Поцелуй волчицы

Мы приближались к моей машине, припаркованной у турагентства. Я искоса наблюдал за выражением лица девушки. Она неплохо владела собой, и ничем не выдавала беспокойства. Ты думаешь, что я ничего не знаю, мысленно сказал я и пустил в игру свои козыри.

– Здесь вчера крутился молодой человек, который опрашивал клиентов "Олимпия-Трэвел", – сказал я. – Анкету с домашним адресом нужного человека он опустил в урну – вот, взгляни на угол дома, – затем эту анкету вытащил из урны мальчик на роликовых коньках…

– Мне это не интересно, – перебила меня "следовательша".

– Правда? – скептически произнес я.

– Слушай, Вацура, чего ты добиваешься? – спросила она, резко остановившись и в упор взглянув на меня. – Смешно, понимаешь? Сме-шно!

– Не думаю, что это смешно, – ответил я и подумал: она знает мою фамилию. Конечно, я не разведчик-нелегал, но все равно неприятно было чувствовать ее осведомленность. Наверняка спасатель проболтался. Или продал ей мою визитку.

Мы стояли у большого тонированного окна. Наше отражение напоминало кадры на экране телевизора.

– Что дальше? – вызывающе спросила она.

– Сейчас мы с тобой прокатимся к моим друзьям, – ответил я и добавил: – В пункт проката водных мотоциклов.

Я был уверен, что эти слова сломят ее самоуверенность, но "следовательша" даже бровью не повела.

– Никуда я с тобой не поеду, – ответила она.

– Можешь не сомневаться, что я повезу тебя силой, – заверил я.

Девушка взглянула на меня с любопытством, как учитель на одаренного ученика.

– Я думала, что ты, в худшем случае, станешь предлагать мне деньги, – произнесла она. – Оказывается, ты просто наглец.

– Деньги? – поморщился я. – Какие деньги?

– А вот какие! – ответила она и вдруг к моему величайшему изумлению подняла с газона декоративный булыжник, которыми были обложены стволы малолетних фисташек, и метнула его в тонированное окно. Раскрыв рот, я смотрел, как с ужасным грохотом и звоном огромное стекло дробится на остроугольные куски, и они гильотиной падают вниз, и взгляду открываются офисные столы, компьютеры и шокированный персонал турагентства.

– Привет, ребята! – радостно воскликнула "следовательша", размахивая руками, чем значительно продлила состояние оцепенения у персонала, затем повернулась ко мне и озорным тоном воскликнула: – А вот теперь поехали!

В последний раз я поступил подобным образом, кажется, во втором или третьем классе, когда выбил мячом чье-то окно. Схватив хулиганку за руку, я кинулся к машине. Впрочем, "следовательша" в моей помощи не нуждалась и сама достаточно быстро добежала до "крайслера". Я раскрыл дверь, втолкнул ее в салон и прыгнул за руль. Десятки глаз безмолвно и безропотно, словно мы только что ограбили турагентство, наблюдали за нашим бегством.

Я развернулся по битому стеклу и погнал в сторону улицы Дражинского, игнорируя все правила дорожного движения.

– Зачем ты это сделала? – спросил я, вылетая на полосу встречного движения и отчаянно мигая фарами.

Девушка взглянула на меня. Ее бесноватое лицо сияло от охватившего ее азарта; губы едва сдерживали нахлынувший поток эмоций игрового экстаза, словно она пошла ва-банк, выставив на "зеро" все свое состояние, и неожиданно для самой себя выиграла. Ничего не ответив, она вытянула губы в мою сторону и поцеловала воздух. Оставила не меньше десятка свидетелей, понял я. Боится, что я сделаю с ней что-нибудь плохое. А что я могу сделать, кроме как отвезти в милицию? Может быть, она пытается затащить меня в яму, в которую падает, и считает, что теперь я соучастник. Глупо, глупо…

Мне даже стало жалко "следовательшу". Она все еще продолжала сопротивляться, придумывала всякие ухищрения, надеясь выйти из тупика, в котором уже находилась. Ее самоуверенность держалась на женской недальновидности и была скорее плодом обостренного самолюбия и привычки к власти над мужчинами, чем истинной неуязвимостью. Я не сомневался, что она будет хорошо владеть собой, когда я приведу ее на пункт проката; возможно, будет так же усмехаться и снисходительно смотреть на меня в тот момент, когда парни узнают ее и подтвердят, что вчера, во второй половине дня, она пользовалась водным мотоциклом; я мог заключить пари, что "следовательша" будет сохранять достоинство при встрече со спасателем; мне казалось, я уже раскусил ее и способен предсказать ее поведение.

Словно читая мои мысли, девушка опустила солнцезащитную панель перед собой, посмотрела в зеркальце, послюнявила кончик пальца, пригладила брови и будничным голосом сказала:

– Ничего у тебя не выйдет.

– Почему? – удивился я. – По-моему, уже все вышло.

– Ты так считаешь? Ну-ну, посмотрим. Чем больше ты дергаешься, тем сильнее вредишь себе.

Я не совсем понял, что она имела ввиду, но уточнять не стал. Пусть тешит себя иллюзиями, пусть делает вид, что спокойна, что у нее безупречное алиби, за которым она как за каменной стеной. Я вовсе не был намерен ломать ее гордыню. Мне ровным счетом было наплевать на все ее позы. Пусть гримасничает перед зеркалом сколько ее душе угодно – ее внутренний мир мне был интересен ровно настолько, насколько могли заинтересовать переживания червяка, которого насаживают на крючок. Я выполнил последний долг перед своим несчастным другом, сделал то, что не сделала и не могла сделать милиция.

Я остановился перед чугунной оградой, хранившей в своем кольце некогда роскошный парк санатория. Вышел из машины, обошел ее, открыл противоположную дверь и подал "следовательше" руку.

– Обойдусь без твоей помощи, – сказала она нарочито презрительным тоном и выставила наружу ножки, покрытые ровным кремовым загаром.

Мы спускались к морю. Девушка шла демонстративно медленно, подчеркивая свою независимость, часто останавливалась, приглаживала платиновые волосы, рассматривала горбатые клумбы с щетиной цветов или же вообще без всякой причины замирала посреди аллеи, пытаясь, наверное, разозлить меня. Я не подгонял ее, предоставляя возможность во всю ширь проявить свой характер, и думал о том, что автор письма подняла тревогу не напрасно – от "следовательши" можно было ожидать чего угодно, а шантаж и мошенничество, о которых упоминала в письме "А", на мой взгляд были самым безобидным проявлением жестокой и сильной натуры. Нефедов, к несчастью, этого не предвидел. Его голова была занята личностью автора письма, а не личностью и возможностями преступника, и эта ошибка его погубила.

– Сюда, пожалуйста! – сказал я, остановившись у калитки, над которой висела вывеска "Прокат плавсредств". "Следовательша" не сразу остановилась. Но когда она обернулась, я успел заметить в ее глазах настороженность. Стоя вполоборота ко мне, она посмотрела на табличку, затем на узкий пляж, заставленный катамаранами, лодками и водными мотоциклами, которые покачивались на волнах у берега, и тут к ней пришло какое-то озарение.

– Ах, вот оно что! – с пониманием произнесла она и, прищурившись, взглянула на меня. – И тебе их не жалко?

– Кого их? – не понял я.

Усмешка сошла с губ "следовательши". Она решительным шагом направилась к калитке, на мгновение остановилась рядом со мной и сказала:

– С тобой скучно разговаривать. Мы давно все поняли, но ты продолжаешь прикидываться кретином.

Я в ответ лишь пожал плечами и развел руками. Девушка перешагнула через порожек и, шурша галькой, пошла к берегу. Парень в длинных, до колен, трусах кинулся нам наперерез.

– Добрый день! – громко сказал он. – На чем желаете прокатиться?

"Следовательша" остановилась и повела рукой в мою сторону, мол, музыку заказывает этот остолоп, который плетется за мной. Парень повернулся ко мне:

– Катамаранчик? Лодочку? Есть акваланги на заказ. Дешевле, чем в Ялте.

"Следовательша" села в тень под пляжный грибок, закинула ногу на ногу и скрестила на груди руки, с любопытством глядя на меня. Вот это нервы! – не без зависти отметил я.

– Скажи пожалуйста, – обратился я к парню. – Ты работал вчера во второй половине дня?

– Да, – настороженно ответил он. – А что?

– Смог бы узнать своих клиентов, которые брали на прокат мотоцикл?

Парень, чувствуя, что в моем вопросе спрятан какой-то подвох, ушел от ответа:

– А что случилось?

Я мельком взглянул на "следовательшу". Она все так же сидела под грибком, с нескрываемым удовольствием слушала наш разговор и надувала из жвачки розовые пузыри.

– Понимаешь, – доверительным тоном сказал я, подойдя к парню вплотную и теребя высушенную клешню краба, которая болталась у него на шее. – Моя подруга где-то хорошо погуляла вчера и принесла полную сумочку денег. А я же помню, сколько у нее было перед уходом! Она утверждает, что на пункте проката ей неправильно дали сдачу: пятидесятками, как пятерками, всего на триста гривен. Всякое случается, я не спорю. И все же надо проверить. Ты крупной недостачи вчера не заметил?

"Очную ставку" я, конечно, проводил некорректно, давая парню огромный стимул признать в моей пленнице свою клиентку и востребовать "неправильную" сдачу назад. У меня даже мысли не было, что он может сказать что-то иное. Но случилось необъяснимое. Парень, повернувшись лицом к девушке, внимательно посмотрел на ее улыбающееся лицо, затем скользнул взглядом по ногам и отрицательно покачал головой.

– Н-н-нет, – произнес он с сожалением, испытывая огромное желание узнать девушку. – Не припомню я ее. И с деньгами у нас все было нормально.

Мне показалось, что у меня от расчески намагнитились волосы и начали вставать дыбом.