Сказание об истинно народном контролере

Григорий Маркелович пожал плечами, повернулся к жене.

– Хорошо, – мягко произнесла Поля, которой не хотелось надолго оставлять метрдотеля в неудобном положении.

– Отлично, – обрадовался метрдотель. – Из супов три солянки сборных мясных по-ленинградски, два супа картофельных с осетриной и одна похлебка по-суворовски с расстегаями, это для вас, наверно?

Григорий Маркелович кивнул метрдотелю, и тот, удовлетворив свое скромное любопытство, продолжил:

– …и десерт – кофе по-варшавски и мороженое «Октябрь»…

– Это мороженое с орехами? – вдруг оживилась Поля.

– Да, с орехами, малиново-земляничным сиропом и ломтиками ананаса, – отвечал метрдотель, глядя в зеленые глаза спросившей и в мыслях восхищаясь ее хорошим вкусом – темно-изумрудное платье так неимоверно хорошо подходило к ее глазам.

– Все правильно? – Метрдотель с трудом перевел свой взгляд на мужчину с такой интеллигентной родинкой на щеке.

– Да, – твердо ответил Сильин.

Метрдотель, вежливо кивнув, отошел от стола. В ресторане было пустовато, но объяснялось это довольно легко – время еще не подоспело для обычно поздних застолий. Сильин глянул на часы, потом ожидательно посмотрел на двери, ведущие в ресторанный зал, и тут же лицо его оживилось, потому что увидел он там тех, кого нетерпеливо ждал: своего давнишнего приятеля, директора мебельной фабрики «Красное дерево» с женою Женечкой и партсека своего завода Поливанова со своей «вечной» невестой Соней. Стоя в широком проеме дверей, они искали его взглядом, но из-за этой пальмовой «засады» не могли увидеть. Сильин поднялся и заторопился к ним, и тут уж они его заметили, заулыбались радостно, пошли навстречу.

Когда расселись за столом, Сильин облегченно вздохнул.

– Ну… – желая начать разговор, но как-то еще не сообразив, с чего начать, заговорил Григорий Маркелович. – А мы думали, что опоздали… а пришли первыми…

– Да уж извини, сам знаешь, какая наша жизнь, – забасил директор «Красного дерева» Эдуард Бекетов. – Я уже и сам готов был, а тут Женечка что-то потеряла, вот, – он оглянулся на жену, – пришлось ждать.

Сильин улыбнулся и бросил чуть едковатый взгляд на свою супругу.

К столу подбежал метрдотель.

– Ой, извините, не заметил! – Лицо его выражало искреннюю растерянность. – Сейчас, секундочку, – он еще раз окинул внимательным взглядом сервировку стола и всплеснул руками, сам себя спросив озадаченно: – А где же мадерные рюмочки?!

И тут же перевел взгляд на Сильина.

– Дамы ведь мадеру будут, а… вы – водочку? Две «Кубанских» и две «Перцовки»? Да?

– Да-да! – радостно выдохнул партсек Поливанов. – С водочки и начинать полагается…

Метрдотель исчез и тут же появился с подносом, составил на стол открытые графины – один из синего стекла, второй – хрустальный.

– В синем – «Кубанская», а вот здесь «Перцовочка», – объяснял он, не глядя опуская пустой поднос на стоящий в стороне подсобный столик. Тут же в его руках появилась бутылка мадеры, он нежными жестами, какими-то замысловатыми просовываниями руки с бутылкой наполнил рюмочки дам, потом налил мужчинам водки – какой кто желал. И вновь исчез.

– Ну, кандидат, – заговорил Бекетов, поднимая рюмку. – За твою победу на выборах! Будешь нас в Верховном Совете представлять!

Дружно чокнулись, выпили, поискали глазами закуску.

– Вот-вот, все уже тут… – отвечая на немой вопрос в глазах посетителей, затараторил метрдотель, составляя с подноса на стол маленькие тарелочки, салаты, розеточки с маслинами.

Так и не выдохнув после выпитой водки, принялись гости закусывать, приятно давясь картофельным салатом и особенно радуясь, выловив в нем кусочек крабной палочки.

Завязался разговор, который время от времени возвращался к кандидатству Сильина, после чего каждый раз рюмочки наполнялись снова, но тосты уже не касались этой темы и были все разнообразнее и разнообразнее.

– А я вот и вспоминал недавно, как мы вместе работали, – заговорил Бекетов, серьезно глядя в глаза Григорию Маркеловичу. – Ты же помнишь, Гриша… Ту аварию помнишь?

Сильин погрустнел. Не хотелось в этот славный день вспоминать о трудных буднях из прошлого. Конечно, он помнил ту аварию. Тогда в камере прогорел столб, через который подается горячий воздух. Получился обвал. Ох и много тогда пришлось повозиться и понервничать, и только правильное решение Сильина да поддержка начальника цеха Королева спасли положение. Бекетов был тогда партсеком цеха и обещал полную поддержку партийного комитета – он тоже верил в идею Сильина отключить камеру горячего воздуха и наполнить ее водой на несколько часов, чтобы потом, когда она уже остынет, отремонтировать, что называется, «на ходу». «Да, – подумал Сильин, – это было трудное время…»

Принесли супы. Разговор затих. А на эстраде появился маленький оркестрик – человек пять. Ресторан постепенно наполнялся посетителями, обрывки разговоров носились в воздухе, добавляя в атмосферу вечера чьи-то проблемы и радости. Рядом, за пальмами, группа кондитеров с семьями отмечала юбилей своей фабрики. Они то и дело произносили какие-то свои профессиональные слова, и из-за этого Поле, сидевшей к ним спиной, казалось, что и воздух, которым она дышала, и суп картофельный с осетриной, который ела, были сладковатыми, словно все вокруг было покрыто незаметным слоем мельчайшей ванили.

«Вечная» невеста Поливанова, учительница одной из вечерних школ, одновременно с поеданием супа умудрялась поворачивать голову в полупрофиль то влево, то вправо, желая таким образом показать своим соседкам новенькие золотые серьги с крупными каплевидными рубинами. Это немного раздражало Полю, но виду она не подавала и даже как будто не замечала сережек Сонечки.

Снова появился метрдотель, самолично наполнил рюмочки, потом наклонился к Сильину и прошептал:

– Извините, конечно, это ваш портрет вчера в «Правде» опубликовали? Тут у одного официанта газета на работе…

– Да, мой, – не шепотом, но негромко ответил Григорий Маркелович.

Метрдотель, стоя сбоку от кандидата, облизывал губы, словно обдумывал следующий вопрос. Но тут на эстраде появился низенький мужчина в лакированных туфлях, черных брюках и смокинге.

– Прошу минуту внимания! – громко произнес он тонковатым голосом, приподняв выше обычного подбородок и оглядывая зал.

Стало тихо, и в этой тишине мужчина, привлекший общее внимание, хлопнул в ладоши, и девочкоподобная женщина в цирковом наряде, видимо его ассистентка, вынесла на эстраду клетку с большим сине-зеленым попугаем.

– Вот! – громко выкрикнул мужчина, открывая дверцу клетки.

Попугай выбрался, уцепился когтями за руку мужчины и закрутил клювом по сторонам.

– Вот! – повторил мужчина. – На удивление всем образованнейшая птица для вас… Ну, прочти, Кузьма, что ты для нас выучил!

Посетители ресторана дружно рассмеялись, захлопали. Мужчина в смокинге поклонился и заставил поклониться своего попугая, потом сошел с эстрады и исчез в коридорчике, из которого то и дело «выныривали» опрятные официанты с заставленными едою подносами в руках.

Сильин обернулся, вспомнив о стоявшем за спиной метрдотеле, но того уже не было рядом.

Бекетов снова разливал водку, о дамах он как-то не сообразил позаботиться, и Григорий Маркелович решил исправить ошибку.

– Ай-яй-яй, Эдя, – шутливо погрозил он товарищу пальцем, – что это ты все нам да нам, а про прекрасный пол забыл!

Эдя, уже чуть захмелевший, протянул было левую руку к мадере, но Сильин проворно рывком взял бутылку со стола и сам стал проявлять хороший тон.

Поливанов, доев своего муксуна, потянулся вилкой к маслинкам.

– Роберт Анатольевич, – зашептала ему Соня, – вы больше не пейте, вам же нельзя!

Поливанов кивнул, разжевал маслинку и опустил губами косточку на уже пустую тарелку.

Вскоре произошла очередная смена блюд.

На эстраде что-то легкое заиграл оркестрик.

– Ну а какие у тебя последние рекорды? – спросил Бекетов у Сильина, держа в руках рюмочку с водкой.