Дешёвая планета

– Значит, всему виной тот факт, что я остался на ночь на природе, – медленно проговорил я, словно пытался осознать произошедшее.

– Если бы Вы продолжали приходить на ночь в шаттл, это лишь отсрочило бы летаргию, но не воспрепятствовало ей полностью. Дозы снотворного накапливались в организме, и Вы бы всё равно уснули. Навсегда.

Меня передёрнуло. Господи, мысленно взмолился я, за что?! Я угрохал последние деньги на эту планету, а жизнь на ней невозможна! Что мне теперь делать? Доктор и медсестра, видимо, понимали, чтО происходит у меня в душе, поэтому молчали. Я первым не выдержал и нарушил тишину:

– И Вы хотите сказать, что от этого запаха нет никакого спасения?

Доктор медленно, но уверенно покрутил головой вправо-влево.

Я закрыл ладонью глаза. На мгновенье обрадовался, что уже могу двигать рукой, но радость была очень недолгой – горе от осознания утерянного «рая» и перспектива полного банкротства нахлынули на меня. Может, скосить все эти цветочки? Бред, всю планету не перекосишь, да и новые нарастут. Тогда, поджечь? Опять же, планета хоть и небольшая, но это не астероид какой-нибудь, который можно обойти вдоль и поперёк. И даже, если б такое было возможно, через пару недель планета бы вновь ими наполнилась. А что, если начать торговать этим наркотиком? Но это противозаконно! Нет, надо срочно её продать хоть за какие-нибудь деньги, хоть за гроши – глядишь, наскребу на старость.

Мне хотелось плакать. Но вместо этого я опять провалился в сон.

Выздоровление шло быстро. Из разговоров с докторами я узнал, что существует программа осмотра впервые приобретённых планет, целью которой является выявление скрытых опасностей для человека – как раз мой случай. Меня нашли фактически при смерти, и я около месяца провёл в коме. Но кровь удалось очистить, и вот я здесь, на Земле.

Как и обещала медсестра, примерно через неделю я смог вставать, через две меня уже собрались выписывать. Денег на лечение у меня не было, зато мой прежний банк любезно согласился открыть мне счёт и дать кредит, так что отныне я был в большом минусе и не представлял, как и когда выйду в плюс.

Втайне я надеялся, что, мягко говоря, «недостаток» моей планеты никому не известен и мне удастся впихнуть её какому-нибудь чудаку по бросовой цене. Но, увы, как только я вышел за ворота больницы, ко мне подлетели журналисты и стали расспрашивать про Незабудку. Я понял, что не получу за неё ни гроша – кому нужна планета, убивающая любых живых существ?

Дав несколько коротких ответов, я почувствовал, что интерес этих ловцов дешёвых сенсаций угас, и побрёл по Берлинским улицам. Отовсюду из окон кафе и ресторанов на меня смотрели счастливые лица, а мне и пойти-то было некуда. Призрак голодной и бездомной старости замаячил передо мной во всём своём бомжеватом виде.

Совсем недавно я был счастлив. Да, я был счастлив на своей Незабудке. Теперь я понимаю, что просто был одурманен, но всё равно там было классно. А что сейчас? Никому не нужный, один, без средств к существованию и перспектив в мире, где без денег и шагу ступить нельзя. Уныние захватило меня в свои цепкие объятия.

Свернув на Курфюрстендамм, я зашёл в ближайшее кафе и заказал чашечку кофе. Платить было нечем, но я знал, что за неоплату меня заберут в полицию, а там, глядишь, накормят и предоставят ночлег.

Вслед за мной в кафе вошёл старик. Он постоял некоторое время в дверях, словно выжидая, пока я усядусь за свободный столик, и затем прямиком направился ко мне. Не успел я ничего произнести, как он уселся напротив. Я не ожидал такого манёвра в полупустом кафе. Чтобы выказать ему своё неодобрение, я демонстративно обвёл взглядом вокруг, как бы давая понять, что мест много и не стоит нарушать моё одиночество. Но он не отреагировал, а лишь ухмыльнулся уголками губ.

– А я к Вам, – начал он разговор, в упор глядя на меня.

– Неужели? – С лёгкой иронией парировал я.

– Да, к Вам. Это правда?

– Что – «это»?

– Этот момент принципиален. Так правда или нет? Правда, что возникает эйфория? И что совсем не страшно?

Я не понимал, кто передо мной. Журналист? Для журналиста староват. Сумасшедший? Ну, это на Земле не редкость, но мне ни к чему. Просто какой-нибудь бездельник? В любом случае, надо с ним поосторожней.

– Уважаемый, – вежливо сказал я, – а к чему, собственно, все эти вопросы?

– Я тяжело болен.

Он не журналист, решил я про себя. Но вслух произнёс:

– Сочувствую, но…

– Мне нужно не сочувствие – оно тут у всех. Мне нужна помощь. Я заплачУ.

Я решил сыронизировать:

– И много заплатите? На кофе хватит?

Он улыбнулся вполне по-доброму, хотя не мог не чувствовать моего пренебрежения.

– Я заплачУ Вам столько, что хватит на кофейную плантацию, и не на одну.

Я сделал заинтересованный вид, хотя не очень-то ему верил.

– И за что Вы готовы столько заплатить?

– Если Вы позволите мне отправиться на Вашу планету умирать, я дам Вам… – И он назвал сумму, после которой я понял: этот парень – не бездельник. Он псих. Видя моё недоверие, он добавил: – Ну, сами посудите, зачем мне деньги? – Я пожал плечами, всё ещё неуверенный в том, что это не розыгрыш. Старик слегка наклонился ко мне и открыто посмотрел в глаза. – Но только расскажите немного об ощущениях, которые Вы испытывали на Незабудке.

Я рассказал всё как было, без приукрашивания или замалчивания. Во время рассказа мой собеседник частенько одобрительно кивал и поддакивал.

– Это даже лучше, чем я мог себе представить, – констатировал он, когда история закончилась.

– И что теперь? – Поинтересовался я, продолжая не верить в серьёзность происходящего.

– Мы можем оформить с Вами сделку.

– Прямо сейчас? – Во мне заговорил восставший из руин банкротства бизнесмен.

– Без проблем. Я и договор уже подготовил.

Всё было слишком стремительно. И я продолжал не верить в адекватность моего визави, даже когда он спроецировал передо мной договор. Пробежав текст глазами и оценив его юридическую чистоту, я в душе порадовался, что не утратил навыков делового человека.

– Но… – замешкался я, – Вы платите лишь за право размещения на моей планете. Перелёт за Ваш счёт?

– Несомненно, – сказал он, и я убедился – он точно ненормальный. Такие деньжищи лишь для того, чтобы безболезненно отойти в мир иной? Ведь есть способы и попроще. Видимо, поняв моё недоумение, он добавил: – Самоубийство не в чести, да и страшно это. А попасть в рай ещё при жизни, избавившись от мук и страданий, насладиться последними деньками и беззаботно встретить смерть во сне со счастливой улыбкой на лице – не это ли величайшее блаженство? Зачем мне деньги, если жить-то осталось всего ничего? И я не один такой – таких миллионы.

– А как же эвтаназия?

– Помилуйте, о чём Вы? Эвтаназия давно запрещена в этом мире. По счастью, у нас с Вами разные миры. – Он широко улыбнулся, довольный своим высказыванием.

– Другой мир – другие правила, – машинально бросил я.

– Вы тоже знаете этот принцип переселенцев?

– Уж мне ли не знать, – самодовольно кивнул я. – Но я не знал, что эвтаназия запрещена, просто никогда не интересовался этим. Разве это справедливо? Почему человеку мешают умереть, если он этого хочет?

– Конечно, несправедливо! Несколько лет назад скончалась моя жена. Она долго болела, мучилась от боли, и это было ужасно. Она молила о смерти, но докторам было запрещено вмешиваться. Им запрещал закон, но ведь законы принимают такие же люди, как и мы с Вами, понимаете? А я так не хочу. – Он на миг задумался, словно не закончил мысль, и я не стал перебивать. Вдохнув побольше воздуха, старик продолжил: – Природа, выпуская людей в этот мир, даёт им не такой уж большой набор прав, и одним из основных является право распоряжаться собственной жизнью. И тот, кто думает, будто может решать за других, возвышает себя над остальными; тот, кто, пользуясь немощью больных людей, лишает их права приблизить свою собственную кончину, – он сделал многозначительную паузу, – ставит себя на один уровень со Всевышним.

Эти высокопарные слова были сказаны совсем просто, без малейшего намёка на пафос.

А ведь старик прав, подумалось мне. И это хорошо. Хорошо, правда, не для всех, а только для меня, потому что теперь и у меня будет свой бизнес. Пока есть люди, считающие себя вправе принимать решения за других, мой бизнес будет процветать. И, поскольку такие люди будут всегда, банкротство мне не грозит.

Я улыбнулся, отхлебнул кофе и словил себя на мысли, что этот бодрящий ароматный напиток – самое вкусное, что я когда-либо пил в жизни.