Пилот вытер ноги полотенцем и сунул их в мягкие розовые тапочки.
– Нашему юному другу ничего не грозит, – сказал он, закапывая в ноздри нафтизин. – Я уже просчитал: он будет парить над двором не больше пяти секунд. Если охранники догадаются задрать головы кверху, то увидят его. Но скорее всего не догадаются. Проблема не в этом.
– А в чем?
– Как бы он не передумал завтра утром… Как ты думаешь, горчичники ставить или нет?
– Не надо, – поморщилась Лисица. – Если поставишь, от тебя будет пахнуть, как от арабской шаурмы. Давай лучше натрем грудь красным перцем.
– А лучше сразу серной кислотой… М-да, простуда летом – скверная штука… Конечно, мы можем обойтись и без него, – развивал мысль Пилот. – Предположим, ты перекинешь бутылку через забор. Но вероятность того, что она упадет на пол, а не мне на голову, весьма мала.
– Он сделает это, папа, – сказала Лисица, глядя на отца сонными глазами.
Пилот посмотрел на дочь поверх очков взглядом учителя нравственности.
– У тебя с ним что-то было?
– Ну что за вопросы? – вяло возмутилась Лисица. Она опустила голову на стол. Сон был близок к победе над ней. – Да. Мы катались по ночному городу на машине без тормозов. Именно это и было «что-то»…
– Я имею права задавать такие вопросы, – спокойно отпарировал Пилот. – Потому что я воробей стреляный. К тому же, я еще и твой отец.
– Он смешной, – бормотала Лисица, не поднимая головы. – И… добрый. Но никакого повода я ему не давала! Ни повода, ни намека, ни двусмысленного взгляда, ни вздоха, полного сладкой неги, ни истомы в полураскрытых губах… Ни-ни! Я держалась как оловянный солдатик в сарафане цвета хаки, в кирзовых подкованных туфельках и с противогазной сумкой на плече. Я была целомудренной, как престарелая настоятельница женского монастыря.
– Настоятельницы по барам не шастают, – заметил Пилот. – Тем более престарелые…
Он открыл холодильник и вынул оттуда коробку с нарисованными на ней фруктами. Водрузив ее посреди стола, Пилот осторожно развязал тесемку и приподнял картонную крышку.
– Смотрится нормально, – сделал он вывод, глядя на коричневый торт, лишенный каких бы то ни было кремовых завитков, цветов или фруктов. – Как настоящий шоколадный. Укусить хочется.
– Не надо его кусать, – предупредила Лисица. – Такими тортиками в поликлинике мышей выводят. Они умирают в страшных муках от несварения.
– Пусть лежит в холодильнике? – спросил Пилот.
– Пусть. Но перед применением его надо часик подержать на солнце. Чтобы стал мягким. Как подушка…
Пилот убрал торт в холодильник. Лисица обнимала стол и тихо сопела, как студент на лекции.
– Я завидую твоей выдержке, – признался Пилот. – А мне что-то не спится. Старею, наверное… Не мучайся, иди наверх!
Но Лисица уже крепко спала и не слышала его.
Пилот поправил очки и стал перечитывать открытку, которую ему сегодня принес посыльный.
«Дорогой сосед! Чувство вины за мою неловкость не оставляет меня, и желание хоть отчасти загладить его столь велико, что я настойчиво приглашаю Вас и Вашу очаровательную дочь завтра ко мне на обед к 18.00 по адресу: Вольготный пер., строение 4».
Дочитав до конца, Пилот отправил открытку в камин и пошуровал в углях кочергой. Открытка вспыхнула алым пламенем, скукожилась и превратилась в тень.
Глава одиннадцатая
Прыгайте после дефекации!
Перед входом на «Тарзанку», то есть на лестницу башенного крана, со стрелы которого сигали любители острых ощущений, каждый день появлялись новые объявления. Шутники изощрялись в остроумии. «Желающие продать свои органы мединституту обращайтесь к администрации. Разбитые всмятку мозги не предлагать». «Продается скребок большого размера. Родственникам прыгунов – скидка». «В связи с жаркой погодой убедительная просьба всем прыгунам сдать администрации по килограмму сухого льда».
В это хмурое утро, когда Гера на целый час опоздал на работу, за что получил втык от директора парка, у лестницы появились новые объявления: «Ув. прыгуны! Снимите ростовую мерку и вместе с билетом отдайте ее инструктору. Это упростит последующую процедуру». Ниже размашистым почерком было написано: «Тарзаны! Уважайте труд уборщиков! Прыгайте натощак и после дефекации!»
Бумажки с подобными шуточками Гера не срывал, несмотря на то, что был кровно заинтересован в увеличении количества клиентов, так как с каждого прыгуна имел свой процент. Он считал, что черный юмор, наоборот, подхлестывает желание смельчаков испытать себя.
Но в это хмурое утро ему было решительно наплевать, сколько человек отважится сигануть вниз головой с восьмидесятиметровой башни. У него было подавленное настроение, отсутствовал аппетит, и мучила жажда.
– Что вы все время хватаетесь за поручень! – прикрикнул он на кудрявого мужчину, который шмыгал носом и дурными глазами смотрел вниз. – Стойте смирно, пока не поступила команда последний раз взглянуть на солнце!
– У меня даже ладони вспотели, – признался мужчина.
Гера, сидя на корточках, стягивал ноги мужчины широкой тканевой лентой.
– А ноги у вас случайно не вспотели? – угрюмым голосом произнес Гера и как-то странно повел носом.
– А что? – забеспокоился кучерявый.
– Встать ровно! Смотреть вперед! Не дышать! Фамилия?
– А фамилия зачем? – жалобным голосом спросил побледневший тарзан.
– Как зачем? Как зачем? Вы что, правил не читали? Хотите стать неопознанным летающим объектом? В городе уже и так все морги заполнены под завязку. Еще с вами потом разбирайся.
– Шницель, – стыдливо представился клиент и заискивающе заглянул в глаза Гере, в надежде увидеть лукавый и озорной блеск, но глаза молодого человека были холодны и не блестели.
– Ну вот, – мрачным голосом сказал Гера. – И фамилия у вас подходящая. Позавчера тоже один разбился. Котлетян была его фамилия.
– Вы, наверное, шутите? – не позволял умереть надежде клиент. – Так сказать, психологический прессинг, акселерирующий состояние аффекта…
– Если бы шутил! – вздохнул Гера. – Резинка насквозь гнилая!
Клиент с ужасом посмотрел на свои связанные ноги и нервно икнул.
– Извините, – пробормотал он. – Я передумал прыгать. Бес попутал сюда взобраться. Хотел проверить себя, закалить, так сказать, волю…
– Патологоанатом проверит, а в крематории закалят, – пообещал Гера. – Эй, эй, гражданин! Не надо хитрить! И как это вы умудряетесь со связанными ногами от края площадки отползать? Ну-ка, прыгайте вперед! Раз-два!
– Позвольте…
– Зайчиков в цирке видели? Руки на груди сложили и – прыг, прыг, прыг!
– Я буду жаловаться…
– Молчать! Обратного пути нет! Сделали глубокий вздох!
– Я отказываюсь… Я хочу обратиться в страсбургский суд…