Ночной молочник

– И знаешь, что я думаю! – привлекла внимание Димы жестом руки. – Одного мне Господь помог вернуть, а второго – колдунья. То есть это один и тот же кот, только разными путями нам присланный…

Валя замолкла, сама задумавшись над только что ею самою сказанным.

– Ты что, в секту пошла? – перепугался Дима, впервые услышав от жены странные длинные предложения.

– Я только два раза была, – призналась Валя. – Думала, это поможет Мурика вернуть…

Дима уставился на Валю остекленевшим взглядом. «Уж не сошла ли она с ума из-за этого придурковатого кота?» – подумал.

Но тут же взял себя в руки. Теплые носки надел.

– Я в гараж схожу, – сказал и в коридор вышел.

Уже усевшись в своем укромном, но все-таки холодном гаражном уголке на маленькую деревянную скамеечку и включив самодельный электрообогреватель, Дима налил и себе стопочку самогонки, чтобы и согреться, и с мыслями собраться. Вспомнил он в подробностях тот день, когда грузчики чемодан привезли. Вспомнил, как Мурло нализался жидкости из ампулы и выбежал из гаража прямо под колеса велосипедиста.

– А ну-ка, я его сейчас проверю! – решил.

Сходил домой, забрал отощавшего кота вместе с тряпкой, на которой тот лежал. Принес в гараж. Выпил еще стопочку, а потом достал ампулу из коробки, отломал ей кончик и вытрусил содержимое на тарелку, к которой недоеденная шпротина примерзла. Поставил тарелку перед серым котом. Кот носом повел. В глазах его огоньки заиграли. Придвинулся он судорожно к тарелке и слизал все, до последней капли.

Дима, наблюдавший за котом, хмыкнул. Понял, что будь это просто валерьянка, любой бы кот на нее набросился!

«Может, сходить и заглянуть в тот колодец?!» – подумал, но сам же головой отрицательно в ответ на эту мысль мотнул.

Не хотелось ему никуда сейчас идти. Только-только от раскрасневшейся спирали, намотанной на кусок асбестовой трубы, тепло пошло. И внутри после второй стопочки теплее стало. Возникала гармония между внешним и внутренним миром Димы, и хоть он ее и не осознавал, но именно она, эта гармония, удерживала его теперь на месте, не позволяя голове принимать какие-либо резкие решения.

28

Киевская область. Макаровский район. Село Липовка

Следующее утро у Ирины тоже начиналось сладко, как в детстве. Тогда утро заходило в спальню маленькой Иринки поздним зимним рассветом через небольшое окошко. Сначала темное превращалось за окном в серое, а потом постепенно белело. Но белело утро за окном поздно, и спать Иринка могла в детстве долго. Не то что сейчас.

Когда Яся напилась маминого молока в очередной раз, молчаливые электронные часы составили из маленьких зеленых палочек одинаковой длины точное время окончания кормления – «05–05».

Ирина удивилась «округлости» этого времени. И смотрела на часы, пока не превратилась последняя «пятерка» в «шестерку», отчего «округлость» времени нарушилась.

Лежала она в кровати под одним одеялом с Ясей до восьми утра, прислушиваясь к ее дыханию и замирая, когда Яся шевелилась или кряхтела во сне.

Входные двери за это время несколько раз проскрипели, открываясь и закрываясь. Мама выходила кормить кур.

Вставать Ирине не хотелось. Зато захотелось шоколада, и она достала принесенную Егором плитку «Аленушки». Развернула, прислушиваясь к сладкому хрусту фольги. Отломала квадратик шоколада и опустила себе на язык.

И то ли от этого нежного томного вкуса, то ли совершенно по иной причине, а может, и вовсе без повода, вспомнился ей мариинский парк и бирюзовый невысокий дворец за черными стволами деревьев. И хруст снега под ногами вспомнился, и автобусная остановка, на которой – десант за десантом пассажиров, и все переходят дорогу и идут к домам, к зданиям, к учреждениям с вывесками у дверей и без, а парк за своей спиной оставляют.

И хоть тепло ей было под одеялом, и уютно ей было, как никогда, а воспоминания о парке укололи чуть-чуть. И грудь болит пуще прежнего. Не пьет Яся столько молока, сколько у ее мамы в груди набирается.

А за окошком машина остановилась.

«Егор!» – подумала Ирина.

Поспешно, но аккуратно, чтобы не разбудить Ясю, с кровати поднялась. Оделась. В окошко выглянула.

Нет, не Егора машина за забором стоит. У Егора красная, а тут черная.

Стук в двери.

– К тебе, что ли? – спросила, заглянув в комнату, мама. – Ничего, я пойду открою!

Входная дверь скрипнула, открываясь. Ирина вся напряглась, прислушиваясь.

– Ирина Анатольевна дома? – пробасил незнакомый мужской голос.

– Дома, дома, – ответила мама.

– Скажите, пусть собирается!

Мама влетела в комнату к Ирине бледная и напуганная.

– Там двое бритоголовых в черных пальто из кожи. Без шарфов, с галстуками! Не к добру! – запричитала негромко мама. – Видать, ты кого-то важного обидела! Может, министерского сына без молока оставила?! А может, сына этого, конопатого? Его ж жена иностранка, видать, грудь-то бережет. Или сам он хочет, чтоб малыша украинским сельским молоком вскармливали…

Ирина впопыхах одевалась. Материн испуг передался и ей. Руки дрожали, ноги в теплые коричневые колготки никак не лезли. Минут десять прошло, прежде чем вышла она в коридор, чтобы уже и пальто надеть. Не глядя, по ошибке, мамин серый пуховый платок с вешалки сняла да на плечи набросила.

Встретилась взглядом с двумя высокими мужчинами в черных кожаных пальто. Они неподвижно, как караул, перед входной дверью стояли. Глаза у них холодные, безразличные.

– Откуда вы? – спросила шепотом все еще напуганная Ирина. И сама не услышала, как невпопад вопрос прозвучал.

– За вами, – коротко ответил один из них.

– А когда я домой вернусь? – спросила Ирина, уже выходя и на ходу оглядываясь на взволнованную мать.

– Как обычно вернетесь.

Один из мужчин сел за руль. Второй запустил Ирину на заднее сиденье, а сам рядом с водителем уселся.

Машина взревела. Из-под передних колес мелкая ледяная крошка полетела. И рванула черная машина с места так, что чуть их деревянный забор не снесла случайно, потому, что бросило ее на обледенелой грунтовке сначала в сторону забора, вправо, а потом в другую сторону.

Водитель явно спешил. Ирина смотрела вперед по ходу машины и с ужасом наблюдала одну и ту же повторяющуюся картину: как подъезжает он на скорости прямо под задние фары очередной машины, и сигналит каким-то непривычным звуком, напоминающим сирену воздушной тревоги из фильмов про войну. И машина, та, которая впереди ехала, сразу испуганно в сторону отскакивает.

«Хоть бы радио включили», – подумала Ирина и вздохнула.

Может, и включили бы они радио, если б Ирина попросила. Но она молчала и молча удивлялась, как вместо испуга в ней немая покорность возникает. Покорность судьбе. И грудь, наполненная молоком, а оттого невероятно тяжелая, болит. И спина неприятно ноет, и голень правая в сапоге онемела.

А машина неслась к Киеву по Житомирской трассе с огромной скоростью. И гаишник с радаром только из любопытства направил свой радар на этот черный «лексус» и присвистнул не без восхищения.

– Сто девяносто три! – сказал он напарнику, кивнув на промелькнувшую машину.

Напарник, не одобривший восхищения своего коллеги, мотнул головой.

– Хоть бы они в дерево врезались, а не в автобус, – пробурчал он.