Закон улитки

4

Видно, даже в полумраке вечернего города на лице у Виктора читалось, что в кармане у него почти восемь сотен баксов. По крайней мере, пока шел он по Крещатику, шел прямо, не уворачиваясь от встречных прохожих, а заставляя их обходить себя, пока шел он так, два раза окликали его разбитные девчонки, одетые излишне легко даже для нежной прохлады летнего вечера. А потом, минут через пять возле кафе «Грот» еще одна, третья, с мальчишеской стрижкой и поднятыми на лоб большими солнцезащитными очками, сказала ему в упор: «Не спеши так, меня не заметишь!» И он остановился удивленно, заметил ее, миниатюрную, во всем мини.

– Ну? – сказал он, а она широко улыбнулась и опустила на носик огромные, как теперь казалось, очки, спрятавшись за их темными стеклами не просто глазами, а почти всем лицом. Только улыбка осталась под очками.

– У тебя есть куда идти? – спросил вдруг Виктор, не дождавшись ответа на свое неконкретное «ну?». И действительно, на такое «ну?» и отвечать как-то стыдно.

– Есть куда, – кивнула девчонка. – Пошли!

– Подожди, – Виктор поднял руку к своему лицу, дотронулся указательным пальцем до нижней губы и задумчиво продолжил: – А какая программа? И сколько стоит?

– У тебя хватит, – девчонка опять подняла очки. – Засунь обратно, а то потеряешь…

И она нагнулась вперед, ее тонкая рука дотянулась до левого кармана куртки, выхватила выглядывавшую оттуда зеленую сотню, помахала ею перед лицом Виктора, потом свернула банкноту пополам и засунула ее обратно в левый карман.

– Понтуешься? – спросила она.

– Нет, я по жизни рассеянный. Тебя как звать?

– Светик, а тебя?

– Витя…

– Ну что, Витек, вперед!

Они поднялись к кинотеатру «Дружба». Дальше Света вела Виктора вверх по Лютеранской в сторону Печерска. Виктор, шедший на полшага позади Светы, то смотрел по сторонам, то рассматривал девчонку. Она то и дело оборачивалась, проверяя: не потерялся ли он.

– А ты вообще-то чем занимаешься? – спросила она, обернувшись в очередной раз. Спросила лениво, без любопытства.

– Я? – Виктор вздохнул, задумавшись. Вдруг нужное слово само выскочило из его рта. – Я – полярник…

– Полярник? – удивилась Света. – Че? Сидел, что ли?

– Зимовал… Или, если точнее – летовал.

– На льдине?

– Почти. В Антарктиде, в экспедиции. Знаешь, у Украины есть там дача, «Фарадей» называется. Я там за защиту прав пингвинов отвечал.

– Дача? В Антарктиде?! Ты гонишь! – засмеялась девчонка.

– Во-первых, я не люблю жаргон, а во-вторых, я не гоню! Я действительно только что оттуда.

Света вдруг остановилась, ее круглые глазки загорелись.

– Ну что, полярник, пришли!

Виктор осмотрелся и увидел, что остановились они перед открытыми настежь воротами детского садика. Свет уличных фонарей из последних сил подсвечивал песочницы и качели. В окнах двухэтажного здания свет не горел. Виктор перевел взгляд на Свету, потом еще разок покосился на деревянные навесы возле детских площадок. В его голову закралось подозрение, что Света собирается «угостить» его подростковой романтикой улицы. А ему этого не хотелось. Открытого пространства, будь то Антарктида или центр Киева, он не любил. Особенно когда над этим пространством сгущалась темнота.

– Ну и что дальше? – спросил Виктор, и в голосе его прозвучало легкое раздражение. – Что мы будем здесь делать?

– Не бойся, Витек, – защебетала Света. – У меня есть волшебный ключик!

И она зашагала легкой походкой к боковой двери здания детского садика. Ловко открыла дверь и, призывающе махнув рукой, нырнула в темноту. Виктор вошел за ней следом.

Внутри было удивительно тихо, и тишина эта показалась Виктору тревожной.

– Не бойся, здесь никого! – сказала девушка почему-то шепотом и снова махнула рукой, показывая дорогу.

Они поднялись на второй этаж, прошли по широкому коридору, слушая, как поскрипывает под ногами паркет. Потом Света открыла дверь и они зашли в какое-то помещение. Глазам Виктора, уже успевшим привыкнуть к полумраку, открылась спальная комната с двумя десятками по-военному застеленных детских кроваток. Взбитые «треуголки» подушек стояли в ряд и тут же напомнили Виктору о пионерских лагерях своего советского детства.

– Что стоишь? – спросила Света. – Надо обустраиваться, иначе будет неудобно!

И она стала сдвигать кроватки вплотную друг к другу. Ход ее мысли был понятен. Если составить пять таких кроваток в сплошной ряд, то выйдет из них одна нормальная двуспальная кровать, которую и создавала сейчас Света.

Закончив, она обернулась.

– Эй, полярник, давай раздевайся, а то замерзнешь!

Виктору вдруг стало неловко. Он снова осмотрелся по сторонам, прислушался к тишине, посмотрел на не задействованные Светой детские кроватки, аккуратным геометрическим строем стоявшие слева.

– А здесь что, до сих пор детский сад? – спросил он и оглянулся на Свету.

Она стояла уже в одних трусиках.

– С восьми утра до шести вечера – да, – сказала она.

– А с шести вечера до восьми утра?

– Ты чего, Витек? – удивление в ее голосе смешалось с нотками раздражения. – Тебя что-то волнует?

– Да нет, – Виктор взял себя в руки, выбросил все мысли из головы и быстро разделся.

Они уже лежали на «поперечной» кровати, и Виктор вдыхал аромат каких-то духов, когда Света наконец прикоснулась к его груди рукой, повернулась на бок и прошептала: «Не бойся, это не бордель! И кстати, утром и днем я здесь тоже работаю…»

– Кем? – Виктор повернулся к ней и дотронулся пальцем до ее губ.

– Ну не воспитательницей, конечно, – ответила она и поцеловала его палец. – Я с детьми песни разучиваю. На пианино им мазурки и польки играю, а они себе танцуют, как ни в чем не бывало. Просто позавидовать можно!

– И тебе что, зарплату здесь платят?

– Да, пятнадцать баксов в месяц в родной валюте… Но ведь родину любят не за баксы?

– Какую родину? – не понял Виктор.

Света обняла его, прижала к себе.

– Мою родину, этот вот садик! Я здесь пять лет своей жизни провела, сначала в яслях, потом уже в разных группах. Меня сюда родители в восемь утра сбрасывали, а в шесть вечера забирали.