Семь «почему» российской Гражданской войны

Именно на плечи военспецов легла вся техническая работа по формированию новой армии. По подсчетам А.Г. Кавтарадзе, военспецы составляли 85 % командующих фронтами, 100 % начальников фронтовых штабов, 82 % командармов, не менее 91 % начальников армейских штабов, до 70 % начальников дивизий и свыше 50 % начальников штабов дивизий, более 90 % преподавательского состава военно-учебных заведений периода Гражданской войны[86 - Кавтарадзе А.Г. Военные специалисты. С. 198, 208, 210.], что свидетельствует об их решающем вкладе в дело создания РККА. Не случайно В.И. Ленин весной 1920 г. неоднократно отмечал, что без военспецов не было бы ни Красной армии, ни ее побед[87 - Ленин В.И. Полное собрание сочинений. 5-е. изд. М., 1974. Т. 40. С. 199, 218.]. Подтверждают это и свидетельства белых военачальников. Так, видный деятель Белого движения на Востоке России генерал В.М. Молчанов в эмиграции отметил, что «спецы, которые служили в Красной армии, причиняли нам большой вред, потому что у них была высокая квалификация и опыт в военном деле»[88 - Молчанов В.М. Последний белый генерал. Устные воспоминания, статьи, письма, документы. М., 2009. С. 124.].

Постепенно в Красной армии стали складываться группировки партийных лидеров и поддерживавших их крупных военспецов. Военрук Высшего военного совета, а позднее начальник Полевого штаба РВСР М.Д. Бонч-Бруевич, главком С.С. Каменев и командующий Кавказским и Западным фронтами М.Н. Тухачевский были выдвиженцами Ленина. Выдвиженцами Сталина считались командующий Южным и Юго-Западным фронтами А.И. Егоров и командующий 14, 9 и 13-й армиями И.П. Уборевич. Главком И.И. Вацетис мог считаться ставленником Троцкого. В то же время занимавшийся практической военно-административной работой Троцкий, в отличие от политиканствовавших и интриговавших Ленина и Сталина, был в большей степени ориентирован на достижение успехов на фронтах и укрепление Красной армии, безотносительно того, чьими выдвиженцами были те или иные военачальники. По этой причине он не имел достаточного количества своих ставленников в высшем командном составе. Конфликты в большевистском руководстве нередко вели к резонансным делам в отношении военных специалистов, пользовавшихся покровительством тех или иных партийцев. Например, такой характер носили массовые аресты военспецов в Полевом штабе Реввоенсовета Республики в июле 1919 г., в результате которых сменилось высшее военное руководство Советской России. Существуют различные версии этих событий, за которыми стояли Ленин, Сталин и Троцкий.

Важнейшей задачей большевиков было выстраивание мощной армии, в которой, несмотря на приоритетное положение партии, должен был все-таки существовать некий баланс интересов комиссаров и военспецов (при том, что буйные головы встречались как среди одних, так и среди других), поскольку было ясно, что одним принуждением эффективную армию не построить.

Многие бывшие офицеры служили в Красной армии отнюдь не из-под палки. Как отмечал в конце 1918 г. Л.Д. Троцкий, «советской власти совершенно ясно, что многие тысячи и десятки тысяч офицеров, вышедших из школы старого режима, получивших определенное буржуазно-монархическое воспитание, не могли сразу освоиться с новым режимом, понять его и научиться его уважать. Но за 13 месяцев советской власти для многих и многих из бывших офицеров стало ясно, что советский режим есть не случайность, а закономерно выросший строй, опирающийся на волю трудовых миллионов. Для многих и многих из бывших офицеров стало ясно, что никакой другой режим не способен сейчас обеспечить свободу и независимость русского народа от иноземного насилия»[89 - Троцкий Л.Д. Как вооружалась революция (на военной работе). М., 1923. Т. 1: Тысяча девятьсот восемнадцатый год. С. 152.].

Известны случаи героического поведения военных специалистов. Некоторые за совершенные подвиги были награждены орденом Красного Знамени. Например, приказ о награждении командира Ударной Огневой бригады 51-й стрелковой дивизии бывшего штабс-капитана И.А. Ринка звучал следующим образом: «Командир Ударной Огневой бригады 51[-й] стрелковой дивизии, тов. Ринк[90 - Выделено в документе.] Иван Александрович – за выдающиеся мужество, храбрость и распорядительность в бою на Каховском плацдарме 15 авг[уста] 1920 г. против частей конного корпуса генерала Морозова. В этом упорном бою тов. Ринк, командуя 457[-м] полком, в течение нескольких часов выдерживал ожесточенные атаки более сильного противника, несмотря на страшное утомление и потери полка, изнемогавшего в неравной борьбе. Видя необходимость поддержать передовые части, тов. Ринк, не имея резервов, собрал небольшую группу истомленных жаждой и долгим боем красноармейцев и сам с винтовкой в руках повел их против атакующей кавалерии противника. Хладнокровие и спокойствие начальника воодушевили товарищей красноармейцев, которые продержались до темноты, когда противник вынужден был отступить.

По принятии Ударной Огневой бригады, тов. Ринк своими знаниями и преданностью делу значительно содействовал поднятию боеспособности бригады и вместе с ней блестящему выполнению поставленных бригаде боевых задач, благодаря чему был взят Перекопский вал, сломлено упорное сопротивление противника в междуозерном дефиле Перекопского перешейка и отрезан блестящим маневром выход на юг из междуозерных дефиле коннице Барбовича»[91 - Приказ РВСР по личному составу армии. 1921. № 207. 04.07.].

Бывший генерал-майор А.П. Николаев, командовавший бригадой 19-й стрелковой дивизии, был взят белыми в плен в мае 1919 г. под Ямбургом. За отказ перейти к белым на службу его повесили[92 - Интересна характеристика Николаева, данная одним из белых офицеров: «Этот человек был… крайне отрицательной личностью; поступивши добровольцем в Красную армию, он всячески добивался порядка в своих частях и был крайне жесток со своими подчиненными» (Гершельман А.С. В рядах добровольческой Северо-Западной армии. Вооруженная борьба с III-им Интернационалом. 1919 год. М., 1997. Т. 1. С. 26). По одной из версий, незадолго до казни Николаев заявил допрашивавшим его офицерам: «Вы все – преступники, вы идете на Русь с самозваными генералами, а мы, как военные, подчинены правительству; законно или незаконно оно – не наше солдатское дело» (Маргулиес М.С. Год интервенции. Берлин, 1923. Кн. 2 (Апрель – сентябрь 1919 г.). С. 171).]. Аналогичный поступок совершил бывший генерал-майор А.В. Станкевич, командовавший 55-й стрелковой дивизией РККА. Попав в плен к белым на Южном фронте в октябре 1919 г., он отказался перейти к ним на службу, за что подвергся жестоким пыткам и был повешен. Позднее Станкевича с воинскими почестями похоронили у Кремлевской стены. Николаев и Станкевич были посмертно награждены орденами Красного Знамени.

Режим работы военспецов, в особенности специалистов Генерального штаба, был крайне напряженным. Из-за кадрового дефицита многие работали практически без отдыха, иногда по 17–19 часов в сутки. Работа без сна на протяжении нескольких дней была обычным явлением. При этом отношение к специалистам со стороны политического руководства было нередко исключительно потребительским – максимально использовать их знания и опыт, не считаясь с нагрузкой.

Для покрытия кадрового дефицита предлагались порой оригинальные способы. Так, Л.Д. Троцкий 1 января 1919 г. телеграфировал в Рязань в штаб 2-й стрелковой дивизии: «Недостаток офицер[ов] Генерального штаба не позволяет сосредоточить их в отдельных дивизиях, при крайней нужде фронта предлагаю комбинировать генштабов, бывших кадровых офицеров, бывших унтер-офицеров и новых красных офицеров в такой пропорции, чтобы командный состав не впадал в тупик, а был проникнут боевым революционным духом»[93 - РГВА. Ф. 11. Оп. 5. Д. 997. Л. 73.].

При содействии военспецов большевики смогли восстановить сеть дореволюционных военных училищ и академий, а часть военно-учебных заведений была создана с нуля, в том числе академия Генерального штаба.

Среди военспецов оказалось немало таких, кто сумел приспособиться к условиям и требованиям новой армии и даже сделал в ней стремительную карьеру. При отсутствии в Красной армии воинских званий карьера тогда определялась занимаемыми должностями. В период 1917–1922 гг. для быстрого должностного роста в Красной армии требовались личные качества и профессиональные умения, а также лояльность большевистской власти. Важную роль могла играть протекция со стороны того или иного партийного руководителя. Покровительственным и, в целом, доброжелательным отношением к военспецам среди большевистской элиты, например, известны Л.Д. Троцкий, С.И. Аралов (сам являвшийся бывшим офицером), М.В. Фрунзе. Впечатляющей карьерой за годы Гражданской войны могли похвастаться из числа бывших офицеров И.И. Вацетис, С.С. Каменев, М.Н. Тухачевский, И.П. Уборевич, А.И. Корк, М.И. Василенко (успевший послужить в 1918–1919 гг. даже у белых на Восточном фронте), дослужившиеся до уровня главнокомандующих, командующих фронтами и армиями – высших постов в советской военной иерархии.

Несколько бывших офицеров стали членами высшего органа советского военного управления – Реввоенсовета Республики. Среди них были бывшие полковники И.И. Вацетис и С.С. Каменев, бывший контр-адмирал В.М. Альтфатер, бывший подпоручик В.А. Антонов-Овсеенко, бывший штабс-капитан С.И. Аралов, бывший прапорщик Д.И. Курский, бывший мичман Ф.Ф. Раскольников. Таким образом, из 23 членов РВСР было 7 военспецов (хотя к дезертировавшему еще в Русско-японскую войну Антонову-Овсеенко термин «военспец» может относиться весьма условно), или 30,4 % всех членов РВСР, причем Вацетис, Каменев и Альтфатер, которые единственные из всех членов РВСР являлись действительно квалифицированными военспецами, оставались тогда беспартийными.

Однако талантливые и популярные у красноармейской массы военачальники, обладавшие лидерскими качествами и харизмой вождей, вызывали обеспокоенность большевистского руководства, опасавшегося развития событий по бонапартистскому сценарию, когда на гребне революционной волны могла родиться военная диктатура. По этим причинам популярных военных руководителей старались устранять. В этом отношении показательна расправа большевиков с возглавившим 2-ю Конную армию бывшим войсковым старшиной Ф.К. Мироновым, арестованным по ложному обвинению и расстрелянным в тюрьме в 1921 г.[94 - Филипп Миронов. Тихий Дон в 1917–1921 гг. М., 1997. С. 22.]

Способом ухода от гнетущей действительности стало пьянство, позволявшее на время забыть о комиссарах и чекистах, отвлечься от воспоминаний об утраченной прежней жизни. Длительные запои целых штабов не были редкостью. Широкую огласку приобрел инцидент с двухнедельным пьянством командующего 14-й советской армией И.П. Уборевича и члена РВС Г.К. Орджоникидзе в 1920 г., когда приводить в чувство незадачливых военных работников пришлось самому В.И. Ленину[95 - В.И. Ленин. Неизвестные документы. 1891–1922 гг. М., 1999. С. 317.]. О пьянстве главкома И.И. Вацетиса вспоминал его товарищ по службе бывший генерал А.Л. Носович, бежавший из Красной армии осенью 1918 г.: «В первый же день Вацетис пригласил меня обедать в штаб. Надо сказать, что встретил он меня обращением на “ты”, и вместо доклада мы дружески болтали. Во время закуски и обеда я был все время в центре его внимания. “Ну, брат, теперь выпьем… А что же теперь нам, военным, осталось, как не женщины, выпить, хорошо поесть и воевать…”»[96 - BDIC. F. Nossovitch. F ? rеs 843 (1) (7) (3). Box 1. Носович А.Л. Шесть месяцев среди врагов России. Ч. 3. Гл. 3. С. 112.]

Получили распространение и наркотики. Так, командующий 2-й советской армией В.И. Шорин, а также некоторые работники штаба армии в 1919 г. посещали проституток и кокаинисток Н.С. Соловьеву и Е.И. Сурконт, у которых также бывали агенты белых. Отрицательное влияние этих увлечений армейского руководства на штабную работу было ощутимым – Шорин и член РВС В.И. Соловьев стали реже появляться на службе, вызывающе себя вели, компрометировали советскую власть, бывая со своими спутницами в общественных местах, а Соловьев даже попытался из-за женщины покончить с собой и получил ранение. По данным следствия, Сурконт угощала кокаином и легендарного начальника 28-й стрелковой дивизии В.М. Азина, из-за чего «до того времени цветущий и здоровый человек… стал совершенно больным»[97 - РГВА. Ф. 24380. Оп. 7. Д. 148. Л. 6об.]. Ранее Сурконт якобы сожительствовала с главнокомандующим Восточным фронтом М.А. Муравьевым.

Ради пользы дела большевики готовы были мириться даже с отдельными способными военспецами, замешанными в коррупционных делах. Таким незаменимым человеком, к примеру, являлся бывший штабс-капитан, начальник Центрального управления военных сообщений РККА М.М. Аржанов, который успешно обеспечивал работу военных перевозок в Гражданскую войну. В то же время Аржанов допускал в работе значительные имущественные злоупотребления своим служебным положением[98 - Подробнее см.: Ганин А.В. Незаменимый коррупционер. Страницы биографии главного военного железнодорожника Советской России // Родина. 2012. № 3. С. 110–116.].

Представление о характере службы бывших офицеров в Красной армии в разгар Гражданской войны дает официальная диаграмма распределения убыли летчиков из красного военно-воздушного флота в 1918–1919 гг. Всего из рядов советской авиации за это время выбыли 554 летчика. Из них 56 разбились насмерть, 59 пропали без вести, 92 получили ушибы и увечья, 18 умерли от ран, 15 были уволены по болезни, 63 дезертировали, 43 попали в плен, 92 арестованы, 39 перебежали и перелетели к противнику, 9 расстреляно, 68 выбыли по разным причинам[99 - РГВА. Ф. 11. Оп. 5. Д. 1047. Л. 67.]. Суммарно дезертировали, перебежали и перелетели к противнику 102 человека. При суммировании с пленными – 145 человек, или 26,2 %, по тем или иным причинам оказались в лагере противника или сбежали от большевиков, 13,4 % погибли или умерли от ран, 19,3 % оставили службу из-за ранений и болезней, 16,6 % были арестованы, 1,6 % были расстреляны. К началу 1920 г. в строю оставалось только 378 летчиков[100 - Там же. Л. 69.]. Таким образом, до 44,4 % потерь были связаны с пленом, дезертирством и репрессиями. Как уже отмечалось, дезертировать летчикам было сравнительно легко.

Советско-польская война вновь вызвала всплеск патриотических настроений в офицерской среде. В мае 1920 г. в центральных газетах было опубликовано знаменитое воззвание бывшего генерала А.А. Брусилова и ряда других старых генералов «Ко всем бывшим офицерам, где бы они ни находились» с призывом сплотиться в борьбе с внешним врагом. Однако это был лишь способ патриотического заигрывания с офицерством. Выпуск этого воззвания оказал значительное влияние на тех бывших офицеров, которые еще не служили в Красной армии. Многие белые офицеры, поверившие этому воззванию и сдавшиеся большевикам, были затем репрессированы.

К концу Гражданской войны комсостав Красной армии пополнился бывшими офицерами из белых и национальных армий. К 1 января 1921 г. таких было около 12 тысяч человек, или 5,53 % комсостава РККА[101 - РГВА. Ф. 4. Оп. 1. Д. 33. Л. 45об.]. В 1921 г. на учет было принято еще 2390 бывших белых офицеров. Среди этой категории военспецов оказались будущие Маршалы Советского Союза И.Х. Баграмян (бывший прапорщик) и Л.А. Говоров (бывший подпоручик)[102 - Всего среди Маршалов Победы было пять бывших офицеров: И.Х. Баграмян, А.М. Василевский, Л.А. Говоров, Ф.И. Толбухин, Б.М. Шапошников.].

Однако от белогвардейцев старались избавляться, поэтому в результате увольнений в Красной армии было оставлено только 1975 бывших белых офицеров, что составило 2,3 % командного состава. Из этого количества 33,3 % не подлежали увольнению, так как являлись высококвалифицированными специалистами. В белом лагере подобное внимательное отношение к пленным военспецам и их активное и массовое использование на ответственных постах было невозможно. Бывшие белые офицеры были источником постоянного беспокойства советских органов госбезопасности. Для контроля над ними проводились неоднократные регистрации, неучастие в которых было уголовно наказуемо. В 1924–1927 гг. было проведено снятие бывших белых офицеров с особого учета, фактически ставшее новой перерегистрацией.

По данным на 1921 г., образовательный уровень командного состава Красной армии был следующим (табл. 1).

Таблица 1

Образовательный уровень комсостава РККА на 1921 г. (в %)[103 - РГВА. Ф. 4. Оп. 1. Д. 33. Л. 46.]

Итак, 41,5 % комсостава не был подготовлен для занятия командных должностей. Такова была цена создания массовой армии.

Коммунистов в высшем комсоставе в 1921 г. было 41,1 %. Всего в 1920 г. партийного комсостава насчитывалось лишь 10,5 %. Интересно, что никто из военспецов, занимавших высшие посты в РККА того времени, не был партийным. Беспартийными были и М.Д. Бонч-Бруевич, и главкомы И.И. Вацетис и С.С. Каменев (вступил в партию только в 1930 г.), и начальники Полевого штаба РВСР Н.И. Раттэль, П.П. Лебедев и Ф.В. Костяев, и другие, усилиями которых была достигнута победа красных в Гражданской войне. В то время членство в партии еще не воспринималось как необходимость для продвижения по службе или укрепления своего положения.

Данные о командном и административном составе РККА за 1922 г. представляются следующими (табл. 2).

Таблица 2

Командный и административный состав РККА в 1922 г.[104 - Отчет Народного комиссариата по военным и морским делам за 1922 год. М., 1925. С. 91 (РГВА. Ф. 4. Оп. 1. Д. 167).]

Согласно таблице 2, комсостав Красной армии был очень молодым – 93,4 % командно-административного состава РККА в 1922 г. находились в возрасте 18–32 лет, в том числе около 57 % в возрасте 23–27 лет. По данным отчета Наркомата по военным и морским делам, в 1922 г. в РККА числилось: 4710 кадровых офицеров, получивших образование до 14 июля 1914 г., 16 592 офицера военного времени, 39 896 командиров без военной подготовки, 220 выпускников военных академий[105 - Эти данные не соответствуют действительности. В «Списке лиц с высшим общим военным образованием» к 1 августа 1922 г. приведены поименные данные на числившихся в РККА 559 выпускников военных академий, а также 23 переведенных в Генштаб или причисленных к нему, в том числе без обучения в академии (см.: Ганин А.В. Корпус офицеров Генерального штаба. С. 84).], 2372 выпускника высших школ, 12 752 выпускника школ и курсов комсостава[106 - Отчет Народного комиссариата по военным и морским делам за 1922 год. М., 1925. С. 92 (РГВА. Ф. 4. Оп. 1. Д. 167).]. Из этих данных следует, что в конце Гражданской войны военных специалистов оставалось не более 23 % комсостава.

Доля бывших офицеров в командном составе РККА постепенно снижалась. Если в 1918 г. они составляли 75 % комсостава, то в 1919 г. – уже 53 %, в 1920 г. – 42 % и в конце 1921 г. – 34 %. У этого процесса были объективные (подготовка новых кадров красных командиров, преклонный возраст некоторых военспецов) и субъективные причины (очищение командно-начальствующего состава от «классово чуждых» элементов и репрессии). Некоторые бывшие офицеры в 1920-е гг. легально и нелегально уехали из Советской России за рубеж.

По данным на 10 февраля 1931 г., в сухопутных и военно-воздушных силах, а также в центральном аппарате было 6328 бывших офицеров, в том числе 1055 кадровых и 122 бывших белогвардейца, что составляло 12,5 % начальствующего состава[107 - Александров К.М. Драма военспецов // Родина. 2011. № 2. С. 38.]. Процент военспецов в высшем командном составе был существенно выше, доходя до 67,6 % в сухопутных войсках.

Советские органы госбезопасности обладали исчерпывающей информацией о положении и взаимоотношениях в среде бывших офицеров в СССР. В их среду активно внедрялась секретная агентура из таких же военспецов. Органами госбезопасности для служебного пользования издавались книги учета бывших белых офицеров (к примеру, лишь одна такая книга, подготовленная в 1931 г. ГПУ УССР, содержала сведения на 21 тысячу офицеров и военных чиновников[108 - Книга учета лиц, состоявших на особом учете бывших белых офицеров в органах ГПУ Украины. Харьков, 2011. Т. 1.]). Как и до революции, офицеры в СССР оказались связаны круговой порукой. Если до 1917 г. она проявлялась в корпоративном духе офицеров, в их многовековых традициях и принципах, то теперь такая порука была им навязана извне, органами госбезопасности и режимом, и сводилась к необходимости доносить обо всем подозрительном. Фактически органы ОГПУ – НКВД переложили немалую часть своей работы на тех, кого сами должны были контролировать.

Массовые репрессии 1930-х гг. (дело «Весна» 1930–1931 гг. и Большой террор второй половины 1930-х гг.) нанесли тяжелый удар по бывшим офицерам, немалая часть которых была уволена из армии, необоснованно арестована и расстреляна. Жертвами репрессий стали многие из тех, кто внес наиболее весомый вклад в создание Красной армии и в ее победу в Гражданской войне (И.И. Вацетис, А.И. Геккер, А.И. Егоров, А.И. Корк, Н.И. Раттэль, А.А. Свечин, М.Н. Тухачевский, И.П. Уборевич и многие другие). Немногочисленные уцелевшие после чисток и продолжавшие служить в Красной армии бывшие офицеры приняли участие в Великой Отечественной войне, внеся свой посильный вклад в дело победы над нацизмом.

Военные специалисты сыграли важнейшую роль в создании и укреплении Красной армии. Благодаря их деятельности Красная армия сохранила преемственность от старой русской армии. Наличие среди военспецов многих высокообразованных офицеров способствовало повышению интеллектуального уровня Красной армии. Несмотря на трудное существование в советских условиях, недоверие, репрессии, военспецы сумели передать свои знания и опыт следующим поколениям советских командиров, что в конечном итоге способствовало как победе в Великой Отечественной войне, так и превращению Советской армии в самую грозную вооруженную силу в мире в послевоенный период.

Офицеры в Белых армиях

Офицерство сыграло важнейшую роль в истории Белого движения, выступило в качестве его движущей силы. Само это движение было создано и возглавлялось кадровыми офицерами, выражало их мировоззрение и идеалы.

Офицерская масса в основном встретила большевистский переворот пассивно. В центрах страны, а также в центрах военных округов в тот период концентрировались десятки тысяч офицеров (в Москве – по разным оценкам около 50 тысяч, в Киеве – 20–40 тысяч, в Харькове – 12 тысяч, в Ростове-на-Дону и Херсоне – по 15 тысяч, в Пскове, Минске, Екатеринодаре и Симферополе – по 10 тысяч, в Полтаве и Житомире – по 5000 офицеров, более 17 тысяч офицеров числились в гарнизонах Казанского военного округа[109 - Абинякин Р.М. Офицерский корпус Добровольческой армии. С. 78; Волков С.В. Трагедия русского офицерства. С. 52–53; Симонов А.А. Гарнизонные формирования Казанского военного округа на защите власти Советов // Известия Саратовского университета. Новая серия. Серия История. Международные отношения. 2014. Т. 14. Вып. 2. С. 111.]), однако они не поддержали ни новую власть, ни ее противников. Важно отметить, что офицерство в немалой степени оказалось сосредоточено в городах, контролировавшихся советской властью. Непосредственно в послеоктябрьский период (с октября 1917 по февраль 1918 г.) против большевиков по всей бывшей Российской империи выступили только несколько тысяч офицеров[110 - Кавтарадзе А.Г. Военные специалисты. С. 37. А.Г. Кавтарадзе не были учтены офицеры создававшихся национальных армий, в частности украинской.].

В белые армии, в которых в основном сохранялись нормы старой императорской армии, шли те, кто уверенно продвигался по служебной лестнице до 1917 г. и имел для этого достаточные знания и навыки работы. Более того, служба в антибольшевистских формированиях для значительной части бывших офицеров Русской императорской армии, при их традиционной системе мировоззрения, носила в гораздо большей степени идейный характер, чем служба в РККА, и вдобавок не являлась принудительной. Иными словами, в антибольшевистских армиях, в отличие от РККА, для офицерства существовали более приемлемые условия.

Причины добровольного поступления офицеров в белые армии, о которых будет сказано ниже, с теми или иными особенностями характерны для всех белых армий и фронтов. К белым шли патриотически настроенные офицеры, которые ощущали резкое неприятие разложения армии, идеологии и пропаганды пораженчества, пропаганды классовой и сословной розни, которую вели большевики. Для многих из них большевики ассоциировались с германским шпионажем и олицетворяли внешнего врага. Приход их к власти в стране казался предвестником окончательной гибели государства.

При этом многие, даже образованные офицеры, будучи далеки об общественно-политической жизни, не могли разобраться в текущих событиях и мыслили примитивными категориями темных обывателей. Бывший колчаковский генерал В.Н. Касаткин наивно записал в эмиграции: «До 1917 г. существовала одна эра – эпоха христианская; после 1917 г. настала другая – антихристианская. Две тысячи лет тому назад пришел мир Христа и основал мир Добра и Любви. В 1917 г. пришел в мир Ленин и основал мир зла и ненависти»[111 - BAR. Memoirs of V.N. Kasatkin. Folder 1.].

Вовлеченный в политическую жизнь еще до революции и ориентировавшийся в этом вопросе несколько лучше своих товарищей полковник Б.А. Энгельгардт удачно охарактеризовал настроения конца 1917 – начала 1918 г. среди «бывших» людей, в том числе офицеров: «Представления о социализме и коммунизме у большинства этих людей… были самые примитивные, и поскольку они легко примирились со свержением царя и продолжали работать при Керенском, сдвиг от Керенского к Ленину не должен был казаться им непреодолимым. И Керенский и Ленин находились оба за границей их политических представлений, а разобраться в том, какая пропасть отделяла Ленина от вожаков Временного правительства, они не умели. Но всех этих людей пугали решительные меры, направленные к полной ликвидации старого уклада жизни. Они видели перед собой разрушение всего того, к чему они “привыкли”, того, что в их глазах олицетворяло русскую государственность»[112 - Энгельгардт Б.А. Революция и контрреволюция // Балтийский архив. Русская культура в Прибалтике. Рига, 2004. Т. 8. С. 167.].

В политическом отношении многих офицеров удовлетворяли лозунг «единой и неделимой России» и программа генерала Л.Г. Корнилова с курсом на твердую власть военной диктатуры, наведение порядка в стране и созыв Учредительного собрания, которое должно было предопределить характер будущего государственного устройства. Однако по мере разрастания Гражданской войны ряды белых пополнялись офицерами, придерживавшимися и других политических взглядов, что не могло не размывать политическую платформу белых, делая ее более аморфной. Как отмечал современник, «идеологические расхождения сказывались и в среде вождей Добровольческой армии: Деникин и Романовский на многое смотрели другими глазами, чем Драгомиров и Лукомский… Взгляды на устройство этого старого мира бывали у них так различны, что это губительно действовало на общую работу»[113 - Там же. С. 212.].

Базировавшийся на игнорировании общественно-политической жизни общества примитивизм понимания политической стороны событий 1917–1922 гг. отличал лидеров Белого движения (впрочем, мировоззрение военспецов было таким же). Генерал А.Ф. Матковский на судебном процессе над колчаковскими министрами дважды отказывался отвечать на вопрос, что он понимает под политикой, лишь после третьего настояния обвинителя он сообщил, что политикой считает «вмешательство в руководство государственной жизнью»[114 - Процесс над колчаковскими министрами. Май 1920. М., 2003. С. 118.]. Характерно описание принятия генералом А.И. Деникиным внутриполитической программы, разработанной для него кадетом Н.И. Астровым в конце 1919 г. После зачитывания пунктов программы главком ВСЮР заявил присутствующим на совещании: «Все это лирика»[115 - Савич Н.В. Воспоминания. СПб., 1993. С. 285.], однако вскоре эта программа появилась в наказе Деникина. Современники отмечали, что Деникин легко подпадал под влияние политических советников, поскольку сам в политике не разбирался и не хотел ею заниматься.

Об уровне политической сознательности представителей белого командования свидетельствует характерная зарисовка современника: «Генерал Ф.Ф. Абрамов… был просто солдат и как таковой знал только одну политику – беспрекословное повиновение своему начальству. Я работал бок о бок с ним свыше года и не только не мог определить его политической физиономии, но даже узнать, есть ли у него вообще какие-нибудь политические взгляды. Это была бессловесная машина, заведенная в определенном направлении»[116 - Калинин И.М. Под знаменем Врангеля // Казачий исход. М., 2003. С. 85.]. Разумеется, подобные несознательные военачальники были слабым ориентиром для тех, кто им подчинялся. Неудивительно, что выступления Абрамова перед казаками были сухими и не оставляли никакого следа[117 - Там же. С. 86.].

Конечно, лидеры белых не могли вовсе уйти от ответов на злободневные политические вопросы, хотя, учитывая то, как тяготились политикой белые генералы, они предпочли бы совершенную аполитичность, если бы это только было возможно. По сути, известный ограниченный набор политических лозунгов (принцип «непредрешенчества» будущей формы правления в стране, ликвидация большевизма и передача всей власти Учредительному собранию, которое будет решать судьбу страны) стал своеобразной формой ухода белой военной элиты от мучительных и непонятных политических вопросов. На разных фронтах эти вопросы решались со своими особенностями, но в целом схожим образом. Абсолютное большинство так называемых белых вождей оказались приверженцами курса кадетской партии. В ряде случаев такие лидеры были готовы на различные компромиссы и союзы с представителями других политических сил. Например, оренбургский атаман А.И. Дутов был склонен к сотрудничеству со всеми противниками большевиков от крайне правых до социалистов. Подобная аморфность и разнородность течений, отсутствие единой идеологии стали отличительными чертами Белого движения и отчасти предопределили его неудачу.

* * *

Наиболее мощным антибольшевистским фронтом Гражданской войны стал фронт, постепенно возникший на Юге России. Именно здесь в начале 1919 г. в единую структуру соединились разнородные вооруженные формирования. Очевидно, что этот фронт привлек и наибольшее количество офицеров, стремившихся бороться с красными. Офицерство белых формирований Юга России было неоднородным и по своему социальному составу, и по политическим взглядам. Разумеется, были у этих людей и общие качества и особенности.

В конце 1917 г. противники большевиков, жаждавшие активной борьбы, бежали с фронтов или из центра страны на Дон, где генерал М.В. Алексеев формировал Добровольческую армию. Наиболее мотивированное и сплоченное идейное ядро и руководство этой армии составили почти исключительно участники не удавшегося в августе 1917 г. выступления генерала Л.Г. Корнилова, арестованные в городе Быхов (рядом со Ставкой в Могилеве, где многие прежде служили) и бежавшие оттуда в ноябре на Юг.

В белые армии попадали и офицеры, проживавшие на окраинах страны, контролировавшихся антибольшевистскими правительствами. Формировавшиеся для распыления антибольшевистских сил при поддержке Германии армии монархической и прогерманской ориентации (Южная и Астраханская армии) привлекали приверженцев соответствующих течений.

Полковник Б.А. Штейфон так описывал свои переживания рубежа 1917–1918 гг. и причины перехода к борьбе с большевиками: «В душе горело не замирающее чувство национальной обиды. Чувство и рассудок не могли примириться с создавшимся положением и подсказывали, что надо что-то делать. О Добровольческой армии я ничего не знал. Мысль лихорадочно работала в одном и том же направлении: почему анархическая солдатская масса осилила элементы порядка? Почему зверь победил человека? Трудно, да и невозможно было в те дни разобраться в причинах русской трагедии. Ясно стало только одно: зверь победил потому, что действовал скопом, а человек – разрозненно. Следовательно, необходимо было прежде всего или создать какую-то организацию, или, если таковая уже имелась в Харькове, – вступить в ее состав…