Шахматы

В соседней комнате стояли наши герои.

– Прости… – тихо прошептала Лиза, и, помедлив секунду, сказала оператору:

– Магараджа. Давай нас отсюда, и… стирай, что договорились.

– Ок! – сказал на том конце провода Магараджа.

По лицу Лизы прокатилась слезинка, но упасть на покрытие пола не успела.

Призраки растворились, очутившись в собственных креслах, а почти четыре миллиарда лет памяти, ставших последним оплотом существования могущественной когда-то Экваторианской цивилизации, навечно и без надежды на восстановление рассыпались в прах.

Глава 10

На гористую сиреневую поверхность Карна, четвёртой планеты звезды Регулус, стоявшей в зените, наползала чёрная, всё скрывающая тень. Она хищно кралась, облизывая и пожирая островерхие скалы, а сверху, на высоте четырёх километров от планеты, двойником тени крался огромный межзвёздный корабль.

Похожий на ската, с плавными обводами и острым жёлто-белым плазменным хвостом, он проплыл несколько сотен километров над поверхностью этой безжизненной планеты, спутницы Дегулы, и наконец остановился.

С пуза ската каплей сорвался челнок, притормозил у поверхности и завис в метре над безликим местом посреди пустыни, центром кратера в обрамлении низких скал. Металлическая рука вставила бур в трещину, и низ челнока окутался пылью – бур проник в тело планеты на глубину метра.

Пыль улеглась быстро – Карн был большой планетой. Металлическая рука достала, сверкая отражённым светом Регулуса, большую металлическую пробирку длиной в полметра, и осторожно вставила в скважину.

Работа была сделана.

Чтобы Лемминги с Дегулы, одной из цивилизованнейших планет Вселенной, родины многих повстанцев, огни которой видны были даже с Карна, не засекли корабль, скат ещё двадцать часов полулежал на планете. И только потом, когда Карн заслонил своим мощным скалистым телом Дегулу, свою младшую сестру, корабль приподнялся, резко сверкнул соплом и бесшумной стрелой умчался вдаль.

Ещё один скат, так же чёрен и осторожен, но размером поменьше, юлил между давно покинутых построек Лимерийской Гати – планеты, ранее славившейся на всю Лимерийскую систему из девяноста девяти планет своим флотом и высшим пилотажем среди астероидных поясов.

Война не пощадила Гать – удары сил Скунсов опрокинули защиту цитадели, пробили экран, сбросили несколько сотен водородных бомб на её поверхность. Жизнь тысяч ушла мгновенно – атмосферу сдуло, словно пламя свечи, и те, кто не погиб в урагане ударной волны, задохнулись в агонии от отсутствия воздуха и в леденящем холоде космоса.

Лимерийская Стига, соседка Гати, одна из главных баз Леммингов, бдящая теперь за двоих, спряталась за горизонтом. Скат остановился посреди выщербленных остатков фундаментов в метре над землёй, там, где раньше была городская площадь, пробурил отверстие в космически-ледяном грунте, опустил туда металлическую капсулу. Сделав легчайший выстрел, запорошивший отверстие песком, скат встал на дыбы, его чёрная пятисотметровая туша подняла нос, и корабль ушёл свечой вверх – туда, где его уже никто не найдёт.

А на Земле… на Земле, на высоте девяносто две тысячи километров, степенно двигаясь по эллипсоиду, продолжала свой путь крылатая бочка с чуткими, как у летучей мыши, антеннами, и с не менее чуткими, любопытно распахнутыми крыльями солнечных батарей.

Внутри на благо синоптиков трудились микросхемы, рассчитывая движение воздушных потоков и циклонов. Многочисленные реле с отходящими от них кабелями, потикивая, задавали ход времени.

А рядом затаившейся гадюкой лежало устройство, металлический цилиндр безо всяких опознавательных знаков. Смертоносный, созданный по воле судьбы не легендарным инженером космических кораблей, летающих быстрее света, не первопроходцем межгалактических трасс, и не главным злодеем галактики, похожим на персонажа из голливудских фильмов своей злой ухмылкой и развевающимся черным плащом. Устройство было разработано простым гражданином Земли, Главным Конструктором СМЕРТИ.

Институт СМЕРТИ – или, точнее, Институт Социального Моделирования Естественных Ресурсов и Технологий Исправления, находился в городе Москва.

Был он детищем нескольких высокопоставленных Скунсов: с высоты государственного положения им было заметно, что на территории планеты Земля произошло за последние три-четыре века слишком много изменений не в ту сторону. Чего стоили только отмена крепостного права в России, Декларация Независимости в Америке… Инквизиция – и та исчезла странным образом. Непорядок, товарищи.

Поэтому кое-кто взял трубку своего красного телефона, и Комиссия Стаи не заставила себя ждать, появившись на Земле через четыре дня.

Оказалось, что опасения земного руководства Скунсов были не напрасны. Слои обработки электричеством вкупе с искажённой информацией, которым подвергалось существо при помещении на планету, оказались непрочны и сходили со ссыльных Леммингов, как кожура с луковицы. Нескольких десятков лет и пары повторных рождений хватало, чтобы Лемминг, сонный как медведь в берлоге, вдруг начинал смотреть на мир свежими глазами и задаваться глупыми вопросами, что он здесь делает и как он здесь появился.

Комиссия приняла меры по срочнейшему улаживанию ситуации – были организованы Первая и Вторая Мировые войны, призванные переключить внимание человечества на банальное выживание и отвлечь от философских вопросов интеллигенции. Завезённый с Магеллановых Облаков ЛСД, популяризация идеи «жизнь всего одна, проживи её для себя», холодная война и ряд других мероприятий продолжили дело. Опасность побега и бунтов была предотвращена.

Одной из мер было также создание Института СМЕРТИ, призванного найти более совершенные методы управления населением, создать технологии, позволяющие укреплять обработку сознания и разума, а также внедрить всё вышеупомянутое в бытовую и культурную жизнь простого хомо сапиенс.

Главкон, маленький пухлый человечек в вечно нескладно одетом костюме и спадающих с носа очках, работал над капсулой два десятилетия, тестируя её терпеливо, усидчиво и не позволяя себе преждевременных восторгов.

Тесты, проведённые бессонными ночами со всей тщательностью сначала над некоторыми пациентами психлечебниц, затем над сонмом пожизненно заключённых, а в итоге и над хаотично выбранными за стенами Института гражданами, устойчиво говорили – один час облучения позволяет снизить ошибочную социальную направленность человека в среднем на 0.64 пункта.

Стая, рассмотрев изобретение, осталась довольна и, соблюдя все правила поощрения собственных сотрудников, вверила Главкону честь и далее оставаться достойным доверия и работать на благо Великого Волка, отметив в поздравительной грамоте, присланной с Гранто, из резиденции Верховного, что материальное поощрение было бы недостойным столь великого изобретения.

Изделие в глубочайшей секретности размножили, упаковали в грубые деревянные коробки со стружкой внутри, и сотни любопытных кораблей-разведчиков, под покровом ли ночи, в боевой ли схватке, аккуратно посеяли семена смерти на звёздных полях terra cognita.

База Леммингов в это время жужжала слухами, как растревоженный улей. Окольными путями, неизвестными даже вездесущей почтовой службе, в ряды техников проникали сведения о книгах. Об Экваторианском корабле. Но Лиза воли не давала – атмосфера секретности окутывала командный центр, и стоящие у входа бесстрастные воины с бластерами у бедра свято хранили молчание, скупо и нехотя впуская внешних только по личному распоряжению коммандера Амина.

– Что? – Нильгано, вспаренный как загнанная лошадь, бегал от одного компьютера к другому, – Орбиты небесных тел коэффициента семнадцать как минимум за восемнадцать световых лет по перпендикуляру от траектории должны быть учтены!

– Полковник Нильгано, сэр!

Нильгано поспешил в дальний конец зала.

– Учитывать пространственно-временные искажения?

– А какова скорость корабля?

– Если верить книге, при дальности такого масштаба средняя скорость не должна превышать 0.98 световой, но насчёт отдельных участков я не уверен.

– А какова будет погрешность?

– Погрешность? Дайте мне пятнадцать минут.

Полковник продолжил свой обход и консультации.

Лиза, для которой прямо сейчас работы не нашлось, отыскала профессора Барнса и болтала с ним, развалившись на своей любимой белой софе в зале под куполом. Профессор увлечённо рассказывал о жизни, временами подскакивая и рубя рукой воздух.

– Ты вот, барышня моя, уже не застала, а ведь какой ерундой мы считали эту теорию о возможности жизни на других планетах! Я когда увидел в семьдесят седьмом году эту посудину со спейсером, чуть рассудка не лишился!

Лиза улыбнулась, глядя на старика.

– Профессор, не сокрушайтесь. Я бы тоже в обморок упала на месте, но у меня была хорошая подготовка! – и она рассказала Барнсу о книжках в овраге.

– Надо же! – прижав руки к сердцу, воскликнул профессор, – В СССР были такие книги?

– СССР уже не было, профессор, – подколола его Лиза, – историю надо знать!

– Ох, ох, барышня… – повздыхал тот, – Время летит, всё меняется, куда нам поспеть…

– Тогда слушайте краткий экскурс в историю мира, профессор. Знаете, почему тут сейчас такая головомойка на базе?

Профессор посерьёзнел и подался вперед. У него была какая-то странная и редкая способность – точно знать границу, где можно и нужно шутить, а где уже не стоит.

– Слушаю тебя, дорогая.

Лиза ввела Барнса в курс дела. В книгах была масса информации. Культура Экваторианцев поражала своей неординарностью, и Ролексом было высказано мнение, что не скоро ещё она будет воспринята затуманенным взором человека современного, запутавшегося в липких сетях проблем настоящего времени.