Там – где-то – ты, здесь где-то – я…
и жизнь уже не повернуть —
в другую сторону – назад —
единожды проложен путь —
сквозь ветер, дождь и старый сад,
что снова под моим окном.
Аптека, провода, фонарь —
не Блоковский – я о другом…
Аптека, площадь, сны, букварь —
уже зачитанный до дыр…
Какая-то неразбериха —
кто моет раму?.. кто ест сыр?..
Подруга? Мама? Повориха?.. —
с лицом, как этот самый сыр,
но старше, судя по морщинам —
плюс через лоб сплошной пунктир,
доставшийся ей от мужчины,
что был не дружен с головой
и сгинул где-то под Полтавой —
все возвращаются домой —
не все с почётом или славой.
октябрь 21. 2016 год
3
Смотрю теперь на вражеское небо —
с той стороны, откуда не дозваться,
не дозвониться… Свет из самолёта,
как будто говорит – пора расстаться —
не называя мне ориентира,
то есть – в какую сторону лететь.
Смотритель маяка маячит глазом,
но неопределённо – слишком низко,
как будто говорит – Постой, постой…
и предлагает вместо неба – море,
но с той же глубиной. Смотрю вокруг —
фонарь скользит по самой, самой кромке,
как будто бы – и он мне говорит,
что дальше делать – список не велик,
на самом деле. Всё, как в старой сказке!.. —
идёшь направо… или в преисподнюю —
в одном исподнем – никаких поблажек.
Управишься с делами – будь свободен —
на все четыре. Гул от самолёта
раскраивает пасмурное небо.
Фонарь напротив, будто ждёт кого-то —
застыл на месте, освещая камни.
октябрь 21. 2016 год
4
Ты уже не сравниваешь новый вид за окном с тем, что видел —
просто вглядываешься в жёлто-сине-зелёную раму неба,
в пустое блёклое облако, сложенное в виде крыльев,
что распадается, едва появившись – ещё до обеда.
Грибники целый день бесполезно ищут свою добычу —
в это время осени плодовит лишь – отстрел пернатых,
что вполне естественно, как не сказать – привычно,
чтоб не искать потом – ни правых, ни виноватых…
И куда ни глянь – повсюду сплошная осень
в подтёках ржавчины – всё из того же – жёлто-сине-зелёного неба…
и собачий лай – безо всякого эха разносится —
даже не лай, а какая-то новая форма бреда —
о грядущих буднях и тяжёлой собачьей доле,
но никто не хочет вслушиваться в чьей-то брехливый ропот —
лучше в песок, как страус или, как партизан – в подполье —
всё равно всё кончается всеобщим пожизненным сроком.
октябрь 21. 2016 год
5
Остаёшься один на один с подушкой —
разрываешься надвое между стеной и стулом
в изголовье – с водой и таблетками от удушья —
ещё не с ядом, чтоб навсегда уснула —
и боль, и память… Каждую ночь – сначала!
Пробуешь выспаться, а в результате – утро,
что бьётся в стену, как лодка в ступень причала —
толи в истерике, толи, уже, как будто —
в смертной агонии. Вокруг непривычный север
с бесконечно-свинцовым, вечно-свинцовым небом.
Там же, в небе, режет ухо бесконечным нытьём пропеллер —
в погоне за счастьем – от завтрака и до обеда…
В это время – обычно Ангелы с крыш слетают —
продлевают пространство рядом с той самой крышей —
до невозможного, до времени затихания,
когда только стон полуночный можно слышать
и… ни звука более, когда торжество прогресса —
лишний повод не ездить друг к другу в гости…
Подушка смята – ей больше не интересно
от чего ты трясёшься… От боли? Тоски? От злости?..
октябрь 22. 2016 год
«Рождество – прибежище мандаринов и слёз!..»
Рождество – прибежище мандаринов и слёз!
За иголку потянешь – сошьётся платье —
праздничное с блёстками из искусственных звёзд.
Плюс – селёдка под шубой и радостные объятья
после первой выпитой, то есть, когда звезда —