Пурга

…Тот, кто заснял бы сейчас его на мобильный и выложил ролик в сеть, получил бы завидный рейтинг. Популярный ведущий в голожопом виде, оскорбляющем человеческое достоинство, несется по зимнему парку. Да еще вопит как матрос, которому снарядом оторвало руку.

Ведущий и рад был бы оказаться героем эпатажного ролика, но, увы – в столь странный час в парке папарацци не промышляли. Какой идиотизм! Представить страшно, что напишут желтые газеты. «Смерть под березой! В парке найден обнаженный окоченевший труп популярного ведущего». «Новая жертва великобельского маньяка!» «Убийство или самоубийство?!» «В крови обнаружена смертельная доза кокаина». «Мама: „Я не верю в несчастный случай. Это месть“».

Блин, да какая месть? Говорят, есть книга – «Самая глупая смерть». Он реально претендует на место в первой десятке. Замерзнуть в парке в нескольких километрах от города… Глупее не придумать.

Нет, не дождетесь… Панфилов прибавил газу. Но бег уже не согревал. Теплу негде задерживаться. Разве что в ботинках.

Чертов снег забивал глаза, правая рука стала походить на «дворник» лобового стекла. Но самое страшное, что спасительная дорожка окончательно исчезла из вида. Ориентироваться по звездам Родион не умел, да и звезд на почерневшем небе уже не было видно. Он вяло, для галочки, проорал печальное «Эй», но на зов, разумеется, никто не откликнулся, даже белочки.

Русалка на груди превратилась в синюю скрюченную воблу, но Родиона это уже не волновало. Волновало отсутствие перспективы. Сильно волновало. После пятиминутного спринта он остановился и попытался отыскать в мутной снежной пелене верное направление. С таким же успехом можно собирать грибы в зимнем лесу с помощью миноискателя.

Здравый смысл и логика предсказуемо уступили место инстинкту сохранения и панике. Заметив спасительный просвет между березами, Родион бросился в него без колебаний.

И секундой позже почувствовал, что земная твердь под ботинками напрочь отсутствует. И он, согласно законам физики, летит вниз, а не вверх, как бы этого ему ни хотелось…

Глава первая

Не очень далекое прошлое

– Осторожней, Родион… Не ушибся?

– Ничего…

– Может, приложить лед?

– Нет, нет, все в порядке.

– Что ж… Тогда прошу.

Родион, почесывая голову, прошел к небольшому антикварному столику, сервированному сырными бутербродами и жареными семечками подсолнуха, и присел в легкое плетеное кресло. Еще раз огляделся. Интерьер впечатлял. Одна картина чего стоит. «Купание в первом снегу». Без сомнения, подлинник. Конец девятнадцатого века. Да и остальное не подделка. Плохо, дверной проем низковат, с непривычки можно башку разбить.

Сам хозяин яхты, сидевший напротив в таком же плетеном кресле, интерьеру соответствовал не очень. Застиранная футболка, тренировочные штаны со следами то ли кетчупа, то ли крови, «вьетнамки» на босу ногу. В подобном виде сейчас даже в наркопритон не пустят. Пушистый ковер под его ногами был усыпан шелухой в радиусе полуметра.

– К сожалению, яхта строилась китайцами. И не по моему проекту, – словно угадав мысль ведущего, посетовал сидящий напротив человек, – я же купил ее готовую. Кое-что, конечно, переделал, но высоту дверей не изменить – нарушится жесткость корпуса.

Угадывать чужие мысли – очень ценная способность. Обладая таким даром, покупать яхты становится гораздо проще. Судя по всему, человек чудесным даром обладал.

Его звали Кириллом Анатольевичем. Но чаще Хомутом. От фамилии Хомутович, если это, конечно, была настоящая фамилия. Он же любил, когда его величали просто Отче. Что-то было в этом прозвище волнительное. На его визитках с легкой позолотой и платиновыми вкраплениями стояло всего одно слово – «Директор». Он не переносил всяких там «президентов» и «управляющих». Директором какого именно предприятия был Кирилл Анатольевич, визитка не сообщала. Что, впрочем, и не нужно. Все знали и так. Он являлся директором всех предприятий.

Биография его не имеет к повествованию никакого отношения, поэтому нет смысла на ней притормаживать. Достаточно заметить, что путь от техника лесного хозяйства до директора он прошел без особых претензий со стороны правоохранительных органов, если не считать двух месяцев следствия за якобы изнасилованную малолетку. Но это было явным недоразумением, подтвержденным справкой от ведущих светил великобельской медицины о том, что Кирилл Анатольевич надругаться над женщиной не может в принципе. Только над мужчиной. Гей от рождения. Конечно, тайну следствия нерадивые прокурорские работники не соблюли, копия справки попала в СМИ, но нетрадиционного сексуала это не огорчило. Ибо после небольшой психотерапии он от приставки «гомо» избавился, стал полноправным мужиком, женился, родил двоих дочерей и чувствовал себя вполне благополучно. (Есть проблема? Есть решение!) И в смысле здоровья, и в смысле финансового положения. Не последнюю роль в упомянутом положении играли великобельские углеводороды, контроль над которыми Кирилл Анатольевич получил в трудную, но веселую для страны годину младореформаторства. Как ему это удалось, теперь уже никого не интересовало. Потому что удалось. Конечно, великобельские углеводороды по масштабам не «Лукойл» и не «Юкос», но с голоду умереть не дали бы. Впоследствии к углеводородам добавились лесные запасы, коими великобельское княжество изобиловало еще со времен Киевской Руси. К запасам грамотно присовокупились пара банкирских домов, два десятка депутатских кресел в городском собрании, ну и, как принято у уважающих себя директоров, местный телевизионный канал, вещающий в дециметровом диапазоне. Плюс тройка газетно-журнальных издательств. Яхта, на которую директор пригласил ведущего «Часа Белки», во времена высоких понтов не была чем-то из ряда вон. Ну, яхта, ну подумаешь. У Абрамовича их, как вшей у бомжа. Но! Понт заключался не в яхте. А в том, что в Великобельске не имелось крупных водоемов. Речка Великобелька не в счет. Там и на надувном матрасе можно на мель сесть. Город снабжался водой исключительно из подземных источников. Но Кирилл Анатольевич привык ставить высокие цели и добиваться их исполнения любой ценой, даже бюджетно-федеральной. Опытные экономисты выдали обоснование, что Великобельску просто необходимо собственное водохранилище и канал, соединяющий его с морем. В том числе и для того, чтобы сохранить поголовье реликтовых красноухих белок, занесенных во всем известную книгу. Ибо белки не могут самостоятельно добраться до подземных источников – это вам не кроты. И вынуждены погибать от жажды. С обоснованием Кирилл Анатольевич съездил в столицу, потусовался в правительстве и за счет личного обаяния получил гарантии, что поправки в госбюждет будут внесены. И город получит наконец выход к морю.

И ведь не обманули! Видимо, так велико было обаяние. Спустя пару месяцев, едва в Госдуме утвердили поправки, карьерные экскаваторы приступили к делу! Надо ли говорить, что принадлежали они тоже Кириллу Анатольевичу, проведшему, как полагается, строгий тендер. Правда, все предприятия, принимавшие в нем участие, тоже контролировались Хомутовичем, но кто об этом вспомнит, когда город получит собственный водоем, где летом можно купаться? Конечно, он мог поставить яхту в любом мировом порту, но, как патриот, предпочел родной Великобельск.

Поэтому пока яхта стояла на бывшем футбольном стадионе на специальной платформе с колесами. Когда директору хотелось поиграть в морского волка, несколько мощных джипов, запряженные цугом, таскали ее по городским улицам и площадям, а мощные поршни, установленные вдоль бортов, создавали эффект качки… Кое-где улицы пришлось расширить… Но ничего, через год пригнанные на строительство гастарбайтеры закончат облицовку канала кафелем, и можно отправляться по морям-океанам.

Забота о родном городе этим не ограничилась. На месте выкупленного и снесенного стекольного завода Кирилл Анатольевич возвел Зимний Дворец. В смысле, его чуть уменьшенную копию. Один к одному, как в Питере. Даже статуй на крыше навтыкал и Александровскую колонну во дворе поставил. Сначала планировал возвести копию верхнего дворцового парка Петергофа, но идея оказалась не свежей, кто-то уже строил его под Москвой.

По слухам и публикациям в газете «Житуха», внутренняя отделка и убранство псевдо Зимнего соответствовало оригиналу. Только мировые шедевры заменяли очень приличные копии. Но это всего лишь слухи. Дворец охранялся великобельским спецназом, и никто, кроме хозяина, туда попасть не мог. На вопросы журналистов «А на хрена, собственно?» Хомутович без тени иронии отвечал, что после его смерти все останется простым горожанам. И даже демонстрировал копию завещания.

Родион не решился отказаться от приглашения, хотя ничего хорошего от встречи не ожидал. Но «Час Белки» размещалась именно в сетке упомянутого хомутовского канала. Стало быть, надо забыть о личных антипатиях и воспринимать общение как чисто производственную необходимость.

– Угощайся, – Кирилл Анатольевич кивнул на семечки, насыпанные горкой на позолоченном блюде, – сам жарил. У бабки знакомой покупаю. В магазинах не то.

– Нет, спасибо, я только пообедал.

– Ну, хоть бутербродик съешь. Сыр вкусный, плавленый… Не откажись уж…

Панфилов прикинул, что пригласили его не для того чтобы травить, и взял бутерброд, напоминавший раздавленную слоном лягушку. Такой же плоский и такой же зеленоватый. Осторожно надкусил и тут же положил обратно на поднос.

– Чай? Кофе?

– Чай.

Кирилл Анатольевич дернул за веревку, свисающую с потолка, где-то за стеной звякнула рында, и секунду спустя в каюте появился молодой стюард, облаченный в белый форменный китель и белую бабочку.

– Сережа, сделай Родиону чая.

Сережа кивнул, подошел к резному трюмо самое позднее восемнадцатого века и извлек картонную коробочку чая «Принцесса Нури». Выудил один пакетик, метнул в хрустальный стакан, залил кипятком из серебряного самовара, дал настояться, выкинул за борт пакетик и поставил напиток перед Родионом. Но не уходил. Таращился на ведущего, словно продавец гербалайфа на потенциального клиента.

– Сережа, Родион наш гость, – мягко напомнил директор, – я предупреждал, что брать чаевые с гостя неприлично… Ступай к Виктору Афанасьевичу и доложи о проступке.

Стюард побледнел, ослабил бабочку, часто задышал.

– Кирилл Анатольевич, да как же… Извините, Кирилл Анатольевич… Это ж по ресторанной привычке проклятущей… Я ж не со зла… Отче, зачем же сразу к Виктору Афанасьевичу?

– Ступай, Сережа, ступай, – еще более мягко повторил хозяин яхты, – с вредными привычками надо бороться. Он поможет.

Стюард обмяк и совсем не летящей походкой убрался из директорской каюты.

– Не обращай внимания, Родион. Эти халдейские повадки надо выжигать каленым железом… А Афанасьевич мастер, умеет…

В том, что Афанасьевич мастер, ведущий имел удовольствие убедиться, едва ступив на палубу. Фотография его физиономии могла украсить любой стенд «Разыскиваются». Панфилова он обыскал быстро, грамотно и умело. Нашел даже женскую шпильку, провалившуюся за порванную подкладку пиджака.

– Как рейтинги?

– По последней программе – тринадцать, доля тридцать пять. Это по региону, конечно.

Ответив, Родион отхлебнул «Принцессы». «Принцесса» отдавала дустом. Видимо, прежний хозяин продал Хомутовичу яхту вместе с клопами.

– Неплохо, неплохо… Но, согласись, это не предел. Собственно, я по этому поводу тебя и пригласил.

Олигарх протянул руку к подносу и зачерпнул горсть семечек.

– Детская страсть… Ничего не могу с собой поделать… Помню, как мама их жарила… С солью. Я так и не научился. По мешку за вечер мог умять. Это сейчас – жевачки всякие, да «Чупа-Чупсы», а тогда одна радость – семечки. Бери, не стесняйся.

– Спасибо, я не очень их люблю.

– Ну, хозяин – барин. Так вот, о рейтингах… Хочу тебе помочь, – Кирилл Анатольевич пронзил ведущего взглядом, отчего глоток «Принцессы Нури» застрял в последней трети пищевода последнего, – подсобить с материалом. С темой, так сказать.