Путешествие Черного Жака

– Вспомнил, вот черт, вспомнил! Меня Переном зовут. Я – Перен. У меня и прозвище имеется. Давай меня друзья звали…

После этого откровения в нашем диалоге наступила пауза, потому что я не знал, что сказать. Потом выдавил из себя:

– Жак… Это мое имя.

– Тебя сначала, – заметил Перен, еще немного помолчав, – дадут их главной попробовать, а потом будешь уже каждый день трудиться… напряженно. А кормят тут неплохо…

Про еду он упомянул второй раз – похоже, проголодался. Я сплюнул и, видимо, так удачно, что попал точно в Перена, потому что он что-то обеспокоенно заворчал.

Я попытался развязать веревки, но безуспешно.

– Слушай, может, поможешь мне руки развязать? – сказал я.

– Они связали тебе руки? – удивился Давай. – Надо же, обычно они этого не делают с новичками…

– Со мной сделали, так ты поможешь?

– Не знаю, имеет ли это смысл, – апатично заметил он.

– Имеет, – рявкнул я, – ты даже не знаешь какой…

– Хорошо-хорошо, – согласился Перен. Он с тихим шелестом пошевелился, а потом пополз ко мне – я смог различить это по звуку, его колени разгребали попавшую в яму листву. Около часа он бился над веревками дроф, но узел не поддавался.

– Было бы что-нибудь острое, – сказал Перен, – знаешь, когда-то я знал отличное заклятие избавления от пут, но за ненадобностью со временем, ну, в общем, понимаешь, я ведь ни черта не помню…

Руки у меня затекли, все тело болело, и настроение приобрело оттенок загустевшей сворачивающейся крови…

– Надо выбираться отсюда, – сказал я.

– Это вряд ли… – апатично заметил мой собеседник, – когда-нибудь, когда они увлекутся, выберешься.

Мне показалось или он опять усмехнулся?

По моим расчетам, через три или четыре часа мрачного сидения в норе дроф землю и листья раскидали привычными к этому занятию лапами, и к нам с Переном нагрянули ошалелые звероподобные «дамы». Я отчаянно отбивался, кусался, лягал их ногами, но нападение было стремительным. Со связанными запястьями я оказался бессилен. Меня вновь, как и совсем недавно, поволокли по тоннелям и вытащили к свету. После нескольких часов кромешной тьмы я буквально ослеп.

Перена унесли за рощу раскидистых дубов несколько десятков дроф, а меня обступила толпа мерзких созданий, и три представительницы этого отвратительного и глубоко ненавистного мне народа приблизились, сбили меня с ног и швырнули на траву.

Лужайку заливало яркое теплое солнце. Дрофы расселись кругом и принялись поглаживать свои животы, их длинные ладошки то и дело соскальзывали ниже, и тогда они издавали протяжные стоны…

Что-то в воздухе давало мне понять, что ничего хорошего в ближайшее время со мной не произойдет.

Я бешено пытался освободиться, катался по земле, силясь разорвать крепкие веревки, стягивавшие мои запястья. Как вдруг с ветвей над моей головой послышался едва уловимый шелест. Я задрал подбородок, чтобы рассмотреть, что там происходит. И увидел, как ловко прыгает по сучковатым толстым ветвям огромная зеленовато-желтая дрофа. Таких крупных особей мне видеть еще не приходилось. Она спрыгнула на землю, пружинисто присела, потом повела носом, словно принюхивалась, и уставилась на меня маленькими, но вполне осмысленными глазками.

Другие дрофы, тихонько постанывая, склонив свои недалекие бородавчатые головы, разошлись еще дальше в стороны. В центре поляны остались только я и крупная дрофа, которая, судя по всему, и была у них «королевой». Перен предупреждал меня о том, что мне предстоит с ней встретиться. Помнится, он упоминал, что сначала я должен буду развлечь королеву, а потом уже меня отдадут на поругание стае.

– Мой дружочек, – внятно проговорила она, заставив меня содрогнуться от ужаса: эта дрофа оказалась разумной, она владела человеческой речью. Вкупе с ее кошмарной внешностью это производило поистине удручающее впечатление.

Насколько я мог судить, она была уже немолода, и даже по дрофиным понятиям ее вряд ли можно было назвать красивой, даже просто миловидной, но было в ней что-то такое, что заставило меня оцепенеть и уставиться на нее во все глаза. Ибо она не была обыкновенной похотливой и тупой тварью, шарящей по болотам в поисках пищи и наслаждений. Нет. Она была сторонним существом, чуждым любому сходному с человеческим разуму, она внушала мне – на какую-то долю все же человеку – не просто неприязнь и отвращение, она внушала мне священный ужас. И с ней я должен был близко познакомиться!!!

– Постой-ка, ты разговариваешь? – Лучшее, что я нашелся произнести в этой ситуации…

– … Разговариваешь. – Ее реакция на слова была несколько замедленной, ответ приходил следом за сменявшимся выражением морды – лицом эту физиономию назвать представлялось затруднительным.

– На том же наречии, что и я, – сказал я.

– На том наречии, что и я, – подтвердила королева дроф и закивала.

Ей, может быть, и хотелось со мной поговорить, но ее кипучая натура звала ее в бой. Все дрофы мучились одним и тем же жестоким недугом: недугом постоянного сексуального желания.

– Мой дружочек, – опять сказала она, темным языком проводя по широким губам.

Интересно, где она научилась такому обращению. Может быть, ее звал «дружочком» Дори, которому удалось продержаться дольше остальных, или кто-нибудь еще из несчастных пленников, потерявших жизнь в бесконечных сексуальных упражнениях с этими кошмарными тварями. Руки мои были связаны, и, когда пахнущая болотом, нисколько не женственная туша рухнула рядом, я содрогнулся, но ничего не мог поделать.

– Мой дружо-о-о-очек, – запричитала сладострастная тварь, обхватив меня сильными лапами и стараясь прижаться своим животом к моему, я же изо всех сил пытался избежать этого неприятного соприкосновения.

Но она была крупнее меня и физически намного сильнее. Ее ладони шарили по моей спине, а когти резали одежду, и без того уже превращенную в безобразные лохмотья.

Я вспомнил свой парадный костюм в тот день, когда забрал его у портного и надел в первый раз, и от досады у меня заколотилось сердце… Всего какие-то две недели назад я сверкал великолепной выправкой на королевском балу и, элегантно заложив левую руку, правой держал за локоть и вел в танце красивейшую из женщин Паквилона – она принадлежала мне и только мне, – а теперь меня обхватывает лапами сладострастное бурое существо, пахнущее болотом, а рваные лоскуты одежды ничем не напоминают богатое платье, сшитое по случаю придворного бала…

И все же боги благоволили ко мне. Я убедился в этом в тот злополучный день, как убеждался многократно позже. Одним из когтей, движение которых она уже не могла контролировать, дрофа полоснула по веревке, стягивающей мои запястья, и та лопнула с характерным хлопком. Мои запястья, уже успевшие посинеть, внезапно оказались свободны, я вздрогнул всем телом и замер, опасаясь пошевелиться, чтобы не выдать своей радости. Дрофа, сотрясаемая спазмами яростного желания, не заметила происшедшего. Думаю, если бы она увидела, что мои опасные руки больше не связаны, она бы немедленно кинулась прочь, потому что только она одна могла додуматься до того, чтобы отдать приказ скрутить мне руки. Только она могла проследить столь сложную причинно-следственную связь и понять, что огонь и огненные знаки являются следствием действий, выполнявшихся моими ловкими руками.

Я потерпел ее навязчивое присутствие еще пару секунд, пока в мои посиневшие ладони возвращалась жизнь, а потом выбросил перед собой ладонь. Я совершал мгновенные и быстрые движения гибкими пальцами. Реакция дрофы была поистине удивительной. Через краткий миг оцепенения она пришла в себя, сбросила пелену сладострастия и вскочила на ноги. Королева дроф бешено заверещала, созывая стаю. Вырвавшийся из моих пальцев знак с силой ударил ее чуть выше ступней так, что она сделала в воздухе сальто, врезалась лицом в землю и ушла в мягкий дерн по самые слуховые отверстия. Ноги ее согнулись в коленях, и пятки сильно шлепнули по темному упругому заду. Насколько я смог заметить, больше она уже не шевелилась.

Дрофы принялись прыгать вокруг и вопить, в ужасе прикрывая поганые рты ладонями, совсем как это делают женщины, когда они чем-то ошарашены.

Не желая навлекать на себя новые неприятности, я стремительно побежал к деревьям, за которые утащили Перена по прозвищу Давай, разбрасывая вокруг себя огненные знаки. Пару раз они даже попали в цель: до меня донесся вопль пораженной жертвы.

Перепрыгнув несколько поваленных стволов, я выбрался на полянку, поросшую кустистым папоротником, где моему взору предстала отвратительная сцена с участием Перена и нескольких дроф. Остальные сидели полукругом, поглаживали низ живота, и утробно урчали от удовольствия. Я разрушил сложившийся порядок, когда вызвал метеоритный дождь. Целый град огненных знаков посыпался с неба, наполнив все вокруг свистом, грохотом и раскатами небольших взрывов. Один из знаков упал рядом с Переном и слегка оглушил его. На бегу я поймал узника дроф, который собирался завалиться, за локоть и потащил прочь. Он не сразу сообразил, что от него требуется, но потом его ноги стали различать неровности почвы, он прибавил шагу, и мы понеслись прочь с хорошей, все увеличивающейся скоростью.

Выглядели мы в этот момент крайне колоритно. Двое в изорванной в клочья одежде бегущие через лес. Мы ломились сквозь густой кустарник, перепрыгивали стволы поваленных деревьев и муравьиные кучи, спотыкались, падали, вскакивали и бежали дальше. Перену было немного проще, он по крайней мере был цел, а у меня все тело болело, кровоточили длинные рубцы, зудели мелкие порезы, кошмарно болела ушибленная голова. То, что Перен не страдает так, как я, вызывало у меня приступы жгучей ярости. К тому же мне казалось, что он бежит недостаточно быстро и задерживает наше продвижение к спасению – наверное, он не слишком горел желанием выбраться.

Должно быть, за годы, проведенные у болотных дев – если этих тварей можно было так назвать, – он превратился в настоящего дрофоизвращенца. Я, конечно, вытащил его из беды, но поклялся себе, что при первых же признаках человеческого жилья избавлюсь от подобного спутника.

Позади слышался шум погони. Голоса дроф, их чудовищные вопли и завывания все нарастали. Шелест и топот сделались отчетливее. Как мы ни старались бежать быстрее, нас все равно нагоняли. Звуковые волны, испускаемые преследовательницами, накатывали и заставляли сердце леденеть, а кровь останавливаться в жилах. Необходимо было что-то предпринять. После того что я сотворил с их королевой, они вряд ли пощадят нас.

Впереди замаячило что-то, смутно напоминающее холм. Лианы прикрывали вход в темную пещеру. Погоня была все ближе. Я крикнул Перену, чтобы он сворачивал в пещеру. Мы проскользнули сквозь лианы и оказались в полумраке. Вход я плотно забил охранительным знаком, который должен был раствориться спустя двадцать часов, зажег заклятие факела и в изнеможении упал на каменистый пол. Перен по прозвищу Давай, тяжело дыша, уселся рядом. Визжащие в голос дрофы мгновенно заполнили все пространство вокруг холма. Я видел множество бурых тел сквозь прозрачное тело охранительного знака. Они обжигались о его огненное основание и, ужаленные, отскакивали назад. Судя по всему, там их собрались целые толпы. И они все продолжали и продолжали прибывать.

Я решил осмотреться. По крайней мере спешить нам теперь было некуда. Я поднял руку, и к потолку медленно поплыл магический факел. Осветившаяся пещера открыла нашим взорам удивительное зрелище – коричневые, облепленные зеленоватой тиной сосуды. Их наполняла прозрачная, пропускающая лучи света влага. Внутри теплилась жизнь. Молодые дрофы спешили развиться в полноценные особи женского пола. Сосудов было не меньше двухсот, и они заполняли почти все пространство пещеры.

– Вот это да! – сказал Перен. Оказывается, что-то еще могло его удивить. – Это что такое? – спросил он и принялся ощупывать один из продолговатых со – судов… – Что это, черт возьми, такое? Это что, кладка их яиц?

– Это коконы, – ответил я, – я читал о чем-то подобном…

– Коконы? – Перен с силой ударил один из сосудов, так что тот качнулся.

Под воздействием материнского инстинкта дрофы бились в постепенно остывающий знак, скребли его острыми когтями – представляю, насколько это было горячо, – и сходили с ума от ярости, но до нас им было не добраться.

Наверное, до моего появления они думали, что в этой части леса они полновластные хозяева, им некого опасаться, они давным-давно уничтожили всю живность. Кажется, у биологов это называется доминирующим видом.