Детектив от Иоанна

Она уже шла к терминалу, но, услышав слова благодарности, остановилась, обернулась и недоверчиво взглянула на Аулиса.

– Что ты сказал? Спасибо?

И вдруг по-эстрадному громко расхохоталась, широко раскрыв рот и обнажив кровяно-красные десна, чем стала похожа на лошадь Пржевальского.

Столь же внезапно заткнувшись, администратор воровато ссутулилась, как если бы покидала место преступления, и поспешила к терминалу, чтобы затеряться в многочисленных коридорах, в служебных кабинетах, среди пыльных шкафов с устаревшей документацией. Ее могучее тело колыхалось под оливковой рубашкой, словно вода в кожаном бурдюке. Командир, насвистывая государственный гимн, продолжал глазеть на обезьян. Аулис кинул прощальный взгляд на дрожащий в раскаленном мареве город, мысленно спросил себя, все ли он правильно делает, но оставил этот вопрос без ответа и решительно поднялся в самолет. Командир тотчас последовал за ним и, зайдя в тамбур, наглухо задраил дверь, да еще, проверяя надежность, со всей дури двинул по ней ногой.

– Я не ошибся, самолет летит в Норт-Фруди? – уточнил у него Аулис, все больше терзаясь странными сомнениями.

– Не все ли тебе равно? – ответил командир, нехорошо улыбаясь и извергая крепкий запах перегара. – Теперь-то тебе какая разница? Теперь-то от тебя ничего не зависит. Ты уже все сделал, что мог.

Аулис решил, что командир просто неправильно понял его вопрос, зашел в салон и сразу понял, что значит коммерческий спецрейс. Все сидения были заняты, но только не пассажирами, а объемными тюками и коробками. Аулис прошел по узкому проходу в конец салона в поисках свободного места, и увидел, что в креслах последнего ряда удобно устроился блондин, с двух сторон опекаемый толстым и худым полицейскими. У блондина было незапоминающееся, стандартное лицо, словно вылепленное из гипса студентом-скульптором; в это лицо глубоко въелось выражение послушания и активного содействия следствию; медный загар хорошо оттеняли выгоревшие брови и ресницы, которые можно было разглядеть лишь при особом усердии; в светлых глазах незнакомца засела глубокая озабоченность проблемами борьбы с преступностью. Блондин взглянул на Аулиса с оживленным интересом, в то время как аспидно-синие полицейские недовольно надули губы.

– Всё занято, – громко произнес Аулис, чтобы всем было понятно, по какой причине он здесь проявился, и вернулся к первым рядам. Там он, освобождая кресло, сгрузил на пол несколько тяжелых коробок с турбореактивными газонокосилками, и сел у иллюминатора. Глядя на закопченное крыло, Аулис испытывал то волнительное нетерпение, какое испытывает зритель в театре за несколько минут до поднятия занавеса. Как хорошо, что всё хорошо закончилось! Аулис не только не опаздывал на подписание договора, у него еще оставался в запасе весь сегодняшний вечер. Аулис посвятит его пиву. Он пойдет в ресторан и закажет три… нет, пять бутылок ледяного пива. Две выпьет залпом, до слез, а потом будет медленно посасывать божественный напиток и наслаждаться покоем, вечерней прохладой и экзотикой, о которой столько мечтал. В этой стране, оказывается, полно симпатичных шоколадок, готовых растаять в его руках…

– С кресла не вставать! По салону не ходить! Товар руками не трогать!

От приятных мыслей Аулиса отвлек командира самолета. Загулявший Пеле с широко расставленными раскосыми глазами умудрялся одновременно смотреть на коробки, полки и на Аулиса.

– Ты хорошо понял? Смотри мне, а то сожру тебя заживо.

М-да, своеобразный юмор у командира самолета. Этакая местная фишка для увеселения туристов. Аулис улыбнулся в ответ, кивнул, мол, и без слов понятно, что заживо сожрешь, ибо свежатина однозначно вкуснее. Желая поддержать тон, показать себя послушным, всем довольным и немного фамильярным, Аулис спросил:

– Не возражаю, ешьте на здоровье, вот только бы пива бутылочку…

Но командир не дослушал и молча скрылся за шторкой, попутно вытряхивая на пол из опустевшей бутылки виски последние капли. Глухо захлопнулась дверь в пилотскую кабину. Корпус самолета мелко задрожал, качнулся на чувствительных рессорах, и откуда-то сверху свалился большой тюк, обмотанный крест-накрест липкой лентой. Поехали! Аулис сел удобнее, вытянул ноги, поискал под собой пряжку привязного ремня. Полтора часа полета – какая ерунда! Если здесь ничего не предложат, он выпьет пива в аэропорту Норт-Фруди. Где-то Аулис слышал, что в этом городе живут самые наглые обезьяны на земле. Местные воришки специально обучают их потрошить сумки и чемоданы туристов. Кроме кошельков, мартышки обязательно уносят с собой нижнее белье. Деньги отдают своим хозяевам, а трусы напяливают на себя и щеголяют в них. Особое предпочтение отдают красным и розовым расцветкам… Аулис думал про этих забавных обезьян, и настроение его повышалось с необыкновенной скоростью. Как приятно сидеть сейчас в кресле самолета, смотреть в мутный иллюминатор, зная, что все неувязки остались в плоском, как снарядный ящик, терминале, а впереди будут только хорошие события.

Глава вторая

Колечко с двумя брюликами

Аулису показалось, что разбег был очень длинным, что разряженный от жары воздух был не в состоянии поднять перегруженный самолет. Салон скрипел, дрожал, с полок, словно тяжелые авиационные бомбы, падали коробки. Несколько раз из-за шторки выглядывала молодая стюардесса с личиком хлебного ("Бородинского") оттенка и сплющенными, как у сонной рыси, глазами. Ее можно было бы назвать красивой, если воспринимать ее не как живое существо, а эбонитовую статуэтку или манекен в витрине магазина одежды.

– У вас есть пиво? – спрашивал у нее Аулис.

Он немного боялся, что самолет не взлетит, а так и будет мчаться по земле, растопырив свои дурацкие бесполезные крылья, срезая ими, словно кинжалами, деревья, дома, высоковольтные линии и небольшие горы, пока, в конце-концов, не домчится до Норт-Фруди. Но к этому времени Аулис уже наверняка испустит дух, так как внутренности его будут взбиты, будто коктейль в шейкере. И полицейские умрут, и белый человек в наручниках – одна участь для абсолютных антагонистов. Но самолет все-таки взлетел, убрал шасси и, крепко отравляя черным выхлопом воздух, принялся забираться повыше в небо… Интересно все-таки узнать, что это белобрысый типчик натворил в стране чернолицых людей? Аулис убрал с колен сумку, которая свалилась на него сверху, поднялся с кресла и заглянул за шторку.

– В котором часу мы прибудем в Норт-Фруди?

Стюардесса, высоко подняв подбородок, любовалась своим отражением в зеркале. Послюнявив пальчик, пригладила тонкие, как нити, брови. Потом принялась бережно массировать кожу под глазами. Появление пассажира ее ничуть не смутило.

– Помочь? – спросил Аулис.

Она снова не ответила, опустила лицо, разглядывая себя уже с другого ракурса. Ее цепкий взгляд обнаружил какой-то невидимый дефект, и девушка осторожно поскребла щеку длинным перламутровым ноготком. От нее тянуло антрацитовой твердостью и невозмутимостью. В глазах Аулиса она являла собой центральную, непостижимую, неосязаемую деталь картины Малевича "Черный квадрат".

Судя по тому, что два вопроса остались без ответа, Аулис пришел к выводу, что спрашивать о белокуром экстраданте в наручниках бессмысленно. "А говорят, что все негритянки общительные и убойно-страстные", – разочарованно подумал Аулис, откровенно разглядывая Стюардессу с головы до ног. Он бы вернулся в салон, если бы не жажда. Ладно, она не должна отвечать на его вопросы. Но она обязана предлагать пассажирам напитки!

– Я хочу пить, – поведал о своем вожделении Аулис. – У меня сушняк. Обезвоживание.

Стюардесса, наконец, переключила на Аулиса внимание и кивнула на металлический стеллаж, в круглых ячейках которого сидели пластиковые бутылки. Аулис выбрал фанту, свинтил крышку. Оранжевый лимонад зашипел, запенился и ядовитой струей брызнул во все стороны. Девушка взвизгнула, и ее словно брандспойтом смыло за перегородку. Аулис подумал, что Стюардесса испугалась за свою белую блузку, но, оказывается, ее больше волновало, не попала ли фанта на обнаженные до локтей руки. Некоторое время она с испугом рассматривала их. Кажется, она нашла капельку размером с клопа и тотчас сунула руки в маленькую, как детский горшок, мойку, оборудованную рядом с бортовой кухней. Можно было подумать, что ей на кожу попал иприт, коим травили друг друга участники первой мировой войны.

– Что ж так неосторожно? – ворчала она и, подобно тому, как это делают хирурги, намыливала руки до локтей. – В газете писали, что от этой гадости прыщи могут пойти.

– А ты верь газетам больше! – ответил Аулис и на всякий случай внимательно почитал этикетку на бутылке, понюхал горлышко, сделал глоток и прислушался к вкусовой гамме. Фанта как фанта, а не иприт.

Стюардесса терла и скребла руки, пена летела во все стороны.

– Меня всегда волнует полет на самолете, – не по теме высказался Аулис. Раз не извинился, то пришлось брякнуть что-то в свое оправдание.

– А для меня это уже просто жизнь, – уже без обиды ответила Стюардесса. – Я давно привыкла к шуму мотора, к болтанке, воздушным ямам, аварийным посадкам, сваливанию, штопору… Это нормально. Так должно быть.

– А у меня всякий раз при взлете пульс учащается, – признался Аулис, пропустив мимо ушей упоминание про штопор. – Здесь такая поднебесная атмосфера! Привязные ремни. Прохладительные напитки. Красивые стюардессы… А правду говорят, что все стюардессы – жены пилотов?

Девушка приподняла личико и показала Аулису свои миндальные глазки. Нет, это не глазки, а две чернильные капли – блестящие, дрожащие, упаси бог сорвутся, потом вовек не отмоешься.

– Если правда, то это что-то меняет? – произнесла она, тщательно вытирая руки одноразовым бумажным полотенцем.

– Не поверю, что ты замужем за этой… – Он хотел сказать "за этой наглой гориллой", но вовремя поправился: – за этим грубым летчиком.

– Мой муж – второй пилот, – с достоинством уточнила Стюардесса, кивнув на дверь в кабину, и снова принялась за изучение своего отражения в зеркале. – Только он и никто другой. Мое сердце навечно принадлежит ему.

– Правда? – сыграл ничем не мотивированную радость Аулис, пытаясь зрительно определить размер ее груди. – И что, он тоже африканец?

– Англо-африканец ассирийского происхождения, – поправила Стюардесса, чуть оттягивая кончик носа. Она прикидывала, стоит ли ей делать пластическую операцию. – А его отец родом из Непала, хотя имеет персидское гражданство. Его воспитывала галилейская община, но отец все равно считает себя коренным тивериадрийцем. А мама у него цыганка, ее родственники по всему миру разбросаны. Опио уже пятнадцать лет водит самолеты. Он зарабатывает полторы тысячи долларов в неделю плюс проценты с вклада в швейцарском банке. У него собственная вилла в Эльдоре. Я там еще не была, но Опио обещает на следующий год поселить меня туда. Но я не хочу на виллу, – изображая пресыщенность звезды, вздохнула Стюардесса. – Мне надо карьеру делать. Если бы Опио не настаивал, чтобы я летала с ним, то меня давно взяли бы в Голливуд. Каждую среду меня приглашают на фотопробы. Пока мне за это не платят, но обещают в будущем огромные деньги. Я позирую целой сотне фотографов в обнаженном виде по два часа…

– И эти снимки печатают на обложках популярных глянцевых журналов, – добавил Аулис.

Стюардесса оставила свой нос в покое и настороженно покосилась на Аулиса.

– Пока еще не печатают, но обещают в будущем… А откуда ты знаешь?

Аулис не стал объяснять, что каждая его новая подружка при первом знакомстве рассказывала нечто похожее – и про фотопробы, и про глянцевые журналы, и про предложения сниматься в кино. А потом, после бокала сладкого коктейля в баре, соглашалась на любовь в ближайших парковых кустах. Он подошел к девушке со спины и указательным пальцем приподнял кончик ее черного, как у ротвейлера, носа.

– Тебе лучше вот так, – посоветовал он.

– Но тогда слишком заметны ноздри!

– Зато мордашка становится озорной.

Она оттолкнула его от себя и пошевелила носом, придавая ему прежнюю форму.

– Вот сейчас муж выйдет, и ты увидишь, что значит быть озорным, – пообещала Стюардесса. – Руки помыл бы, прежде чем за мое лицо хвататься. Турист, что ли?

– Разве я похож на туриста? – фыркнул Аулис, скручивая крышку на бутылке спрайта. – Я президент международного суперэлитного альпклуба экстра-класса "Свободное падение". Не слышала о таком? Лечу подписывать контракт с норт-фрудийской фабрикой по переработке агавы. А на завтра у меня запланирована охота на тигров, затем дайвинг с акулами, прием у консула и выступление перед активом гренландских мормонов… А что, твой муж очень ревнивый?

– Очень, – с безусловной убежденностью ответила девушка, и как бы невзначай подторкнула нос кулаком – ей не давали покоя слова Аулиса о том, что ей пойдет быть курносой. "Вполне может быть!" – наверное, подумала она и добавила: – Он меня обожает! Он дня без меня прожить не может. Он все время думает и заботится обо мне. А какой он щедрый! Чего он мне только не наобещал подарить в будущем!

Аулис присосался к горлышку и незаметно рассмотрел темно-коричневые коленки Стюардессы. Он еще никогда в жизни не общался с такой колоритной девушкой. Коленки были так себе. А вот прическа, состоящая из множества тонких косичек, его впечатлила. Он представил эти косички раскиданными по подушке, прикрытые рысьи глазки, частое шумное дыхание и нечаянно хмыкнул.