Диагноз: F20.0. Записки из дурдома

– Я приношу Вам искренние извинения за мой поступок, но в данном случае коэффициент полезного действия на данном промежутке времени был достаточен, чтобы не иметь сомнений в моей реальности. Но если Вы пребываете ещё в сомнении, то я могу продемонстрировать что-нибудь более ощутимое.

Я быстро замотал головой и стал усердно тереть лоб, на котором формировалась шишка.

– Я рад, что удовлетворил Вашу любознательность, а также, надеюсь, донес до Вашего понимания серьезность сложившейся ситуации. Поэтому я еще раз хочу поинтересоваться, что Вы думаете по поводу моего предложения?

– Я не хочу умирать.

– Ну, этого следовало ожидать. Только не тешь себя иллюзиями, что ты не умрешь или что я буду тебя уговаривать принять необратимость ситуации. Если честно, то мне всё равно. Этот факт, если захотите, я могу продемонстрировать прямо сейчас.

– Нет! Не надо! Прошу Вас! Только я не знаю, о чём думать!

– Ну, хорошо, я помогу. Постарайся успокоиться, сделай несколько сильных выдохов. Так, молодец. А теперь подумай, чего ты хочешь от жизни, какую вкладываешь цель? Задача трудная, для некоторых даже не выполнимая, поэтому сосредоточься и ищи ответ на вопрос всей твоей жизни.

Никто замолчал. Плавным движением руки он взял с подоконника библию и стал листать. Голова шла кругом, а мысли как назло застопорились.

– Итак, какие обычно мотивации у всех: «много денег – так он уже утром оформит меня в банк. Виллу на Канарах – ну, и что; ну с бабами и так всё понятно… Нужно копать глобальнее: хочу познать себя – так он прочтет курс лекций по психологии и анатомии и даже покажет всё это на мне. Какие ещё варианты? Карьерный рост – тут он оформляет мне всё наследство героически погибшего шефа. Богатырское здоровье мне уже ни к чему, а вот легкая смерть мне подошла бы…».

– О чём книга?

– В основном, о Боге.

– Чё, веришь?

– Скорее прикидываю варианты.

– А, ну-ну.

«Зачем он заговорил о Боге? Так, может, заказать увидеть Бога. А вдруг покажет, и поди докажи, что это не Бог…».

– Книгу всю прочел?

– Не, только начал.

– И какая там тема?

– Ну, как Бог за неделю весь мир сделал…

– А, пособие по дизайнерству, понятно.

«Опаньки, а вот это тема, можно заказать, чтобы я осознал механизмы формирования реальности и смысла жизни».

– Ишь ты завернул, тебе чего, Божественный мастер-класс провести?

– Да. И ещё чтоб в конце я был полностью удовлетворен.– улыбнулся я призраку.

– Ну, ты красавчик. Предлагаешь воспользоваться классикой? Не сомневался я в тебе. Так что там пишут? За неделю, говоришь? Хорошо будет тебе осознание реальности и смысла жизни. Удовлетворения не гарантирую, так как это субъективная реакция на полученный запрос. Это примерно как с первым сексуальным опытом: так сильно этого ждешь и всякое придумываешь, а когда он наступает, реакция обычно выражается таким чувством: что это и есть то самое? Что по поводу «секса» – это я обещаю, ну, а с «оргазмом» уж как получится, но я буду сильно стараться. И на всё про всё – библейская неделя со смертельным финалом. Ну, что ты согласен?

– Слушай, а тебе то это зачем? В чем тут подвох? Может, ты меня хочешь обдурить? Как там в тех же книжках, душу, энергию или в рабство закабалить на веки? Или стоит дань за твои услуги выполнять? Давай всю правду говори.

– Да, на дворе 21-й век, а менталитет как у дикарей с жертвоприношением и идолопоклонничеством. Ну зачем ты мне нужен? Чего у меня нет, что есть у тебя? Да, тела нет, но оно может появиться, или еще раз по балде стукнуть. По поводу энергии – так своими эмоциями за сегодняшнюю ночь ты её задарма выделил столько, что целый состав можно в другой город отогнать. А по поводу души: так ты сам-то знаешь, что это такое? Я тебя успокою – чего в договоре нет, того трогать не будем. Мой интерес в этом деле прост: я живу своей работой, а жить я хочу интересно, и ты подходящий экземпляр. Удовлетворен? Тогда давай вернемся к договору. Если ты согласен, то вырази своё согласие по оформлению договора на выше указанных условиях.

– Я согласен с договором, в котором с одной стороны стоит осознание мной смысла жизни и окружающей реальности, а с другой стороны- моя смерть.

– Ну, вот и ладушки. А сейчас давай спать, так как с утра вечером мудреней. Да, я тебе тут подарочек на книжке оставлю. Так, на память. Ну, ладно, спокойной ночи.

Никто поднял руку, щелкнул пальцами, и я мгновенно заснул.

День первый

– Подъем… кому сказала – всем подъем и на уколы!

Сон разгоняла санитарка Валя, значит уже семь утра. Ну, на кой хрен всех будить в такую рань. Сделают уколы, протрут полы и опять все вернутся на свои койки… Дурдом… В коридоре включился свет и санитарки стали бряцать вёдрами. Зашевелились соседи по кроватям. В палате, где лежал Виктор, было десять человек. Никто не возмущался, а тихо надевал свою пижаму и выплывал в коридор, который подобно реке наполнялся синими и зелеными пижамными струйками из своих каменных ручьев. Только из двух палат никто не выходил: из первой и из изолятора. Все остальные, а их собиралось обычно около ста человек, разбивались на два потока: первый направлялся в процедурку на уколы, а второй поток устремлялся к тупику коридора, где был проход в столовую. Санитар открывал шлюз, и все стекались к дверям столовой где оседали на пол плотным ковром ряски и тины. Я сидел на корточках среди таких же бедолаг и молча ждал, когда закончится влажная уборка и проветривание. Так начинался очередной день в 10 хроническом мужском отделении областной психоневрологической больницы №1. Сидевшие люди изредка обменивались короткими фразами, но в основном, молчали и дремали. О чём можно разговаривать с человеком, которого видишь 24 часа в сутки на протяжении нескольких месяцев или лет. Отделение было закрытого типа, поэтому все, кто там жил, становились друг другу ближе родственников. Дверей в палатах не было, а в каждом окне светило арматурное солнышко. Жизнь здесь походила на аквариум, где время отражало только режим дня. Всё было одно и то же. Вокруг меня сидели тени в одинаковых пижамах, с остриженными под машинку головами и пустыми глазами. Сюда слились «сливки» общества со всей области. В основном это были шизофреники. Были и эпилептики, алкоголики, наркоманы, бомжи, собравшие деньги на убежище от наступающих холодов и просто бедолаги, которых родственники отправили в бессрочный санаторий. Но в основном – это шизофреники. Затюканные, запрессованные нейролептиками и существованием в ограниченном пространстве, где в личное место вписывалась только кровать. Отделение находилось в состоянии анабиоза, и только санитарки громыхали вёдрами и двигающейся мебелью. Не стабильные пациенты и те, кто выполнял какие-либо резкие движения, однозначно стояли в очереди за уколами. Особо одаренные получали их в первой VIP- палате. Кололи в основном аминазин или галоперидол. Их обычно назначали трижды в день. Кроме этого, в уколах прописывали и обычные препараты. Поэтому в среднем выходило до десяти уколов в день. Контрольной плитой для усмирения, конечно, являлась капельница. Даже если бы кололи просто воду, то с таким количеством уколов за неделю и демон стал вести себя хорошо. Я уже два месяца не получал уколов, а кушал таблетки, так как вел себя незаметно и на здоровье не жаловался. В таком же положении были и мои соседи. Здесь все были одинаковые. По крайней мере, сложилось бы такое впечатление у нормального человека. Но я знал, что каждый из этой серой массы по-своему уникален. Тут есть и боги, и дьяволы, агенты КГБ и подопытные инопланетянами. Есть такие, что даже не понять, что они из себя представляют. У каждого свой индивидуальный портал в миры, которые далеки от этого коридора. Он им служит посадочной площадкой или залом ожидания в межгалактическом аэропорте. Вон в углу сидит здоровенный бугай Андрюша, который улыбается и тихо читает мантру «Ом мани падмэ хум». Видать уже посадочный талон получил и готов на взлет. Но не научился он еще шифроваться. Запалится он со своей мантрой и приколят они его крылья галоперидолом к трапу. Жалко его, безобидный он, как ребенок. Остальные сидят молча и на их лицах полная отрешенность. Вот, что значит многолетний опыт и закалка. Любому можно спокойно доверить самую страшную военную тайну и быть уверенным, что на допросе раскроет эту тайну только тот, кто её доверил.

Дверь шлюза открылась, и весь этот осадок опять образовал поток обратно в коридор и далее в сортир, умывальник и курилку. Я пошел на лестничную площадку, выделенную под курилку. Там уже было несколько человек. В курилке сразу видно, насколько каждый обеспечен. Основная масса больных дымила приму, которую получали из выделенных им пенсионных денег. Все они имели грязно рыжие отметины от никотина на кончиках указательного и среднего пальцев. Сигареты с фильтром курили те, кому приносили в передачках или каким-либо образом добытые в больнице. Были и блатные, которые курили иностранные сигареты. Это обычно алкаши или наркоманы. Между курящими шныряли зачуханные бедолаги, чьи сигареты куда-то девались.

К толстому Алику подошел один из таких, бомжеватый рыжий мужик.

– Слышь, Алик, дай сигаретку, а я на твой счет шесть миллионов долларов переведу. Мои закончились, так как командировочных мало получил. Честное слово, на следующей неделе все до цента отдам.

– Отвали, Чубайс, ты мне еще обещанную BMW не подогнал. Толку от тебя никакого. И реформы у тебя говеннные. Ими даже подтираться не удобно. Когда долги отдашь – тогда и подходи.

Чубайсу крыть было не чем. Оглядев окружающих в курилке и вспомнив все долги, кому должен, он полез в карман своей пижамы и достал приму. Никого это не удивило, так как это происходило каждый раз, когда Чубайс попадал в курилку.

– Так вот, – продолжал Алик прерванный рассказ – вчера смотрел, как наши с финнами играли – ну как беременные бараны. У меня складывается впечатление, что они в поддавки за бабки играют.

– Попробовали они при Сталине так поиграть, следующие десять лет на Калыме бы играли, а тренера расстреляли как продажную контру, —прогромыхал старый коммунист Чапай.

– Не, тут дело в общественной магии, – сказал Кастанеда.

– Это как? – удивился Алик.

– Всё основано на том, что мысль материальна. Надеюсь, присутствующие не будут это отрицать. А если она еще и эмоционально заряжена – то это самонаводящаяся ракета. Так вот: когда две команды играют, то играют не только игроки с их умением и быстротой, а еще друг на друга давят болельщики, которые поддерживают энергией своих и вытесняют силы противника. При такой борьбе массовой энергии игроки и ждут подходящий момент, чтобы прорвать оборону и забить мяч. Поэтому и происходит, что при Совдепе наши были самые лучшие, так как вся страна могла выдавить кого угодно. Сейчас она поменяла свое мнение, и игроки воюют против своих и чужих. А при таких рамсах, что воюй, что не воюй, всё равно получишь шайбу. Понятно?

– И чё прикажешь их полюбить всем сердцем?

– Ну, если не хочешь воевать вместе с ними, так хотя бы не опускай. И то какая-то польза.

– Ладно. Хорош болты болтать, на обход позвали.

– Сейчас воспитывать будут. Небось Светка на пятиминутке накапала шефу на Серегу, который бухой в слюни на ужин явился.

В момент обхода всё отделение замирало на своих местах у коек. Обход проводил заведующий отделением Юрий Анатольевич и его молодой врач Евгений Петрович. Начинался обход от конца коридора с шестой палаты. Там находились в основном долгожители без каких-либо проблем. Чем ближе палата находилась к процедурному кабинету, тем не стабильнее товарищи там проживали. Первая палата была для всех поступивших, особо отличившихся и особо отлетевших. Там на входе всегда сидел санитар и за всеми следил. Во второй палате валялись годами старые дураки с полностью высохшими мозгами. Я жил в третьей палате у окна. В палату зашел довольный шеф, рядом встал угрюмый Евгений Петрович. Все стояли по стойке смирно.

– Так, ну чё тут? Молодцы. Подстрижены, кровати заправлены. Самойлов хорошо; Федотов… почему кашляешь? Иди сюда послушаю. Хрипишь, Федотов. Евгений Петрович, назначь антибиотики. Дальше… Гнатюк, ты готовься на выписку, родителей ко мне. Прохоров… Виктор, откуда шишка на лбу?

– Ночью наткнулся, Юрий Анатольевич.

– Осторожней нужно быть. А это ты библию читаешь?