Толпа чуть зашевелилась, но открытой агрессии не проявляла, даже с брезента не встал никто. Им скорее было скучно, но они не могли пока понять, кто мы и что мы.
– Ребята, чтобы мы сразу определили позиции. – Я показал правую ладонь. – Вот это немного переделанная подрывная машинка «пээм-четыре». Работает теперь не на нажатие, а на разжатие. Сейчас я удерживаю кнопку, как вы видите.
Я покрутил ладонью перед собой, давая возможность всем рассмотреть утопленную обрезиненную кнопку.
– А теперь ты, интеллигентный с виду красавец, очень осторожно приоткрой подсумок у меня на груди, – сказал я, обращаясь к «Чикатиле». – Только без суеты, не задень там ничего.
– Зачем? Мы уже поняли, что там взрывчатка, – сказал тот, чуть отступив назад, даже убрав маленькие суетливые ладошки за спину.
Точно, замполит какой-то, не зря я именно ему предложил. Им геройствовать по должности положено.
– Да ладно, загляни, не щемись, – ободрил я его.
– Загляни, – все так же безмятежно, но очень внушительно сказала девица в лифчике.
Ее приказ, судя по всему, обсуждению не подлежал. «Чикатило» осторожненько придвинулся, двумя пальцами зацепил крышку подсумка, приоткрыл.
– Знаете, что это? Объяснять надо? – спросил я у окружающих.
– «Монка», – прогудел здоровый с пулеметом. – Зашибись, придумал. У другана твоего тоже?
– Ага, – ответил «друган» Васька.
– Класс. Всем трындец, если что.
Здоровый вполне откровенно восхитился нашей выдумкой. Остальные его поддержали, загомонив наперебой. Никакой обиды или расстройства они не проявляли.
– Все равно иди со мной, – упрямо сказала главная. – Пусть второй остальных пугает. Идем.
Я решил не спорить. Непохоже, что она надеется обезвредить «монку», отведя меня в сторону, скорее ее распирало от какой-то другой мысли, которую ей не терпелось высказать. Она пошла впереди, я следом, далеко отходить не пришлось. Мы обошли «Урал», и я увидел стоящую на коленях на земле девчонку лет пятнадцати, в джинсах и «косухе», прикованную наручниками к скобе откинутого борта за обе руки.
– Видал?
У девчонки был зареванный вид, под глазом наливался изрядный фингал. Но пленной она не выглядела, скорей по общему стилю явно соответствовала остальной компании. «Предательница»?
– Видал, – не понял смысла происходящего я. – И что?
– Я знаешь что с ней сделаю? – с неожиданным вызовом спросила главная.
– Что? – не въехал я в смысл вопроса.
– Сама пока не знаю. Она, блин… – Главная неожиданно пнула девчонку в обтянутый тесными джинсами зад. Пнула больно, рантом берца, та аж взвыла. – Молчи, тварь, взяла тебя с собой на свою голову.
– Ты за что ее?
– За дело! А что тебе? – с вызовом спросила главная.
Она уставилась на меня в упор, и по ее глазам я понял, что она удолбана до предела. Мысли у нее плывут, ни за что не цепляясь, сосредоточиться она ни на чем не может, и сейчас она сама забыла, зачем сюда меня привела. Если вообще думала об этом раньше. И я даже не уверен, что она помнит, кто я такой.
– Здорово, – заявил я, не зная даже, что имею в виду. – Пошли обратно?
На лице у нее отразилось недоумение.
– На фига?
– Договариваться надо.
– Да, точно. Договариваться. С Чикой договаривайся, я щас не могу, – замотала она головой так, что от вздыбившихся волос ветер пошел.
– С Чикой?
– Чика! – заорала главная. – Иди сюда! Быстро! Даже бегом можно!
Так и думал, не зря этот в очках на Чикатило похож. Он и прибежал, кстати, явно трезвый и не обкуренный. Поборник здорового образа жизни, так сказать. Или здоровье не позволяет? Большим спортсменом он не выгладит, так, сморчок гнутый.
– Договорись с ребятами. – Главная показала на меня и ушла за «Урал» к прикованной девчонке.
– О чем договариваться? – спросил Чика у меня уже, слегка растерявшись.
– О том, что расходимся спокойно, не мешая друг другу, – объяснил я ему.
– Так, конечно, давайте разойдемся, какие проблемы? – засуетился тот, поглядывая на подсумок с миной и «пээмку» в руке. – Зачем друг другу жизнь портить? Нам делить нечего, у вас свои дела, у нас свои. Но только надо, чтобы Хромая сама всем сказала, меня они не услышат.
– Хромая?
– Ну она вот. – Он кивнул в сторону «Урала», откуда доносились звуки оплеух. – Кличка у нее такая.
– Договоритесь, – пожал я плечами с показным спокойствием. – У нас выбора нет: или расходимся, или все накроемся, я серьезно. К тому же у нас еще два снайпера вас разглядывают. Нужны доказательства?
– Нет, нет, я верю, – замахал очкастый ручками. – Но сейчас бесполезно, пусть она от Мелкой отвлечется.
– А что там такое?
– Не знает никто, – развел он руками. – Они вообще вместе два дня курили, потом Хромая чего-то разозлилась и второй день Мелкую воспитывает. У них это бывает.
– А что Мелкая, не возражает?
– Поди возрази. Видите, висят? – Он показал на тела на дереве.
– Трудно не увидеть.
– Тоже возражали, – улыбнулся он, обнажив кривоватые желтые зубы. – Мы их остановили, перераспределили материальные блага в свою пользу, а они возражать стали. Второй день висят.
Упоминание об этом явно доставило Чике удовольствие. Правильно я его, урода, просчитал. Затем он добавил:
– А если надо, то она и Мелкую рядом подвесит или что-то еще придумает. У нее фантазия лучше моей, надо отметить, что редко бывает. Но думаю, что обойдется. Просто подождем.
Интересно, это у всех маньяков такая же морда должна быть? Ну вылитый маньяк ростовский, как на фотографиях. Такой… ущемленный жизнью маленький, невзрачный обыватель. Шнырь в запотелых очках.