Концептуальное проектирование сложных решений

Сознание исследователя – это то, что понятно каждому, но в действительности – сущая загадка. Пусть будет так: «…сознание есть непрерывный поток, в котором никакая конкретность не поддается строгому фиксированию в понятиях…»[10 - Шпет Г. Мысль и Слово. Избранные труды. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОСПЭН), 2005. – С. 120.]. Я бы продолжил так: «…без неких указателей на способ работы с объектом исследования как со своим содержанием».

Полноценная культура концептуального мышления вырастает на признании того, что все эти компоненты «треугольника» признаются равнозначными в любом акте мышления. Это означает многое. По крайней мере, следующее.

1. Любой новый мотив, любая новая задача даже при одном и том же объекте исследования порождают новую данность. Именно поэтому в зависимости от умонастроения данностью становятся либо звезды в небе, либо грязь под окнами.

2. Ложный, или неосознаваемый, мотив создает случайную для мыслителя данность. У Вас такого не было? В миру это называют «подменой предмета размышления».

На одном из семинаров с руководителями организаций по «Управлению изменениями» мы с коллегой показали видеосюжет из замечательного фильма «Девчата». Это момент, где бригада Рыбникова придумывает свой особенный подход к лесоповалу, а соседняя бригада завистливо подслушивает их разговор. Словом, всем понятно, что бригады эти несовместимы, так как конкурируют друг с другом, да еще и сильно привержены своим бригадирам. После видеосюжета перед слушателями ставится задача – предложить подход, стратегию и тактики для изменения ситуации – объединения усилий этих бригад для нового проекта. Трудность для менеджера здесь очевидна – как повести себя руководителю, если ситуация угрожает непримиримым конфликтом?

Три группы бывалых и не в таких переделках слушателей-менеджеров стали придумывать способы… штатной должностной перестройки в бригадах: Рыбникова для начала перевести на другую работу, приказом временно назначить другого, над обеими бригадами назначить третьего руководителя и т. п. Заметьте, вместо данности, которую мы предложили, – «процесс объединения усилий» все группы «взяли» данность совершенно другую – «изменение штатного расписания в бригадах». Случай это простой, но показательный – нам нравится работать с данностью, к которой мы привыкли. Факт подмены данности для концептуальной работы – это бедствие.

Ни одна реальность, ни один объект исследования не обнаруживает никакой (!) данности самостоятельно, без сознания исследователя, «намагниченного» мотивом. Данность не возникает без сознания, направляемого нашим внутренним намерением. Для будущей развертки смысла совершенно не важно, есть ли, скажем, у настольной лампы некая принадлежащая только ей реальность, например, размеры, мощность излучения, форма и прочее… у нее будет «взято» для мышления только то, что этому смыслу «нужно».

Есть замечательный и уже классический пример у Аристотеля – пример с секирой. Суть этого предмета, которую можно усмотреть в нем как его «внутренний смысл», есть «рубить». Но спрашивается, как можно усмотреть этот смысл, если его нет в собственных свойствах предмета? В нем есть металл, рукоять и т. д., но ничего от «рубить» нет. Надо «захотеть» увидеть этот предмет в его назначении, и тогда появится значение «рубить». А при других мотивах, при других «хочу» в нем можно усмотреть и совершенно другое, например, такое, как «устрашать», «защищать», «обмениваться» и т. д.

Какую данность для мышления и разрешения Вы возьмете в ситуации, о которой пишет Том Питере: «Мы бегаем по кругу. От Голливуда до Силиконовой долины. Шведские профессора Кьелл Нордстрем и Йонас Риддерстрале написали в книге «Бизнес в стиле фанк»: „Общество всеобщего достатка в избытке населено одинаковыми компаниями, одинаковыми сотрудниками, одинаковым образованием… что приводит к одинаковым идеям, одинаковым товарам одинакового качества… по одинаковым ценам". Кошмар»[11 - Питере Т. Представьте себе! – Стокгольмская школа экономики в Санкт-Петербурге, 2005. – С. 87.].

Итак, что Вы возьмете здесь для размышления? Вам нужна подсказка? Вам обязательно нужна «подсказка» – без нее здесь можно взять все что угодно!

3. По мере развертки акта мышления и изменения состояния нашего сознания данность изменяется. Факт этот странный, но истинный: в ходе работы концептуалиста данность, с которой он работает, меняется. И не однажды. Это обстоятельство – предтеча той самой подмены данности. Впрочем, как и предтеча схватывания все более точного смысла реальности.

Рассмотрим тщательнее детали «треугольника» данности. Они есть и весьма существенно влияют на последующую концептуальную работу.

Полный список отрезков постигаемой реальности

Объектами исследования для концептуальных решений могут выступать все возможные «отрезки» реальности, а именно: все твари по паре, земля и небо, люди, начиная от Адама, боги, небожители, Три Высших Драгоценности (драгоценный Учитель, драгоценное Учение, драгоценная Община), «семь драгоценностей чакравартина» (драгоценное колесо, драгоценность чинтамани, драгоценная царица, драгоценный советник, драгоценный полководец, драгоценный слон, драгоценный конь), все фильмы Никиты Михалкова, «Пять уроков перестройки» и все остальное. Упрощая этот список, можно сказать: все, с чем мы имеем дело в мышлении, – это «вещи», идеи и знаки того и другого. А больше и вообще ничего нет!

Однако я склонен согласиться со Шпетом в том, что в такой полярности, как «вещи – идеи», есть еще одна «промежуточная» реальность, которая побуждает к каким-то особенным способам ее постижения. Это реальность социальная – мир людей в их социальном бытии. Любой руководитель знает, что персонал – это стихия, это особенная материя с нелинейными свойствами – никто не может знать совершенно точно, какая реакция состоится при том или ином воздействии на нее. Судите сами: бытие физических вещей мы можем познать прямым (и косвенным, через приборы) наблюдением, осязанием и прочими «органами». Идеи мы постигаем в бытии психическом. А реальность социальную?

«Вся история философии дает нам только это разделение: чувственное и разум, – в разных формах, под видом разных теорий, об одном же идет речь у Платона, Декарта, Канта… Мы не думаем здесь исправлять Платона или Декарта, но обращаем внимание на обратную сторону этого разделения: всюду, где оно приводится в той или иной форме, мы встречаем и коренное затруднение в философии при попытке перекинуть мост через пропасть, образующуюся между названными двумя родами источников познания… Однако здесь пропущен особый вид эмпирического бытия – бытие социальное, которое, согласно принятому нами положению, должно иметь и свою особую данность, и свой способ познания. Нам здесь действительно приходится иметь дело с совершенно своеобразным способом познания, в котором основную роль играют так называемое вчувствование и сходные с ним акты»[12 - Шпет Г. Мысль и Слово. Избранные труды. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОСПЭН), 2005. – С. 120.].

Действительно, как «увидеть», например, отношения пренебрежения, или зависти, или процесс элитного обособления, которые, положим, развиваются в некоей организации и должны стать объектом концептуального анализа для какой-то проектной задачи? Пожалуй, через знаки, но и… через вчувствование, через проживание этих отношений.

Я хочу подвести Вас к мысли о том, что основными родами объектов исследования выступают:

• материальный мир, мир «вещей», который мы можем наблюдать;

• мир идей – абстракции, образы, представления и все прочее, что способно порождать наше сознание. Психический мир этот постигается лишь посредством выражения его различными средствами;

• социальный мир – бездна отношений, выстраиваемых людьми в коллективном бытии, постигаемых не столько наблюдением, сколько непосредственным проживанием;

• мир знаков как свидетельств первых трех миров, независимо от того, вещи они или что другое. Как писал Августин Блаженный: «Знак есть вещь, которая не только сообщает свой вид чувствам, но еще и вводит с собою что-нибудь в мышление». Это все то, что указывает нам на исследуемую реальность.

Эти различения полезно знать хотя бы для того, чтобы, приступая к концептодеятельности, быть готовым к особенным способам работы с разными «отрезками» реальности, с разными мирами данностей. Замечу только, что сложность этой работы возрастает сверху вниз.

Про интуиции в проектной практике

Второй компонент «триады» – сознание аналитика. Для простоты и наглядности сознание можно уподобить потоку некоей психической «материи», которая ведет себя по аналогии с потоком воды – он движется, вовлекает в себя новые «струи», разветвляется на «рукава», создает «воронки», «бочки», «лакуны» и другие различия в однородности психической «материи». В такой картине сознание мыслителя-концептуалиста это поток, все изменения в котором совершаются неким упорядоченным и самоконтролируемым образом. По моему убеждению, наиболее надежное объяснение тому, как все это происходит в нем и как при этом формируется данность, дает феноменология, феноменологический взгляд на психический мир.

Интуиция (лат. intueri-пристально, внимательно смотреть) – непосредственное постижение истины без логического обоснования, основанное на предшествующем опыте; чутье, проницательность.

Согласно этому взгляду все явления можно уподобить «вещам», которые вовлекаются в поток сознания лишь при непосредственном соприкосновении с его «материей». Этим свойством, свойством непосредственного, нелогического овладения феноменами, обладают наши интуиции. Они есть основанные на опыте «рецепторы» сознания, которые позволяют нам принимать, рассматривать и узнавать в непосредственности все, попадающее в его поток.

Согласно феноменологии Э. Гуссерля, постижение реальности опирается на два рода интуиции: чувственную интуицию опыта, которая «изучает» действительный и естественный мир, и интуицию идеальную (интуицию сущности), которая «работает» с миром идей[13 - Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии. – М., 1990.]. Но теперь, когда мы согласились с идеей о социальном бытии как об особенном роде реальности, нам несложно будет принять мысль и о третьем роде интуиции – интуиции логической. Снова обращусь здесь к той части философии Г. Шпета, где он рассуждает о том, как получается, что мы не только владеем нашими интуициями как содержанием нашего знания, но и пользуемся ими как средствами. О том, как между интуициями опытными и идеальными возникает постоянная связь благодаря некоей третьей интуиции.

«Единственным и достаточным средством оказывается <при этом> нечто третье, что одинаково представительствует как за чувственную интуицию, так и за идеальную. Очевидно, что возможность такого представительства, „отображения“ обоих родов интуиции в одном основывается на том же, на чем покоится коррелятивность самих интуиции»[14 - Шпет Г. Мысль и Слово. Избранные труды. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОСПЭН), 2005. – С. 120.].

Г. Шпет приводит к мысли о том, что этот третий род интуиции восходит к какой-то внешней работе нашего сознания, к работе по упорядочению и неким образом подготовке к выражению своих содержаний некоему Другому человеку, находящемуся с нами рядом. Оказывается, постигая что-то, мы уже сразу нуждаемся в том, чтобы кому-то рассказать об этом. Этого свойства нет ни у оленей, ни у дельфинов, ни у байкальской нерпы. Видимо, это приобретение недавнее, всего 5800-летней давности, откуда берет отсчет эра человеческого мышления. Именно поэтому такого рода интуицию можно отнести к социальной природе. Все это дает основание называть ее интуицией логической.

Итак, на встречу с данностью наше сознание направляет интуиции трех родов: чувственную, идеальную и логическую. Они и «усматривают» в реальности тот предмет, с которым дальше будет работать мышление.

Когда мать, будучи на расстоянии от своего ребенка, вдруг узнает, что с ним случилась беда или радость, – это пример действия интуиции чувственной. Когда Пятница, не зная языка, понимал то, что ему пытался на пальцах объяснить Робинзон, это было действие интуиции идеальной. Наверное, пример с таблицей, которая привиделась Д. Менделееву, можно считать примером интуиции логической – его усилия были обусловлены поиском ясного порядка между химическими элементами, о котором можно было бы ясно говорить другим и который можно было бы использовать для объяснения химического мира. Вы согласны?

Есть много примеров того, что все эти рода интуиции развиваются. Так, аналитик, долго работающий в какой-то предметной области, в какой-то момент начинает давать оценки ситуациям на уровне пророчеств. Скорее всего это факт развития интуиции идеальной. Долгая практика педагогического труда тоже приводит к способности быстро схватывать смыслы и понимать какие-то непростые явления за счет постоянной глубинной нацеленности на то, чтобы кому-то что-то объяснять. Это, наверное, пример развития интуиции логической (социальной). Мне известны хорошие примеры сознательного развития интуиции чувственной. Так, однажды в поезде мне встретилась молодая женщина, которая занималась тем, что с закрытыми глазами вынимала из пачки маленьких карточек то белую, то черную, а потом смотрела на нее… На мой вопрос «что Вы такое делаете?» она ответила: «Развиваю интуицию». Позже мы выяснили, что карты «угадывались» ею с точностью более 80 %.

Скорее всего в каждом конкретном акте мышления никогда нельзя точно определить род интуиции, которая ему помогала. Наверное, это предмет особенной психической дисциплины, которую мы развивать не будем. Но для нашего разговора здесь важно заметить следующее.

• Весьма удобно рассматривать интуиции как некие первичные средства, с помощью которых наше мышление приобретает данность. Пусть механизм интуиции не раскрыт, но признание их наделяет нас возможностью составить хотя бы приблизительную картину начала концептодеятельности.

• Различение трех родов интуиции конструктивно хотя бы тем, что оно может направить нас на развитие некоторых важных личных способностей. Я имею в виду способность живого чувствования мира, способность улавливания идей, способность прояснения связей реального мира. Сознательное раскрытие в себе этих способностей и культивирование интуиции – верный путь к незамутненному мышлению. Здесь я вижу три помощника: любовь, медитацию и математику. Однако это предметы иного исследования.

• Признание интуиции как неких исходных средств концептуально строгого мышления дополняет его до целого – оно не должно отождествляться с сухой логикой и метаматематикой. Надеюсь, Вы увидите, что в этой сфере употребления ума есть очень много вызовов для задействования души.

Однако теперь может показаться, что, с введением представления об интуициях, механизм формирования данности упакован в одеяния таинства сильнее прежнего. Действительно, может сложиться мнение, что мастерство мышления вообще и концептуального, в частности, полностью зависит от степени развитости интуиции мыслителя. Отчасти это так. Но надо непременно заметить и то, что существование и активность интуиции еще не означает овладение явлениями сознания. Степень развитости наших интуиции позволяет нашему сознанию лишь замечать феномены, лишь более или менее надежно «захватывать» в свой поток сознания и превращать в свои содержания сигналы, идущие от реальности. «Удержание» же их в сознании и прояснение до очевидности, при которой можно работать с феноменами «как при свете ясного дня», совершаются посредством другой работы сознания.

«Находя интуиции в различной степени близости или отдаленности, на различных ступенях ясности, мы должны доводить их до степени „абсолютной близости“, где они и достигают для нас полной ясности… Мы можем говорить о своих ступенях ясности интуиции… Метод уяснения интуиции до полной ее очевидности требует постоянного приближения изучаемого переживания до степени абсолютной близости, „самоданности“… через уяснение единичных интуиции, сплетающихся с ними сущностей, углубления и уяснения взаимных связей и отношений»[15 - Шпет Г. Мысль и Слово. Избранные труды. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОСПЭН), 2005. – С. 99.].

Иными словами, приобретение данности связано не только с работой интуиции самих по себе, но и с уяснением их, с сомнением в них, с проверкой и перепроверкой, с анализом и синтезом, в результате которых содержание их приобретает ясность для нас. Так же и согласно Канту, объекты воспринимаются нашим сознанием и конституируются нами вне связи с какими-то правилами, посредством наглядных представлений, воображения. Однако синтез результатов деятельности этих наших способностей возможен на основании неких правил, способность к которым есть способность рассудка.

Если Вас все же не удовлетворяет это феноменологическое объяснение отражения мира в нашем сознании, если Вы – приверженец иного взгляда на этот процесс, то скорее всего Вы сумеете как-то иначе объяснить себе то, каким образом в нем образуются феномены по крайней мере двоякого рода – феномены опытной природы и феномены природы идеальной. Можно пойти в этом объяснении разными путями.

• Можно опереться на положения герменевтики о том, как наше мышление постигает реальность, пробрасывая впереди себя «сетку» предвосхищений смыслов[16 - Гадамер Г.-Г. Истина и метод. Основы философской герменевтики. – М.: Прогресс, 1988. – 704 с; Тадамер Г.-Г. О круге понимания / Актуальность прекрасного. – М.: Искусство, 1991. – С. 72–81.].

• Можно обратиться к положениям современных когнитивных технологий, в которых познавание объясняется через механизмы возникновения в нашем сознании неких когнитивных карт и моделей реальности[17 - Максимов В. М. Когнитивные технологии – от незнания к пониманию / Когнитивный анализ и управление развитием ситуаций. Материалы 1-й Межд. конф. Москва, 11–12 октября 2001. – М.: 2001. Том 1. С. 4–41.].

• Можно обратиться к быстрорастущей на старых интеллектуальных удобрениях сверхновой дисциплине об управлении знаниями, в которой объясняется, как познаваемое появляется в ходе процессов кодификации и персонификации[18 - Мильнер Б. 3. Управление знаниями. – М.: ИНФРА-М, 2003. – 178 с. Моисеев Н. Н. Алгоритмы развития. – М.: Наука, 1987. – 304 с.].

Я же продолжу дальше.

Итак, объект исследования отражается в нашем сознании посредством интуиции. Но этим еще не объясняется появление данности. Для полноты объяснения нам необходимо ввести еще одно средство – это представление о некоем механизме направления интуиции.

В нашем сознании интуиции подобны коням, которые направляются в сторону, указываемую их наездником. Здесь «наездник» – это мотив, намерение – третий компонент «треугольника» данности. В феноменологии под мотивом понимаются интенциональные установки нашего сознания.

Осознанный мыслителем мотив, осознанные намерения дают направление интуициям, благодаря чему из наблюдаемой реальности поток сознания выбирает только нужное, а остальное «не замечает». Вот это «нужное» и есть окончательная данность.

Кажущаяся простота этого механизма обманчива. Именно здесь обычно и подменяется данность. И нужны специальные усилия, чтобы, во-первых, осознать мотив, а во-вторых, под его влиянием направить поиск данности в нужном направлении. Здесь нам помогают некие «подсказки».

Концептуальные «подсказки» аналитику