Впрочем, и без костра их хватало. Комариный писк доминировал над всеми прочими звуками, и мои руки колотили меня же по лицу просто с пугающей регулярностью. Единственной радостной мыслю была та, что днем кровососов было куда меньше. И лишь к тому моменту, когда моя смена караулить почти закончилась, я вспомнил, что видел у себя в ранце… Так и есть. Покопавшись в нем, я вытащил хитрой формы марлевую сетку с кольцом, которая надевалась сверху на шляпу и превращалась в отличный накомарник. Надел, покрутил головой – и обратно снял. И так темно вокруг, а в накомарнике вообще ничего не видно.
Потом разбудил Веру и посадил ее в караул на двухчасовую смену. Кстати, у девочки были карманные часы, разумеется, золотые и с дарственной надписью, но вполне в духе наших антикварных – луковицей. И течение времени вполне соответствовало нашему, да и все прочее было одинаковым – минуты, часы, сутки… А если вспомнить миллиметры на пулелейках, то это тоже давало пищу для размышлений. Кстати, во времена рычажных «винчестеров» были футы с дюймами или вершки с аршинами, в зависимости от страны, но никак не метрическая система. Но все эти сведения мне вообще не помогали, а скорее, даже путали еще больше. Где я?
Свои наручные часы я тоже переместил в карман и прикрепил на кожаный шнурок, решив не смущать местных более чем странным видом современных «Бланпа». Пусть они тоже механические, но явно не кустарей работа. Зачем вызывать лишние вопросы? Их, как я чувствую, и так много услышать предстоит, потому что в этом мире я как младенец.
О чем я думал эти два часа своей первой смены? О том, какие из моих умений могут пригодиться здесь, и пришел к выводу, что если все то, что я видел и услышал от своей спутницы, правда, то полезной может оказаться лишь часть моих военных знаний. И все. А все остальное, что я знал и умел, начинает превращаться в бесполезный хлам. Вот тебе «цена прогресса». Все, что остается полезным, – умение стрелять и довольно ловко дать в морду. Ну и организовать пехотный бой, случись появиться подчиненным. И все.
Перед самым концом моей первой смены какая-то тварь повадилась рычать в зарослях, отчего кони занервничали, начали фыркать и вообще всячески беспокоиться. Я насторожился, но звук не приближался. И не удалялся.
– Кто это? – спросил я, когда мне удалось разбудить Веру.
– Это? – Она прислушалась. – Лесной кот. Он не нападет, так он самку зовет. А охотится он всегда молча.
– Для человека опасен? – уточнил я.
– Если решит напасть, то убьет, – кивнула девочка. – Он большой и очень быстрый. Но специально не охотится: человек для него слишком большой, сразу не съешь.
– Можно не доедать, – хмыкнул я. – Так, посмаковать чуток – да и хватит.
– На падаль придут другие твари, которые будут мешать ему на его участке. И распугают всю добычу. Лесной кот – умный зверь, он убивает столько, сколько ему надо для еды.
– А ты откуда все знаешь? – спросил я. – Ты в этих краях в который раз?
– Второй, – вздохнула Вера. – Но с нами всегда проводник ходил, Яков, из Новой Фактории, он все рассказывал. Он уже старый был, в этих краях каждую тропку знал. Его тоже негры убили, самым первым из всех. Он рядом со мной шел, а я в фургоне сидела. Потом был выстрел, и он упал, а затем уже напали на всех.
Она заметно погрустнела и вроде всхлипнула. Я сделал вид, что не заметил, и начал укладываться спать, наказав ей на посту не уснуть, на что она кивнула с самым серьезным видом.
Отключился я сразу и спал без снов. А проснулся с первыми лучами рассвета, от птичьего концерта. И обнаружил Веру мирно дремлющей, завернувшись в одеяло. Та-а-ак… Дочь купеческая…
Я протянул руку и откинул одеяло с ее бедра. Потом аккуратно расстегнул клапан кобуры, а затем вытащил оттуда «уэбли», положив себе за спину. После отстегнул у нее с пояса ножны с ножом и вытащил из чехла мачете, присовокупив все к револьверу. Затем заорал:
– Негры!
Второй раз кричать не потребовалось. Девчонка подлетела так, что чуть не скатилась с камня, последовательно схватилась за все наличное оружие – и не нашла ничего. На лице у нее отразилось сначала отчаяние, а затем недоумение, когда она обнаружила меня сидящим рядом и ехидно ухмыляющимся.
– Что, нет оружия? – сочувственно осведомился я у нее.
– Н-нет… – немного неуверенно сказала она.
– Ты что делать должна была, когда я спать ложился?
– Сидеть два часа, а потом тебя будить, – четко ответила она.
– А насчет того, чтобы ты легла спать, разговор был? – поинтересовался я.
– А я и не ложилась. Мне прохладно было, и я завернулась в одеяло, – вздохнула она. – А потом заснулось как-то.
– Заснулось?
– Ага, – кивнула она. – Даже не помню как.
Ну ладно, все хорошо, что хорошо кончается, зато выспался. Но это я знаю для себя самого. А ей бы надо совсем другие правила внушить.
– За сон на посту там, где война, часового могут казнить, – сказал я, благо не проверишь. – Если бы пришли негры, то нас бы во сне просто связали и уже гнали на продажу. Ты это понимаешь?
– Ага, – кивнула она, заметно уже напуганная.
– Тебя когда-нибудь пороли? – участливо поинтересовался я.
– Училка, – кивнула Вера. – В школе.
– Во как! – было удивился я, поскольку спросил просто так, чтобы укорить, сам о предмете вопроса не думая, но затем сделал поправку на окружающую действительность. – Так вот: уснешь еще раз на посту – я тебе тоже всыплю. Так, что неделю сидеть не сможешь. Понятно?
– Понятно! – Она испугалась заметно сильнее – поверила.
– А вообще… если невмоготу дежурить, то меня буди, понятно? И не укрывайся одеялом: от тепла в сон клонит. Чувствуешь, что глаза закрываются, – встань, сидя вернее уснешь. А спать нельзя.
– Я знаю, что нельзя, – расстроенным голосом ответила она. – Я сама не заметила, как получилось.
– Получилось, потому что укрылась, – пояснил я. – Ладно, ты у нас в любом случае главная в походе, так что командуй подъем.
– Тогда подъем! Буду тебя седлать учить.
Седлание оказалось наукой не то чтобы сложной, но с тонкостями – как затягивать подпругу, как располагать седло: на спине лошади никаких посадочных гнезд под него не предусмотрено, и динамометрические ключи к подпруге не прилагаются. Но справился под чутким наблюдением своей спутницы. К счастью моему, эти низкорослые крепкие лошадки были вполне смирными, да и я быстро научился их придерживать. Главное было привыкнуть хватать рукой за поводья в такой близости от здоровенных желтых зубов. А ну как укусить решит?
После того как Вера осмотрела результаты моих трудов и признала их удовлетворительными, последовала команда «По коням!», и мы тронулись в путь. Хоть ноги и болели с внутренней стороны, но куда терпимей, чем я ожидал, а наши ранцы, скрепленные наплечными ремнями, перевесились через спину третьей лошади, чубатой кобылки почти черной масти, трусившей за Вериным гнедым. Так что и багаж с комфортом едет.
К моему удивлению, езда верхом даже начала доставлять какое-то удовольствие, по крайней мере, в сравнении с пешим маршем по раскисшей грязной колее. Беспокоило, правда, то, что если мы столкнемся с кем-нибудь враждебным, то полноценного сопротивления я оказать не смогу – придется полагаться только на резвость коней. А как эта самая резвость коней отразится на мне, ни разу в жизни никуда галопом не скакавшем, я понятия не имел, но подозревал, что тогда главной заботой для меня будет удержаться в седле.
Поэтому перед каждым крутым поворотом и иным сомнительным для меня местом я спешивался, осторожно разведывал, что ждет нас впереди, и только после этого вновь садился в седло, чтобы продолжить путь. Поход это замедляло, но лучше быть медленным, чем мертвым. Отойди мы вчера от поворота дороги чуть меньше, как и рассчитывали, видимо, негры, – и у меня просто не было бы времени на выстрел, а всадник успел бы метнуть свой боло. И я почему-то уверен, что он, скорее всего, попал бы в меня, тем более что второй скакавший тоже собирался метать такую же штуку. Спасло нас расстояние: они вынуждены были проскакать вперед, чтобы сократить дистанцию, а я все же быстро стреляю и метко, поэтому свалить их большого труда не составило, но… все на чистом везении. Ну и на том, что они нас живыми взять хотели, а нас их здоровье заботило крайне мало.
Попутно мне читался курс «теория кавалерийского дела», где каждое слово было для меня откровением. Например, то, что лошадь можно не привязывать, а чтобы она далеко не ушла, надо просто перекинуть поводья ей через голову, было для меня открытием почище Америки. Оказывается, она будет на эти поводья наступать, и это не даст ей смыться. Чудно.
Днем, уже традиционно, объявили привал, когда обнаружилось подходящее место. Джунгли постепенно отступали от дороги, давая место скалам, которые, между всем прочим, поражали количеством греющихся змей. Это сезон или у них всегда так? Моя мама, которая змей боялась до судорог, завизжала бы при приближении к первым камням и так продолжала бы голосить непрерывно – благо какой-то повод всегда оказывался в поле зрения.
– Вера, кстати, спросить хотел, – сказал я, разгрызая вяленое мясо на ржаном сухаре. – Откуда гиены в джунглях? Для них же степь нужна! Ну саванна, поле.
– Верно, степь, – согласилась она, отрываясь от столь же трудоемкого занятия. – Так степь краем своим прямо с того места и начинается. Если бы мы в ту сторону пошли, то уже через час по степи бы брели. Вот и забегают с той стороны. А здесь гиен нет, тут ты верно сказал.
Еще минуту просидели в молчании, сосредоточенно хрустя сухарями, затем я вновь спросил:
– А что дальше думаешь делать? Куда потом?
– Потом? – Она пожала плечами. – Потом на шхуну, на «Чайку». Там шкипер ждет и машинист, там есть судовая казна. И от отца деньги остались. Наймем матросов – и на Большого Ската пойдем. А что?
– Да так, – теперь уже пожал плечами я. – Думаю – куда мне дальше направиться. Расскажи про Большого Ската и кого туда пускают.
– Стой! – Она аж подскочила. – А со мной ты что, не собираешься? Ты в Судьбу не веришь или в Десницу Господню? Нас же не просто так вместе свело.