Плоть, облечённая в звезду.
Ты опаляешь воск в подсвечниках,
Пиитам шепчешь по ночам
Про жития великих грешников,
Про смерть Ивана Ильича.
А я – без рода и без племени,
Со всякой сволочью на «ты».
На горб взвалил я бремя времени,
И мудрости, и нищеты.
Уйду, как в гроб, в утехи плотские
И никого не прокляну —
Ни эти звёзды идиотские,
Ни эту глупую луну.
Всё из единой глины слеплено,
И, значит, было всё не зря —
И крик из глотки эпилептика,
И кровь из носа бунтаря.
Гори, гори, свети неистово,
Ведь в мире, что нам свыше дан, —
Довольно подленькие истины,
Довольно розовый обман.
Твоих лучей нездешней силою
Вся грязь земли озарена…
Сияя над своей могилою,
Ты, как и я, пьяным-пьяна.
Мой горб пробивши, крылья выросли —
Не оттого ль, что жизнь – борьба?
Над скукой, тленом и немилостью
Гори, сияй, моя судьба!
Прощание с Маиром
Ф. Сологубу
Не надо слов. Храни печаль в душе.
Я знаю, что и у тебя такое.
С тобою мы не встретимся уже
На золотистых берегах Лигоя.
Мы жили там, но жизнь была иной,
Прозрачной, светлой, к синим звёздам ближе.
Звезда Маир сияла надо мной…
Прощай, Маир, тебя я не увижу.
В стране Ойле течёт река Лигой.
Она горит без дыма, как Россия.
Там светится на небе голос мой,
Похожий на звезду в сиянье синем.
Там есть мой голос, но там нет меня,
Там над домами зеленеет пламя,
Там бог – живой – выходит из огня
И говорит о будущем стихами.
Число и мера – боги наших дней.
Они, как и в Египте, птицеглавы.
Я вспоминаю об Ойле моей —
Там наши боги были бы неправы.
Мы здесь живём в стране, которой нет,
Но нам завидуют иные страны,
А их отцы смеются им в ответ
И принимают земляные ванны.
Здесь бродят люди, полые внутри,
Храня в себе запас истлевших истин.
Хоть сотню раз воскресни и умри —
Их мир всё так же будет глуп и выспрен.
Но не забыта будет на Земле,
Нам изнутри сжигающая лица
Моя любовь с космической Ойле,
Страны, которая в мозгу таится.
«На Венецию падает снег…»
На Венецию падает снег,
На Венецию сходит туман,
Будто весть от того, кого нет,
Будто тени ушедших славян.
И в каналах темнеет вода,
И фасады белеют во мгле,
И на небе не сыщешь следа
От стопы, что спешила ко мне.
Чёрным кружевом тонких дорог,
Белой пряжей снежинок седых
Так увлёкся назойливый Бог,
Что забыл о молитвах моих.
Только шёпот воды в темноте,
Только рябь исчезающих дней,
Только муза идёт по воде
С головою кровавой моей.
В занебесной Венеции той,