– Ты же обещал, что на часок заедешь в офис и приедешь, а сам? Я тут всего наготовила, стол накрыла, а ты только сейчас объявился!
– Извини, родная, финны нагрянули неожиданно, а тут ещё Норд-Ост.
– Что делают бандиты! Совсем страх потеряли!
– Хотят Аллаха удивить, видимо. Мало им крови солдат, надо мирных жителей покрошить.
– Чего добиваются?
– Им виднее.
– А мне, Леон, непонятно.
– Знаешь, мама, я ведь сегодня сам туда собирался, билет мне привезли, но из-за финнов отменилось. Вместо меня подруга Светы пошла.
– Какой ужас! Слава Богу, что ты не попал! Я бы уже умерла от страха за тебя.
– У меня душа болит за девушку.
– Понимаю, у меня за всех болит, но у тебя особый случай.
– Мы туда ездили, однако не пустили.
– Конечно, ты ей никто. Родственников, небось, даже не пускают.
– Не по себе ото всего этого.
– Терпи, Леон, может, обойдётся всё. Душа на то и дана, чтобы переживать.
– Спасибо, успокоила, – слегка съязвил я.
– Ты с ней знаком что ли?
– Нет, всё равно не по себе.
– Кушать будешь?
– Если можно, чаю с бутербродом. Аппетита нет совсем.
– Ну вот, салат испортится.
– А у нас водка есть?
– Куда же она денется? Я ведь не пью.
– Тогда давай водочки и салатику.
– Душу водкой не зальёшь, только отравишь.
– Мама, ты ведь знаешь, что много не буду, а чуть-чуть даже надо.
– Смотри у меня, – пожурила мама, отправляясь в кухню.
Я включил телевизор. Шёл спецвыпуск. Пока ничего не происходило. Возмущённые интервью, вой сигнализации, неопределённость… Позвонил Свете на номер сотового телефона.
– Слушаю, Леон Жильевич!
– Дозвонилась в штаб?
– Нет, я поставила домашний аппарат на автодозвон, но пока бесполезно.
– Если что-то выяснится, сразу сообщи. Завтра можешь не выходить на работу, занимайся только этим вопросом.
– Хорошо. Её родители там. Не уходят. Но им тоже ничего толком не объяснили.
– Позвони нашему водителю, пусть организует обед им и всё что надо. Может, одежда тёплая нужна и прочее. Деньги есть?
– Они говорят, что ничего не надо, но я всё равно уже готовлю. Деньги есть, конечно.
– Молодец! Действуй! До связи.
– Да, конечно.
Мама принесла на подносе салат в пиалке, графинчик водочки, бутерброды, заварочный чайник. Мне ничего не хотелось.
– Спасибо, мама. Ты со мной чайку не попьёшь?
– Нет, сынок, не хочу распухнуть к утру. Не те годы. Что там в телевизоре-то?
– Пока ничего ясного.
– Когда хоть жизнь нормализуется? Сколько живу, никогда не было нетрудных времён.
– А время застоя?
– Замалчивали тогда, а всё происходило. Я даже была свидетелем самосожжения на Красной площади. Бывали и взрывы, возле ГУМа приковывались, всяко бывало.
– А, казалось, что всё спокойно.
– Может, лучше не знать. Сейчас страшно телевизор включать. Только и слышно о терроризме, преступлениях, да сплошные детективы и кровавые разборки.
– Свобода слова.
– Свобода – это когда можешь свободно гулять по улице, ходить в театр, ехать в метро, не боясь за свою жизнь.
– Тебе бы сказки писать.
– Эх, Леончик, без меня кругом сплошные сказочники.