Задача широкого и планомерного археологического раскрытия памятников древнерусского зодчества была поставлена уже на I Всесоюзном археологическом совещании, состоявшемся в Москве в 1945 г. В последующие годы архитектурно-археологическая деятельность получила чрезвычайно широкий размах. Раскопки памятников зодчества X–XIII вв. стали проводиться в крупных древнерусских городах. Значительное увеличение количества вводимых в научный оборот построек позволило рассматривать развитие архитектуры различных районов Древней Руси уже исходя из познания не единичных примеров, а целых серий памятников, что дало возможность опираться если не на массовый, то, во всяком случае, на достаточно обширный материал. Ведущая роль в исследовании домонгольского периода истории русской архитектуры перешла к археологам. Однако, по замечанию П. А. Раппопорта, «археологические раскопки могут вводить в научный оборот только нижние части древних зданий. Чтобы яснее представить первоначальный облик памятников, необходимо, очевидно, сопоставлять археологические данные с исследованием сохранившихся построек»[16 - Раппопорт П. А. Зодчество Древней Руси. С. 75.]. Работы такого рода, выполняемые архитекторами-реставраторами, получили во 2-й половине ХХ в. значительное развитие.
Консервация и реставрация древних сооружений обязательно сопровождались детальным изучением и по возможности реконструкцией первоначального облика. Эти реконструкции обычно выполнялись лишь графически, но в нескольких случаях восстановление было исполнено и в натуре: Пятницкая церковь в Чернигове и Петропавловская в Смоленске (П. Д. Барановский), Борисоглебская церковь в Чернигове (Н. В. Холостенко), Пятницкая и Спасо-Нередицкая церкви в Новгороде (Г. М. Штендер). Между архитекторами-реставраторами и археологами установился самый тесный контакт. Важнейшим вкладом, внесенным археологами в изучение истории архитектуры в ХХ в., является исторический подход. История древнерусской архитектуры стала рассматриваться как неотъемлемый элемент истории культуры, в неразрывной связи с социально-экономической и политической историей Руси, становлением литературы и других видов искусства. Такой подход позволил понять многие стороны в развитии зодчества, ранее совершенно не привлекавшие внимания исследователей.
Н. Н. Воронин одним из первых указал на то, что в раскрытии смысла архитектурного образа основополагающее значение имеют параллельное изучение современной данному памятнику (или группе памятников) литературы и как можно более полное привлечение всех сведений об исторической обстановке, в которой возникло данное архитектурное произведение. Он отмечал, что «исследователь обязан по возможности полно и точно осознать уровень понятий и характер представлений человека изучаемого времени и от этих данных подходить к анализу идейного содержания каждого памятника. Он обязан по возможности приблизиться к современным представлениям и уровню понятий, отнюдь не навязывая человеку давно минувшей эпохи своих эмоций и взглядов. Именно этот путь конкретно-исторического анализа обеспечивает раскрытие объективного содержания данного памятника или их группы»[17 - Воронин Н. Н. Архитектурный памятник как исторический источник (Заметки к постановке вопроса) // Советская археология. Т. XIX. М., 1954. С. 55.].
Вместе с тем, однако, стало ясно, что чисто исторический подход не может дать целостное представление о ходе развития архитектуры. Для раскрытия общей картины истории древнерусского зодчества совершенно необходимо продолжение и углубление искусствоведческого анализа памятников.