Вкус боли. Любовь есть боль, заставляющая жить

и с дутых щёк пургу метёт.
И всё засовывает в рот
для обнаженья гиблой страсти,
и плачет горечью в ненастье,
и купол газа взглядом мнёт.

Мы

Белёсый стих

Наспех драные, несвежие, но ещё живые
куски мяса в вечной и неживой вселенной.
Амбициозные и неразумные;
многоговорящие и плохо функционирующие;
порождающие зло
и неспособные противостоять ему,
но вкусившие чудеса,
самими же выдуманные.

Печаль

Вновь на дороге жёлтый туман
сквозь линзы очков и стекло машины.
Он стелется мягко, как жизни обман,
а, может быть, кем-то сыгранный финиш.
Мохнато клубится и в солнце вошёл,
и вызвал печальной любви озаренье.
Печаль – это больше, чем хорошо.
Печаль – это вызов дурным настроеньям.

Беспечность

Сквозь сок берёзовый
весенняя гроза
бьёт током в наши города,
которые, как жёлтые глаза,
глядят в упор на огневую вечность.
Какая славная беспечность —
очеловеченная вечность:
топтаться в матерной земле
и думать только о себе!

Одиночество

Живые носят в сердце раны,
а с мёртвых сыплется песок.
И мир, как суетное пьянство,
в котором я так одинок.
Я одинок не в отчужденье
от чувств, намерений и снов.
Я одинок, как откровенье
свободных мыслей, действий, слов.
И обрываю тень сомненья,
как схоластический покров.
Мешает жить фальшь общества —
приблудница веков.

Взрослые малыши

Человек мельчает с возрастом,
наигравшись в детстве в кубики:
кубики цветные меньше малыша.
Вот и ходят взрослые, детством уронИмые,
средь гигантских кубиков.
Карликам родня.

Разлука

Сентябрьская осень похожа
на женщин под бронзовой кожей,
ещё распростёртых на ложе
клубящейся летней любви.
Последние крики и стоны,
хрустящих запястьев заломы
холодный и солнечный ветер
багровым листом закрутил.
Нам было тепло и уютно
на зелени жёлтого солнца,
но вьюга открыла оконце
и снег в простыню повалил.
Прощай, изумрудное лето!
Прощай, златокудрая осень!
Я снова на чёрных дорогах
в проёмах судьбы заблудил.
Я буду искать и влюбляться,
я буду грустить и смеяться,