– Словно боевик американский. И долго он у нас прятаться собирается?
– До весны 96-го, почти полтора года, а до того, тебе его нянькой быть, – после короткой паузы, снова закурив, Зелех добавил, – Хах, видишь, другой бы на твоём месте спросил, – «А, что после 96-го года?» – А ты молчишь. Орёл!
Я стал пристально на него смотреть, и он, не выдержав, спросил:
– Чего уставился?
– Как сказать? Я всё думал: что ж мне Юрка из Москвы привезёт? Может, какую вещицу толковую подгонит; может, книгу или кассету редкую подарит? Но, чтобы ты мне мужика привёз, я никак представить не мог! Ты вспоминай, пожалуйста, вдруг до кучи ещё девчонку какую молодую и красивую надо опекать, да с пышной грудью, а?
– Ладно тебе, – рассмеявшись, похлопал он меня по плечу, – мало тебе девок что ли? Когда уже нагуляешься, кобеляка ты этакая. После армии как пришёл, помню плакался, – «Девушка не дождалась, как я теперь кому-то из них верить буду?» – теперь распустил крылья, степной орёл!
– Не было такого, – запротестовал я.
– Было, не спорь, я всё помню! И как ты нового хахаля её, с Бичом и Томпсоном на кладбище чуть живьём не закопал.
– Закрыли тему. – Не захотел я продолжать разговор, тем более, что на самом деле всё происходило не совсем так, как он вспоминал.
Юра прибавил скорости и включил магнитофон, заиграла какая-то зарубежная попса конца 80-х годов. Куда именно мы едим, уточнять не стал: понятно, что в одно из пригородных сёл или дачных посёлков, коими наш город плотно облеплен со всех сторон.
Наконец, Зелех осветив фарами ничем не приметный дом, расположенный на самом краю села, ограждённый старым покосившимся забором, остановил машину.
Мы выбрались из «Девятки», и я вдохнул полной грудью: ощутив по-настоящему свежий, зимний аромат воздуха.
Юрка попрыгал на месте, сделал пару разминающихся движений и уточнил у меня:
– Бывал здесь раньше?
– Нет, не приходилось, я больше на дачах свежим воздухом дышу…
– Ответ, Серёг, неправильный! Ты бывал здесь в детстве и не раз, потому как у тебя тут старый дедушка живёт! Раньше, ты к нему не наведывался, из-за вашей большой семейной ссоры, а сейчас, он спился, начал сильно болеть, и ты, пожалев старика, начал его навещать: помогать по хозяйству.
Такой расклад меня поразил.
– У меня?!
– Да. Вон, в той развалюхе, – он указал на дом, который наполовину выступал из темноты под светом наших фар, – сейчас ты как раз познакомишься с ним.
– Понятно-о… как зовут деда, я знаю. Ты, Юрок, оказывается, всё предусмотрел? А я-то дурак всё голову ломаю, чего люди подумают, если я в эту деревню стану приезжать. Думаешь, поверят в легенду, что дед у меня здесь?
– В то, что мой родственник поверили же в своё время? И в эту поверят: надо только слух пустить правильный, – это моя забота. Ты, главное, когда начнут спрашивать, мол, – «Правда, у тебя дедушка заболел в деревне, и ты ездишь за ним ухаживать?» – делай удивлённый вид и переспрашивай, – «Откуда вам это известно?!» – Людям льстит, когда ты от них вроде как скрываешь что-то, а они всё знают, и слухи сами собой нужное дело выполнят, поверь.
– Может, лучше скрывать как-то? Если начнём слухи распускать, подозрения пойдут. – Мои мысли терзали сомнения.
– Нет! Делаем, как я сказал. Тем более, ты и так будешь понарошку скрывать… словно стесняешься, что дед у тебя старый алкаш.
– Да! Старика, который меня вырастил не стесняюсь, что пьёт всю жизнь, а этого начал?
– Пошли в дом, холодно. – Проигнорировал Юра мой вопрос.
– Если его увидят, он на дедушку, полагаю не похож? Я имею ввиду Витёк.
– Ха. Ты ж его не видел ещё, может и похож? Вообще, – это его проблемы. Он не дурак и знает, что надо делать: огородом он не увлекается, на фиг ему из дома выходить, собственно? Захочет воздухом подышать, – пусть ночью это делает.
Мы прошли ближе к калитке, которая, как и большинство подобных ей, находящихся в деревенских заборах легко открывалась с засова перекинутой через неё рукой.
– Вон, видишь на окне, – указал Юра в сторону дома, подсветив фонариком, – стоит бутылка водки наполовину наполненная? Это значит: вход свободный, заходи смело. Если же её нет, получается, что-то не так. Своеобразный маячок.
– Понял, но если он надумает выпить эти полбутылки? – Последовал мой вполне резонный вопрос.
– Знаешь, Серёг, я думаю, он её давно уже выжрал. Просто воды туда налил, – сути дела это не меняет. Погнали!
Мы подошли к флигелю, точнее, к его деревянной пристройке, служащей верандой; вместо стёкол её оконная рама была наглухо забита тепличной плёнкой, которая временами слегка шелестела, задеваемая лёгким ветром.
Зелех с силой постучал ногой в двери и через минуту та открылась на улицу так, что того, кто её отворил я не смог рассмотреть сразу. Юра махнул рукой, призывая следовать за ним.
Пройдя внутрь, я закрыл за собой вход, накинув на петлицу крючок. Перед моими глазами предстал человек несколько выше меня ростом, примерно 185 – 190 см. Несложно догадаться, – это и есть тот самый Витёк.
Он, решив разрядить обстановку, широко улыбнулся и, по-дружески протянув мне руку, сказал:
– Витёк. Так и зови меня. Правда, мы малость заочно знакомы, мне Юра за тебя много рассказывал, – вероятно, тебе за меня аналогично. Так что, давайте как свои люди общаться: пройдёмте в спальню.
Оказавшись в первой комнате (их всего две, плюс коридор и веранда), я сразу понял, что дом был сложен из брёвен, – изба; просто снаружи этого незаметно, так как он хорошо заштукатурен.
В первом помещении (гостиной) в левом углу стоял старый диван; в правом большая печка, не «русская», конечно, но тоже ничего, для такого флигеля; ещё находился старый советский шкаф; прочая мебель того же периода и куча различного барахла.
Мы последовали во вторую, более жилую, спальную комнату. Здесь обстановка гораздо уютнее. Рядом с кроватью, возле левой стены стояла тумбочка, похоже, когда-то использовавшаяся как подставка для телевизора, но самого телика не было, а лежало несколько книг и журналов. Стены и пол украшали высветившиеся от времени ковры; высота помещения невысокое: самому Витьку, проходя через межкомнатную дверь, приходилось наклоняться. Потолки из себя представляли наколоченные в шахматном порядке доски, окрашенные белой краской; посередине, традиционно для таких мест, одиноко на проводке замотанным изолентой висела электрическая лампочка без люстры. В левом углу стоял стол, за который нам и было предложено сесть новым хозяином дома.
– Что ж, за наступивший Новый год и за знакомство по чуть-чуть примем на грудь? – предложил новый знакомый, – знаю, среди братвы это не приветствуется, но иногда можно: я специально вас ждал, сам ни-ни.
– Раз ждал, – улыбнулся Юра, – тогда почему бы и нет?
За столом, при достаточном свете лампочки я более внимательно рассмотрел приятеля, когда он своими большими руками разливал в рюмки «сапожки» водку.
Витёк, как я упоминал ранее, был выше среднего роста, широкоплеч, весом около ста килограммов. Вероятно, раньше усердно занимался в качалке, но сейчас, мышцы его пребывали сильно «на спаде». Голову украшала короткая стрижка, «под ёжика»; тёмные волосы, глаза карие. Он часто смеялся или улыбался так, что я смог рассмотреть наличие золотого переднего зуба у него во рту. На правой щеке сильно выделялся колотый шрам, – можно смело сказать, что он обладает внешностью современного, стереотипного мафиози.
– Верить Серёге можешь как мне, – начал хвалить меня Юра, – он парень наш. Участвовал тоже в 92-ом.
– Да? – удивился Витёк, – Так и не скажешь по виду, а где, Абхазия?
– Какая разница? – Возмутился Зелех, – Абхазия или нет? Он и после армии, в наших войнах на «стрелках» побывал: парень пороха понюхал вдоволь! Меньше лишних вопросов задавай.
– Понял тебя Юр, – слегка обиженно отозвался хозяин дома, – хоть какие войска, «Царица полей»?
– «Мазута», – ответил я, осушив стакан с водкой и громко стукнув им по столу.
– Уважаю. – Протянул мне новый знакомый огромную ладонь, – лет сколько полных?
– Двадцать три ему недавно стукнуло и хватит приставать к племяшу.