Пригород. Стихотворения

выкручивал – костяшками навыверт…
и воробьям раскрашивал горбушку ржаного хлеба…
Перебивался сам водой и хлебом…
поскольку рано вылетел из стаи
и мог рассчитывать – лишь – на случайный завтрак,
когда случится переночевать – не на скамейке…
в парке, где качели и кукольный театр «Арлекин»,
в обнимку с бабой – без висла – со скрипкой.
Садово-парковая жизнь без продолженья,
но и без видимых причин – закончить раньше…
среди качелей, чтоб испортить праздник
идущему за нами поколенью.
Запоминание – единственная радость
доступная – пока ещё – поэту —
в добавок к ручке и листу бумаги —
никто так не изводит целлюлозу,
как жадный – до писания – подросток…
Овидий – на песке – писал слова и там их оставлял…
но то – Овидий! – не ведавший ни страха, ни сомнений,
хотя, и он, наверное страдал —
от одиночества и недопониманья —
каких-нибудь родных и сослуживцев…
В чужих краях – так! – часты разногласья
по поводу ведения хозяйства
и содержания общественного строя…
Когда находишь место, где потише —
вдруг понимаешь – всё не так уж плохо,
как выглядит при первом впечатленье.
Везде есть жизнь! – сказал святой Иосиф…
и расписался в книге посещений…
но память сокращается до буквы —
сказавший «а» – всем говорит – Прощайте! —
и исчезает, как воскресный голубь,
оставшийся без крошек для обеда —
в почти пустом – откупоренном небе —
в той его части, где чуть-чуть светлей…
и менее заметно появленье
неместного в растрёпанной одежде
и сношенных ботинках… Память сердца! —
это когда всё кажется привычным…
и всё, как будто, по своим местам —
слова и вещи, звёзды и погода,
то есть, когда – зимой – зима… весной – цветочки…
и птичий щебет – бесконечно длинный,
когда – что видишь – кажется знакомым
и можешь дотянуться и потрогать,
даже, купить и положить в карман
истёртого пальто – стать совладельцем
и наслаждаться странною покупкой…
чтобы – потом – запомнить ощущенье —
когда ты что-то трогаешь руками —
на пальцах остаётся пыль от вещи
и чувствуешь – как – кто-то это сделал —
не для тебя, наверное, но всё же…
как та дорожка с тополиным пухом,
который снова подожгут мальчишки,
чтобы увидеть – как сгорает май,
а с ним весна… Обугленные тропы…
на память остаются лишь деревья
и жёлтая трава – к началу лета.
У памяти – над жизнью превосходство,
как у судьбы – над длинной строчкой в ЗАГСе…
где чувствуешь себя каким-то лишним,
так как не знаешь, что тебе там впишут —
в какую часть пожизненного списка,
чтобы потом послушно зачеркнуть…
сдать на хранение и ни о чём не думать,
по крайней мере – о твоём происхожденье
здесь, в этом городе, где ты – всего лишь строчка
в амбарной книге – жалкий иждивенец
небесной канцелярии… хранитель
ненужных слов – в определенье жизни —
по мнению друзей, знакомых, близких
и просто обезумевших соседей,
что никогда не открывали книги
и не писали длинных, длинных писем…
и помнят – только – даты поминаний —
ничто не длится бесконечно долго,
пока итог не закреплён в чернилах…
Вода, как память, растворяет камни
и, даже, плиты на чужих могилах
не долго остаются без изъяна —
вода разносит камни, ветер – листья…
бумага это терпит, но недолго —
всего лишь – как признанье в преступленье! —
которое – ещё – когда-то – в детстве
случайно совершил… и не заметил,
став навсегда преступником… Изгоем!.. —
из-за того лишь только – что родился —
не вовремя, не к месту, спутав карты…
носил чужое имя, жил в домах,
где, даже, призраки давно не проживают,
пил воду, зачерпнув из грязной лужи…
смотрел на мир, где я был третий лишний,
пытался сохранить воспоминанья,
чтобы теперь об этом рассказать,
хотя бы так – в бумаге и чернилах —
не стать ещё одной строкой в амбарной книге.

    апрель 25—26. 2018 год