Моя любимая дура

Мурашки по коже от такого голоса! Словно электронная подсказка в боевых самолетах: «Убери шасси!», «Аварийный остаток топлива!» Раньше Ирина говорила со мной другим голосом. Ей запросто можно было работать на киностудии и озвучивать красавиц в постельных сценах. Мне все время казалось, что Ирина нарочно разговаривает со мной неким особым, волнующим тоном, разбавляя слова томным дыханием, делая головокружительные паузы между фразами. О, именно эти паузы впечатляли меня больше всего! Это ж надо уметь так молчать!

– И что этому мужчине надо было? – спросил я, пытаясь догадаться, зачем она мне позвонила.

– Он не сказал, но очень настойчиво просил твой домашний адрес и номер мобильного телефона. Если он еще раз позвонит, дать?

– Не надо! Предложи ему свою помощь. Скажи, что ты такой же частный детектив, как и я…

– Нет, ему нужен только ты. К тому же, я больше не частный детектив.

– То есть? Как это понимать? А кто же ты?

– Я ухожу.

– Куда, Ириша?

Она ответила не без удовольствия:

– На руководящую и более высокооплачиваемую должность.

Вот это номер! Такого поворота событий я не ожидал. Видимо, Ирина крепко обиделась на меня.

– Поздравляю, – сдержанно ответил я, стараясь ни словом, ни тоном не потревожить ледяной карниз, уже давший трещину и готовый вот-вот обломиться. – А ты не поторопилась с таким решением?

– Напротив, я слишком затянула с этим решением.

Только не делай резких движений! – сказал я сам себе. Не надо говорить ей то, что уже висит на кончике языка: скатертью дорога! Пусть все идет своим чередом. Пусть почувствует, что я спокоен, что не рву на себе волосы, не мечусь в отчаянии. Спокойствие как зараза передается другим. Я посмотрел на часы. Без четверти шесть. Маринка освободится, когда заберут последнего малыша, а это не раньше восьми вечера. Она работает воспитательницей в детском саду. Считай, в сумасшедшем доме. Ей тоже нужна релаксация. В этом смысле у нас с ней одни проблемы и единые цели. Но ждать до восьми тоскливо. Коньяк закончится, и что потом? Надо звонить Катюше. Она пашет в супермаркете и сдает кассу ровно в шесть. В полседьмого она уже будет стоять под душем в моей ванной.

– Что ж, это твое право, – ответил я. – Хотя такие решения нельзя принимать сгоряча…

– Только, пожалуйста, не надо давать мне советы, – оборвала меня Ирина. – Мое дело предупредить тебя.

– О чем предупредить, Ириша?

– Второй день под окнами офиса стоит машина. Черная «девятка» с тонированными стеклами. Скорее всего, из нее следят за твоим агентством.

«Твоим агентством»… Детский сад какой-то! Отдавай мои игрушки и не писай в мой горшок.

– Может, тебе показалось? – спросил я.

– Может и показалось, но этот вопрос меня уже меньше всего волнует. Я сказала тебе всё, что посчитала нужным, и теперь ухожу с чистой совестью.

У Иришки от обиды уже крыша поехала! Я сам иногда замечаю, что мною овладевают навязчивые подозрения: то кажется, что кто-то прослушивает наши телефоны, или в кабинете пахнет синильной кислотой, или же за окнами мелькают злобные физиономии наемных убийц. А чему удивляться? Пять лет возглавлять частное детективное агентство – это не шоколадный цех кондитерской фабрики. От нескончаемых криминальных ребусов и кроссвордов запросто можно двинуться мозгами и заполучить синдром навязчивых идей…

Наш разговор закончился. Ирина предоставила мне возможность послушать короткие гудки. Я зачем-то потряс трубку, словно хотел выудить из нее еще какие-нибудь слова, и воткнул ее в гнездо. Буженина из свиного окорока, который я, следуя старинному рецепту, натер солью, перцем и базиликом, подгорела в духовом шкафу. Я выставил дымящийся противень на подоконник и распахнул окно. Поддел вилкой черную шипящую корочку и отпилил ее ножом. Хрустит на зубах, и горчит изрядно. Если запивать красным вином, то ничего, сойдет. Маринка в восторге от того, как я готовлю. Она в своем детском саду ничего другого не видела, кроме молочной каши и овощного супчика.

– Мариш, – сказал я в трубку. – Ты что предпочитаешь – «Каберне» или «Мерло»?

В ухо ворвались жизнерадостные звуки средней группы: детский визг, крики, мелодичные перепевы игрушек, беспорядочный барабанный бой, плач и смех. И на этом пестром фоне отдаленный голос Марины: «Я кому сказала – в одну шеренгу! Становись! Выровнять носочки!»

– Алло! – громко ответила она. – Кто это? Я не слышу… – И снова детям: – Тихо всем! Раз, два! Маршируем, маршируем!

– Марина, это Кирилл…

– Не слышно! Говорите громче!.. Маршируем! Ножки выше!

Я надавил кнопку отбоя и тотчас набрал номер мобильника Катюши. Она тотчас ответила:

– Кирюша, позвони позже! Я зашиваюсь! Народа как на вокзале! И у всех полные тележки…

Снова отбой. Я сидел на подоконнике, смотрел на сгоревшую буженину и чувствовал себя бездельником. Девушки заняты, зашиваются, одна надрывает горло с детьми, другая пробивает чеки, проклиная в уме прожорливость населения. Только я тоскую под гнетом впечатлений от поездки в горы и глупым разговором с влюбленной в меня сотрудницей. Всё будет хорошо. Всё вернется в прежнее русло. Никуда Ирина не уйдет. Потому что не может жить без меня, этакого единственного и незаменимого плейбоя.

Глава вторая. Высшая степень свободы

Я завернул буженину в пергаментную бумагу. Утром отнесу Бесте, сторожевой овчарке на автостоянке. Такой лакомый кусочек она проглотит не жуя. А сейчас приму душ, выпью чая с медом и лягу спать. И проснусь прежним человеком. У меня много работы. Во-первых, надо довести до ума все наши наработки по делу о вымогателе и передать их следователю. Во-вторых, надо договориться с местной газетой о рекламе. И, в – третьих…

Завершить создание плана действий на ближайшее время не удалось. Проклятый телефонный звонок! Неужели, снова Ирина? Какую бяку она еще хочет подложить мне? Я выплюнул не дожеванный кусок мяса в окно и, вытирая на ходу руки полотенцем, вернулся в комнату. Прежде чем ответить, по привычке глянул на дисплей. На этот раз номер был мне незнаком.

– Кирилл Андреевич? – спросил меня мужской голос. – Я старший оперативной группы вневедомственной охраны. Вы не могли бы подъехать сейчас к вашему офису?

Никогда прежде мне не звонили из вневедомственной охраны. Я даже предположить не мог, зачем понадобился старшему оперативной группы. Может быть, Ирина что-нибудь в сердцах начудила? К примеру, разбила тонированное стекло в черном «жигуле»…

– А что случилось?

Могло показаться, что этот вопрос оказался для моего собеседника сложным. Он начал мычать, покашливать, затем нехотя сказал:

– Видите ли, на пульте сработала сигнализация, мы приехали на объект очень быстро, но никого не застали. Скорее всего, несанкционированного проникновения в помещение не было. Может, вы забыли запереть окно на замки, и его открыло сквозняком?

Ирина! – мстительно подумал я. Она ушла с чистой совестью, а вот закрыть окна забыла. Или нарочно не закрыла их.

Пришлось срочно ехать в офис. У входа в агентство стояла милицейская машина, рядом с ней скучали два парня в форме и с автоматами наперевес. По их виду можно было судить о том, как много приходилось им выезжать по ложным вызовам, и как это занятие им надоело. У меня проверили документы.

– Входная дверь и все замки целы, – начал вводить меня в оперативную обстановку рыжеволосый сержант. Он шел рядом со мной, и ствол его короткого автомата все время упирался мне под ребро. – А вот окно – полюбуйтесь – приоткрыто. Я постою здесь, а вы с моим коллегой зайдите внутрь через дверь.

Мы зашли в подъезд и приблизились к металлической двери агентства. Я открыл замок. Милиционер вежливо отстранил меня и зашел в офис первым. Для воришек наше агентство не представляло никакой ценности, поживиться у нас им было нечем, и потому я был спокоен, как слон.

– Ничего не пропало? – спросил милиционер, когда мы обошли один за другим все кабинеты и заглянули в уборную.

В агентстве царил привычный порядок. Из кабинета Ирины еще не успел выветриться запах духов. Я для проформы заглянул в ящик своего стола, а затем в холодильник. Вынул ополовиненную бутылку водки и разлил ее по пластиковым стаканчикам. Водка простояла в холодильнике целый месяц, но, похоже, не выдохлась. К нам присоединился второй милиционер. Мы выпили под тост: «За бдительность вневедомственной охраны!» Рыжий стал закрывать окно, изо всех сил надавливая на раму. Окно скрипело и пищало. Каждое лето, когда переставали топить, оконные рамы разбухали от сырости. Закрыть и, тем более, открыть окно становилось непросто, и потому версию со сквозняком я сразу отмел. Пожалуй, это были проделки Ирины. Жаждя мести, она решила испортить мне романтический вечер. Поставила офис на сигнализацию, вышла на улицу и толкнула раму. В милиции сработала сигнализация, и в итоге меня вытащили из дома.

– Водка так себе, – сказал рыжий.

Я понял намек и полез за кошельком. Милиционеры закусили конфеткой, которую нашли на столе Ирины, пожелали мне впредь быть повнимательнее, и удалились.

За окнами стемнело. Багряный отблеск заката налип на стену. Я сидел за столом Ирины. Она забрала все свои вещи, которые прежде были здесь всегда – маленькое зеркальце, малахитового кота, шариковую ручку, похожую на гусиное перо. Как тяжело на душе! Будто Ирина умерла. Мне ее было жалко, ее осиротевший стол источал добрую, теплую память.

Я придвинул к себе телефон и набрал номер ее мобильника. Я помнил его наизусть.

– Послушай, не звони мне больше, – ответила Ирина. Я слышал приглушенную музыку и гул автомобильного мотора.