория имеется, Кош-Агач на инородском говоре называемая. Там же надлежит вам флаг Российской Империи поднять и место сие за Государством Российским закрепить.

Коли кто из зайсанов двуеданников али пришлых людишек с Китаю препятствовать вам в том станет, так военной силой на то ответ дать.

Летом тем же форт малый с позициями для пушек выстроить, и тем землю сию навеки под руку императора нашего Александра II Освободителя и наследников его привести. В форте гарнизоном полуроту пехоты оставить и казаков из охотников.

Сим же даю вам право казачьи станицы вдоль граничного хребта ставить и охочими людишками казачьего сословия их населять. Земли же по Чуе и Чулышману выделить довольно, чтоб поселенцы ни в чем нужды не знали.

Инородцам тамошним приказ сей зачитать, а коли препятствовать станут, за враждебных их почитать и относиться подобающе. Ибо народы тамошние ясак в государеву казну отродясь не платили, а потому прав никаких не имеют.

В долине Чуи, в Кош-Агаче, или где удобное место сыщется, чиновника гражданского поселить и таможенный пост ставить.

Дело сие в тайне от любопытства обывательского держать, и с исполнением не медлить. К августу форт и гражданская администрация должны в долине Чуи быть». Число, печать. А вот подпись существенно отличалась от той, что была на первом приказе. Впервые увидел полный титул Дюгамеля: «Командующий войсками Западной Сибири, генерал-губернатор Западной Сибири, наказной атаман Сибирскаго Казачьяго войска, генерал-лейтенант». Молодец. Сосредоточие власти. Не хватало только «член Государственного Совета» или «сенатор». Ну да ничего, Александр Осипович – мужчина в самом расцвете сил. Энергичен, решителен. Такие нынче в фаворе. Будет и сенатором, и членом.

Любопытство зашкаливает. Торопливо вскрыл второй пакет. Приказ приказом, а личное письмо начальства тоже большое дело. Тем более что такой энтузиазм генерал-губернатора меня, мягко говоря, озадачил.

Первое, что сразу бросилось в глаза – послание, адресованное мне лично, сильно отличалось от приказов по стилю. Можно даже было подумать, что другой человек писал. В том, что почерк другой – ничего удивительного не было. Какой смысл содержать целый штат чиновников, если и документы самому еще составлять?! А вот письмо оказалось написанным совершенно человеческим языком. Безо всяких там «сих», «казачьяго» и других прочих анахронизмов. Уберите из текста старорежимные феты с ятями, и легко предположить, что здесь в 1864 году нас, попаданцев, целый десант.

В первых строках своего письма Александр Осипович сетовал мне, что я не выбрал время и не доложил ему, как бы – непосредственному начальнику, о своих приключениях на Сибирском тракте. От того ему, дескать, пришлось делать вид, будто давно обо всем знает, когда канцелярию завалили послания «доброжелателей». «Мне вполне ясны ваши, любезный Герман Густавович, мотивы. В столь юном возрасте многие вещи еще не представляются нам значительными. Но на то и существуют старшие товарищи, чтоб показать начинающему политику, как следует к некоторым явлениям относиться», – писал Дюгамель. Где-то рядом должны были появиться слова, оправдывающие его, генерал-губернатора, протеже – моего томского полицмейстера.

И после пространных, и не вполне понятных рассуждений о «всяческом искажении взглядов на один и тот же предмет» они, эти оправдания появились. Однако совершенно не в том ключе, как я ожидал. Никаких прямых предложений – оставить старого кавалериста в покое. А то и самого Караваева. Отнюдь. «Можно лишь посочувствовать дальнему родичу беглого преступника, моему давнему знакомцу, барону Франк. И особенно – его несчастной супруге, баронессе. Открыть в родном, любимом человеке этакое коварство и злонамеренность – это ли не горе», – вот чем пеняло мне начальство.

Какой замечательный дипломат – мой начальник! Вроде и не сказал ничего, что могло быть расценено, как предложение нарушить закон. И в то же время выговорил мне за нападки на полицмейстера. Мол, ты, конечно, прав, но барон-то тут при чем? Не разглядел в шурине варнака? Так это горе, а не некомпетентность.

Вывод и вовсе нас с Герой позабавил. «Мне доложили, вы, сударь, жизнь свою защищая, отважно от нападения отбились и спутников своих сохранили. Не многие из числа офицеров такое хладнокровие под пулями врага проявляют, уж поверьте старому вояке. От того представление мое, с положенной росписью, вас к ордену Святой Анны 4-й степени, думаю полное одобрение Его Императорского величества найдет».

«Клюква, – фыркнул Гера. – Малюсенькая пуговка-крестик на эфесе шпаги с темляком цвета из орденской ленты. Офицерам еще надпись «За храбрость» делают, но чиновнику вряд ли позволено будет». Ладно тебе. С почином! Будут и другие. Зато мало у кого из крапивных душ эта «клюковка» есть. «Она и при получении высших степеней Анненских на шпаге останется», – смирился мой сосед по телу.

«Что же касается ваших планов летом побывать в Чуйской степи с отрядом казаков, – писал далее Дюгамель, – так, видно, самому Провидению угодно было подбросить вам эту мысль. Как вам должно быть известно, переговоры о разделе земель между Отечеством нашим и Китайским государством так и не пришли к удовлетворяющему обе стороны итогу. Циньские чиновники продолжают настаивать о принадлежности Южного Алтая и Укокской равнины к Китаю, на том основании, что населены подданными китайского императора. В то время как местности эти давно уже и на картах русскими чертятся. На меня же Его Императорское величество попечение об успехе переговоров возложил.

Ваше на Чуе пребывание и силу Империи покажет, и лишние претензии китайской стороны отвергнет. Подобные вашему отряды и на Укоке и в Бухтарминской долине также летом появятся. Потому в этом предприятии можете рассчитывать на самую мою активную помощь и участие. А также на мое, старшего вашего товарища, благословение.

Вновь присоединяемые земли инородцами населены, которые ни нам, ни Китаю дань не дают. Пользы от таких подданных для государя нашего не вижу, и позволять им свободно пользоваться российской землей – излишне расточительно. Переселение же в те благодатные места сибирских казаков – наилучший выход из сложившегося положения.

Посылаю к вам штабс-капитана Андрея Густавовича Принтца, со своими наилучшими рекомендациями. У Колывани, на берегу Оби он вас поджидать станет. Не сочтите за труд, телеграфировать о начале своей экспедиции.

Этот замечательный офицер, недавний выпускник Академии Генерального Штаба, поможет вам в вашем походе. Он имеет некоторые свои задачи, о которых вам, ваше превосходительство, знать не следует. Однако если вы не отступитесь от мысли об организации Южно-Алтайского округа губернского подчинения, Андрей Густавович способен существенно облегчить эту задачу. Можете на него рассчитывать».

Кто такие офицеры Генерального Штаба и какие у них могут быть задания в приграничных районах, услужливая Герина память мне любезно подсказала. Военная разведка. Определение полезности и обороноспособности новых земель. Оценка военного потенциала заграничного соседа. Налаживание связей с политической и военной элитой сопредельных районов Китая. Я-то намерение имел кого-либо из жандармов с собой взять, чтоб примерно тем же занимался. Но так даже лучше.

Авось Принтц этот не успел слишком зазнаться. Потому что Дюгамель прав. Напишет штабс-капитан в отчете – так, мол, и так, земля хорошая. Геологической ценности не представляет. Инородцы вовсе охамели, и казаки там более полезны. А еще лучше, если инициатива господина Лерхе получит всестороннюю поддержку в Государственном Совете, и Юг Алтая станет округом губернского правления. Ибо горные начальники в военном отношении – ноль без палочки, а Лерхе вон и сам уже к ордену представлен и армию с собой туда привел…

Ну, ничего. Сядем с ним с бутылочкой, я ему тезисы набросаю…

Придвинул к себе бумагу, взялся за перьевую ручку. Стал писать письмо в Бийск, купцу Гилеву. Чтоб уже сейчас, еще до моего появления, отобрал в Бийской крепости пушки, приготовил разборные лафеты к ним. Учел необходимость перевозки пороха и ядер, специальные упряжки для многопудовых орудий. Попросил приготовить запасы продовольствия, достаточные для пребывания на Чуе пятидесяти человек в течение года. Пообещал выкупить припасы.

Рассказал, что намерен выступить из Томска с началом навигации и не позднее пятнадцатого июня быть в Бийске. Просил меня обязательно дождаться. Намекнул, что науськанная китайцами орда монголов может попробовать напасть на беззащитный купеческий караван.

О том, что веду с собой почти двести человек солдат, писать не стал. Пусть станет приятным сюрпризом.

Другое письмо, гораздо короче и строже, написал командиру 35-го Барнаульского батальона. Опираясь на приказ командующего войсками Западной Сибири, настоятельно порекомендовал выделить четыре орудийных расчета из ветеранов и опытного унтер-офицера с ними. Людей попросил отправить в Бийск с тем, чтоб к первым числам июня они уже были на месте. Порекомендовал со всей тщательностью прислушаться к рекомендациям, чтобы, не дай бог, не расстроить Александра Осиповича, который возлагает на эти передвижения войск большие надежды.

И снова белый лист. Пишу в Колывань, городничему Федору Петровичу Хворову. Приказываю озаботиться достойной встречей и размещением офицера Генерального Штаба, штабс-капитана Принтца. Требую организовать на берегу Оби постоянный наблюдательный пост, дабы мое прибытие не стало для Андрея Густавовича новостью.

Отряд получается слишком большой. Парусное судно, которое я планировал использовать для доставки в Бийск, окажется явно маловато. Нужен пароход и большая вместительная баржа. Пишу записки в конторы ведущих транспортников. Приглашаю явиться ко мне в кабинет в понедельник к одиннадцати. Предложу им самим решить, кто именно выделит тягач и баржу. Иначе хуже будет. Рассерженный губернатор – страшный зверь! Но рассерженный отвратительными итогами переговоров с китайцами царь – это стихийное бедствие вроде урагана «Катрин».

Пишу список того, что ни в коем случае нельзя забыть взять с собой в экспедицию. Начинаю, конечно, с людей. Суходольский и сотня казаков – сто семьдесят два человека. Забавно, правда? А что делать? Нет в расписании полка подразделения больше сотни. А вот в отряд с названием «сотня» побольше охотников впихнуть – можно. Так и сделали.