Железный город

Они проехали еще метров триста, побросали темпы у вкопанных ацетиленовых баллонов и бегом, с трудом различая в песчаной гати ступени, ввалились в «Холодный паровоз», захлопнули дверь. В накрывшей тишине и покое песчаная вакханалия показалась кошмарным сном, который сгинул, стоило разомкнуть веки.

Закусочная была заполнена едва ли наполовину. Многие застигнутые ненастьем металлурги сидели у окон за пустыми столиками и смотрели на бушующую стихию. Переговаривались в полголоса, словно опасались обратить на себя взор Дэурьи. Кое-где стучали поршни, дзынькали гильзы, булькал бред.

Парни отряхивались, когда к ним, громыхая тяжелыми ботами по железному полу, подлетел загорелый кочегар и веником принялся обметать Шпиля, приговаривая: «Рад вас видеть, мистер. Печальный повод, но дай-то Двиглаш, буря скоро закончится».

В отличие от слов, взгляд Рубинчика, да и физиономия в целом были не в силах изобразить сочувствие: «Пейте, веселитесь. Ваши кобальты станут нашими. Дай-то Трабант, чтобы буря никогда не кончилась».

Из всех присутствующих Шпиль оказался самым денежным клиентом. Поэтому именно его и обхаживал «ресторатор» с учтивой улыбкой на алчущем лице.

Скоро гонщики сидели у окошка с висюльками, откуда Рубинчик бесцеремонно спровадил «порожних». Еще через несколько минут на столике возникли две латунные гильзы и отшлифованные блестящие поршни с гравировкой по канту «дорогому гостю».

Первая серебристая стружка ударилась в стекло в тот момент, когда парни сдвинули бокалы за скорейшую кончину Дэуръи. Потом «люминивый цепак» из разворошенных ульев еще не раз возникал в песчаной круговерти за окном и вновь исчезал.

– Ты видел его? – спросил Слава, отставляя поршень.

– Кого именно? – Шпиль внимательно посмотрел на токаря.

– Того длинного в тряпках.

– Видел.

– Это ведь маклован.

Шпиль смотрел на Славу и не спешил с ответом. Токарь почувствовал себя неуютно под этим взглядом, словно сморозил несусветную глупость.

– Ты настолько прав, Дрыхля тебя дери, что мне даже нечего возразить, – наконец выдал Шпиль.

– Выходит, они среди нас.

– Выходит, – Шпиль помолчал и добавил, – выходит и другое, помнишь наш разговор о туннеле?

Слава кивнул и приложился к поршню.

– Их разведчики, – продолжал Шпиль, – все чаще появляются в городе. Более того, раньше за ними не замечалось, но теперь они крадут женщин.

– Зачем? – удивился Слава.

– Я могу объяснить это только тем, что их передовые отряды где-то поблизости. А женщины им нужны для пропитания.

– Для пропитания? – Слава вытаращил глаза.

– Да. Они слабее, чем металлург. С ними легко справиться. Легче тащить да и поразвлечься перед трапезой можно.

– Как они преодолевают разлом?

– В этом вся загадка. – Шпиль облизал губу. – Мы не можем знать этого доподлинно. Дикие смекнули, что пролетающие в небе железяки нечто для них опасное. Поняли, что за ними наблюдают, поэтому передвигаются по ночам. Наши аппараты без тепловизоров. В темноте не могут отличить камень от дикого. – Механик помолчал и продолжил, – Брабус не добился от совета согласия на усиление «кочки». И вообще этот совет, что труха рыжая. Никакого единства. Каждый пытается перетянуть трос на себя.

Слава кивнул.

– Серафим беззастенчиво пользуется этим и рулит, как ему вздумается, – продолжал механик. – Складывается впечатление, что ему не нужен сильный город и единство кланов.

Шпиль мог говорить по этому поводу бесконечно долго, а Слава слушать но к всеобщей радости буря издохла, не прожив и двух часов. На Рубинчика было жалко смотреть, он весь скис, опустил плечи, что-то мямлил под нос, рассчитывая металлургов.

Слава вспомнил о разговоре в закусочной, спустя два дня, когда пропала Нитра. Он работал во вторую смену. Был обычный день. Ранг жарил, тело потело, цех визжал стружкой, колотил компрессорами, стучал клепочниками.

Нитра высказала сожаление, что едет на охоту одна, но ждать не может – «заказчики» требуют. На прощание они стукнулись кулаками, и она ушла по железной улице. Он посмотрел ей в след, на ее хрупкую фигурку, пляшущую в мареве горячего воздуха. Она шла легкой походкой навстречу судьбе, а у него сердце даже не екнуло.

Среди ночи Славу разбудил бородатый Фюзель. Отперев дверь, щурясь на яркий свет, токарь спросил, что надо. Фюзель встревоженным голосом, поинтересовался, заглядывая ему за плечо, не у него ли случайно задержалась «дочура». Слава в свою очередь поинтересовался, какой гадости тот нахлебался. Фюзель ответил, что лучше бы нахлебался – Нитра не вернулась с охоты. И запустил длинную скороговорку про ее мать – перемать шкурки и спондиков, чтоб им всем пусто было. Скромно умолчав, что «сраные» крысы приносили доход в семейный бюджет больше, чем его лудильная мастерская.

В ту ночь Слава с Фюзелем исколесили не один десяток километров по пустыни. Ни ее, ни роллера они не нашли. Ветер с песком пожрали следы. На следующий день едва рассвело, Слава стучался в синие ворота. Шпиль выслушал токаря внимательно. Изредка кивал, печально поджимал губы. Пообещал поговорить с Брабусом на предмет подключения к поискам технических средств. Но сразу предупредил, что вероятность ничтожно мала, все «глаза» задействованы на дальних рубежах.

Нитра пришла сама два дня спустя. Не с северо-востока, где она обычно охотилась у «Пасти чиклы», а с северо-запада, со стороны хребта «Вопящей вдовы». Слава примчался сразу же, как только узнал о ее возвращении.

Токаря не пустили. Медик проводил осмотр и требовал подождать. Когда, наконец, было позволено войти, Слава увидел ее, маленькую и слабую, с разбитой, вспухшей губой, бледную, с темными кругами вокруг глаз, укрытую простыней до подбородка. Медик складывал в саквояж инструмент, бубнил, что волноваться нет причин, кожные покровы чистые, наблюдается обезвоживание и переутомление. Пациентке необходим покой, усиленное питание. Хорошо бы отвар из мокрильника, лучше черного.

«Как он напуган. Неужели из-за меня? Наверное, винится, что отпустил одну. Надо его успокоить», – подумалось Нитре, глядя на вспотевшего, с перепачканным лицом, в рабочем комбинезоне Славу.

Она одарила его бледной улыбкой. Токарь шагнул к кровати и с укором мотнул головой: «Ты меня напугала до смерти. Какого рожна… Прости, – спохватился он и смягчил тон, – как себя чувствуешь? Что случилось? Где твой роллер? Почему тебя нигде не было?», – сыпал он вопросами.

– Потом, Славка, потом, – Фюзель затряс бородой и стал теснить токаря к двери, – не видишь, она еще слаба, док сказал покой. Иди, иди, точи свои болванки, заходи позже.

За ними закрылась дверь, Нитра насупилась, затаив обиду на родителя. В кои-то веки Славик за нее беспокоится. Вновь они могли увидеться на следующий день. Фюзель проворчал что-то недовольное, но пустил токаря.

– Все произошло быстро, – рассказывала Нитра слабым голосом, – один длинный, в каких-то тряпках вышел из-за камня и выбил у меня самострел. Схватил и крепко прижал к себе. Фу-у, – девушка скривилась, – от него так воняло. Тут подбежал второй, заломил мне руки назад и стал связывать. Я вывернулась и цапнула его за плечо, тогда он мне треснул.

Нитра замолчала, вспомнила боль пронзившую губу, затем вкус крови во рту.

– Хм, – нервно усмехнулась она, – не кулаком, а ладонью наотмашь. Она у него жесткая, словно из железа. У меня в ушах потом звенело еще с полчаса. А когда самострел мой поднимал, у него на правой руке мизинец не сгибался. – Нитра подняла руку и показала кулак с оттопыренным пальцем. – Я подумала, если бы сгибался, то кулаком бы врезал. У Зилковского на револьверном такая же ерунда. Он сухожилия лезвием чикнул, палец перестал гнуться. Все порывался его оттяпать. Мешался, говорит, полезешь в карман, цепляется, в морду не дашь, вперед лезет. Со временем привык. Вот, – Нитра тяжело вздохнула, припоминая, – потом загрузили меня в кузов, один сел за руль роллера, другой на чопер, на котором приехали.