Законы мозга. Универсальные правила

Инстинкт самосохранения, привлекая на свою сторону сознание, требует возвращения к привычному стереотипу жизни и деятельности, причем наплевать ему – рак или не рак, атеросклероз или нет, ему важно «все формальности соблюсти». Если же человек отказывается, то пусть страдает: напряжение, беспокойство, раздражительность. Получите, распишитесь! А никотин? Что никотин? Вредно, конечно, но и все на этом…

Нет худа без добра…

Впрочем, нужно признать, что инстинкт самосохранения – это отнюдь не «небесный» и «беспристрастный» Иван Петрович Павлов, он вовсе не ставит перед собой цели тупо блюсти установленный раз и навсегда порядок. И хотя его не назовешь не только «сознательным», но даже вменяемым, он все-таки свою линию держит. А линия эта, как нетрудно догадаться, состоит в том, чтобы обеспечить выживание своего носителя, т. е. наш инстинкт самосохранения делает все от себя зависящее, можно сказать, из кожи вон лезет, чтобы выручить нас из любой беды.

Тут, правда, есть одна загвоздка, которую иначе и не сформулируешь: «моя твоя не понимай», и все тут. Инстинкт самосохранения вызывает напряжение в случае изменившейся жизненной ситуации отнюдь не из вредности или по банальной своей природной глупости, он обеспечивает таким образом экстренную мобилизацию сил и средств организма, чтобы освоить новую, изменившуюся ситуацию, он пытается в ней обжиться.

Сознание же, наш чопорный интеллект, внушений инстинкта самосохранения не приемлет, считая его, по всей видимости, существом примитивным, от природы туповатым, а потому полагает ниже своего достоинства к нему прислушиваться. По сути дела, конечно, так оно и есть – примитивный и туповатый, ничего не поделаешь. Пусть так, но, по большому счету, он, что называется, «клевый парень» и дело свое знает, знает и делает. Если бы сознание не было столь высокомерным и прислушивалось к тому, что под ним там творится и деется, то жизнь наша, верно, складывалась бы совсем иначе. Но что поделаешь с этим зазнайкой, полагающим, что оно все знает и любую ситуацию «разрулить» может? Что ж, за высокомерие и глупость приходится платить…

Впрочем, инстинкт самосохранения тоже «хорош», он ведь не разбирает (по природному своему простодушию), какие изменения ситуации носят потенциально позитивный характер, а какие – негативный. Его интересуют только два вопроса: во-первых, сам факт изменения, что для него как для быка красная тряпка, а во-вторых, последовало ли сразу вслед за этим изменением положительное подкрепление, если последовало, то все в порядке, а если нет, то пиши пропало, чуть-чуть отсрочь и привет, разбираться не будет. А потому если что-то не по нему, то, по заведенной у этих типов традиции, «лоб разобьют». Вот так: хотели как лучше, получилось как всегда…

Брачные узы – это тоже «динамический стереотип»!

Американцы давно рассчитывают силу стрессового (психотравмирующего) события в условных единицах, которые получили название «единиц жизненных перемен», т. е. речь идет о степени нарушения поведенческих стереотипов. Согласно этой классификации, брак или принятие предложения оценивается – в 77 баллов «стресса», а развод – всего 76. Разве это не удивительно? Не странно ли, что вступление в брак рассматривается учеными как больший стресс, нежели развод? Ориентируясь на свой обыденный опыт, мы думаем, что развод, конечно, хуже брака, но на деле вступление в брак – для психики, следующей своим динамическим стереотипам, – это настоящая катастрофа!

В сущности, что такое брак? Вступающие в брак разрушают чуть ли не все свои прежде установившиеся стереотипы поведения. Меняются их отношения с родителями и друзьями, смещаются жизненные приоритеты, корректируются привычки, прежние интересы заменяются новыми, изменяется ритм жизни. Именно эти перемены и создают стресс, для психики человека – это перестройка, каких свет не видывал! А вы же знаете, что такое «перестройка»…

Столкновение с неизвестным, с новым – это всегда травма, которая вызывает неосознанную тревогу, беспокойство, внутреннее напряжение. Но тревога эта проходит на фоне «психологической эйфории новобрачных», не осознается должным образом, а потому именно в этот период и закладываются все те проблемы, которые впоследствии могут стать роковыми. Где-то что-то недоговорили, на что-то закрыли глаза, где-то подумали «потом наверстаем», а в результате возникают психологические долги, начинают капать проценты. Кроме того, на этом стрессе меняются оба молодожена, изменяется их восприятие друг друга, причем, как правило, не в лучшую сторону – стресс-то какой!

Готовы ли молодожены столкнуться с этими кардинальными переменами в их жизни? Профессиональный опыт психотерапевта и статистические данные о ранних разводах говорят, что нет. Когда же наши радужные ожидания не оправдываются, мы начинаем злиться. Однако вымещаем мы эту свою злобу не на истинных виновниках наших разочарований, не на создателях этих нелепых ожиданий, т. е. не на самих себя, а на других, на тех, кто «оскандалился», оказавшись таким, каков он есть на самом деле, а не таким, каким бы мы хотели его видеть. Тот же, без вины виноватый, чувствует себя обиженным, причем незаслуженно, и в отношениях возникает глубокая трещина.

Глава вторая

ДОМИНАНТА (или рулевой обоза)

Преподобный Алексей Алексеевич

Алексей Алексеевич Ухтомский – великий русский ученый, которому, правда, не дали Нобелевской премии, что, на мой взгляд, и глупо, и несправедливо (почему И. П. Павлову дали, а А. А. Ухтомскому – нет?). Ну да бог с ними, расскажем лучше о нашем замечательном соотечественнике, открытие которого можно без преувеличения назвать вторым основополагающим принципом работы мозга. Имя этого открытия – «доминанта».

Когда к Алексею Алексеевичу придирались (а придирались к нему, надо сказать, часто, ибо нет пророка в своем отечестве, кроме, разве, И. П. Павлова), спрашивая язвительно: «А почему, собственно, “доминанта”?» – он отвечал, пожимая плечами: «А почему, собственно, не “доминанта”? Разве бы что-то изменилось, назови я доминанту иначе? Назвал как назвал…»

Алексей Алексеевич – краса и гордость!

Господи, на кого ни посмотришь из наших гениев – все люди уникальные в своем роде. Алексей Алексеевич Ухтомский (1875–1942) происходил из княжеского рода, от Рюриковичей, но всегда был чужд обществу, жил затворником и даже в университет ходил в одеянии наподобие толстовки (студенты же распускали слухи, что под суконной рубахой их профессор прячет вериги).

После рыбинской гимназии Алексей окончил Нижегородский кадетский корпус, но офицером стать отказался. Он занимался философией, а потом поступил в Московскую духовную академию, после которой даже провел полгода в монастыре. Вот таким военным священнослужителем Алексей Алексеевич поступил в университет, оказавшись на естественном отделении, на кафедре физиологии.

Далее ему предстояло стать академиком, открывшим и сформулировавшим принцип доминанты. «Доминанта, – писал Алексей Алексеевич, – есть не теория и даже не гипотеза, но преподносимый из опыта принцип очень широкого применения, эмпирический закон, вроде закона тяготения, который, может быть, сам по себе и не интересен, но который достаточно назойлив, чтобы было возможно с ним не считаться».

Странно ли, глядя на эту биографию, что этот человек смог различить работу своего великолепного принципа доминанты и на спинальной лягушке (экспериментальном животном, лишенном головного мозга), и в практике духовного, религиозного опыта? Нет, не странно, принцип действительно всеобъемлющий!

Алексей Алексеевич умер в 1942 году в блокадном Ленинграде, поскольку эвакуироваться из осажденного города наотрез отказался – «много работы»… Доминанта.

Эпицентр мозготрясения

Чтобы проиллюстрировать второй известный науке принцип работы мозга – принцип доминанты, – приведу наглядный пример, благо далеко за ним ходить не придется.

Представьте, что возникло у вас чувство голода. Какие мысли незамедлительно придут вам в голову? О чем вы будете думать? О еде, понятное дело! Все ваши мысли словно по команде перестроятся, чем бы голова ни была занята, в стройную шеренгу и «шагом марш!» в заданном направлении. Вы будете думать о том, чего бы вам хотелось поесть, где вы эту еду достанете, как приготовите, с каким удовольствием будете ее есть. Внимание ваше на этот период только тем и будет занято, что высматривать да вынюхивать, где остановиться и похарчеваться.

Мозг в этот момент словно бы заражен, инфицирован, и инфекция эта – желание, которое по внешнему признаку названо И. П. Павловым «пищевой потребностью». А вот Алексей Алексеевич узрел во всем этом нечто большее, он увидел в этом целый принцип – принцип доминанты. Центр возбуждения в головном мозгу (доминанта) подавляет все прочие желания и потребности, игнорирует сопротивления, которые, кстати, его только заводят, но ничуть ему не препятствуют, перераспределяет силы и гонит нас в одном, заданном ею – доминантою – направлении.

Или другой пример: вы, не дай бог, влюбились. Что с вами теперь происходит? Была у вас до этого фатального момента (когда любовь нечаянно нагрянула) жизнь, но вот – бац! – и привет, нет больше жизни вашей, с молотка пошла. «Не жить мне без тебя!» – кричит влюбленная особь, кричит и кричать будет до тех пор, пока милый/милая не откликнется, а когда откликнется, тогда вся эта ахинея и навернется. Но до тех пор, будьте уверены, сумасшествие ее будет столь фантастичным, что и Ван Гог, наверное, позавидовал бы.

Влюбленный – это все равно что больной: его пожирает, словно паразит, страсть, он пожирает самого себя (фактически влюбленные неизбежно худеют!). О чем бы влюбленный/влюбленная ни думал, мысли, роящиеся в больной голове, подверженные неведомой силе любовного тяготения, неизбежно финишируют на объекте влюбленности – возлюбленном/возлюбленной. Все прежние увлечения, занятия и интересы, включая друзей и врагов, пропадают, словно бы их и не было вовсе! Все время посвящено ему – объекту любви. И на работе – мука, и с друзьями – скука, и отдых – не отдых. Внимание не сосредоточить, ничего не получается, все из рук валится, а перед глазами (галлюциноз своего рода) стоит он/она (возлюбленные).

И каждый телефонный звонок звучит словно глас Господа на горе Синайской, и сердце так от этого звонка бьется, что того и гляди выпрыгнет из глотки к чертовой матери. И сна нет, только думы, только мысли о нем/ней – мысли тяжкие, мысли нежные. Только разговоры беспрестанные внутри головы (бред своего рода), непрекращающиеся разговоры с ним/ней – объектом любви, разговоры, беседы и споры, уверения, клятвы, признания, откровения – внутри головы…

И деньги для больного этой болезнью – не деньги, и время – не время, препятствие – не препятствие, расстояние – не расстояние. А силы, силы столько, что горы можно было бы своротить, армию обеспечить, звезду с неба достать, достать и не обжечься, потому что не чувствует он, влюбленный, ничего, ничего, кроме жгучей своей страсти. Ух! Это, друзья мои, играется с влюбленным/влюбленной, как кошка с мышкой, любовная, или, по-научному, половая, доминанта…

И при пищевом рефлексе, и при половом, и даже в тех случаях, когда в туалет хочется (особенно мы чувствуем это, когда нет возможности удовлетворить сию интимную потребность), и в тысяче других ситуаций правит человеком доминанта («очаг возбуждения в головном мозгу»), которая напоминает чем-то двадцатидюймовый гвоздь, вбитый аккурат в центр темечка. Вот что такое доминанта. Впрочем, довольно примеров, перейдем к голой науке, пока она, милая, не замерзла.

Род малазийского опьянения

Одну из лучших иллюстраций работы половой доминанты у человека нам оставил Стефан Цвейг в своей новелле «Амок». Главный герой этого произведения буквально сходит с ума от своего любовного чувства к «холодной и высокомерной женщине». Вся его жизнь летит в тартарары (карьера, положение, состояние – все!), поскольку в жизни его нет более ничего, кроме этой одной всепоглощающей страсти:

«– …Тут мной, – рассказывает герой Цвейга, – словно овладела лихорадка… то есть я ясно сознавал, как бессмысленно все, что я делаю, но я уже не имел власти над собой… я уже не понимал самого себя… я как одержимый бежал вперед, видя перед собой только одну цель… Впрочем, подождите… я все же постараюсь объяснить вам… Знаете вы, что такое “амок”?

– Амок… Что-то припоминаю… Это род опьянения… у малайцев…

– Это больше, чем опьянение… это бешенство, напоминающее… припадок бессмысленной, кровожадной мономании, которую нельзя сравнить ни с каким другим видом алкогольного отравления…»

Этот «амок», добавим от себя, может быть и «амоком любви», и «амоком ненависти», и «амоком страха», но всякий раз, с точки зрения науки о мозге, это не более, чем господствующая доминанта, действительно способная творить с нами настоящие чудеса.

Собака Ухтомского

Алексей Алексеевич, как и Иван Петрович, очень любил собак. Друг друга они не любили (Павлов – Ухтомского, а Ухтомский – Павлова), с собаками же все у них было в полном порядке, относились они к ним с удивительным вниманием и нежностью.

И вот однажды, во время одного из таких приливов нежности к несчастному представителю братьев наших меньших, сделал Алексей Алексеевич свое замечательное открытие. Имя легендарного пса, о котором пойдет сейчас речь, история, мне кажется, не сохранила, а потому для удобства назовем его по устоявшейся традиции Шариком.

Производимый эксперимент посвящался изучению скорости реакции животного на электрическую стимуляцию. Шарик был помещен в специальный экспериментальный станок, затянут в нем лямками, а передние лапы его разместились на металлической пластинке, которая в свою очередь проводами сообщалась с выключателем электрического тока, выключатель же локализовался в руках Алексея Алексеевича.

Когда А. А. Ухтомский нажимал на кнопку выключателя, на упомянутую пластину подавался ток, собака получала электрический удар, отдергивала лапы и всем своим видом выражала полное неудовольствие своей собачей жизнью. Алексей Алексеевич замерял тем временем «скорость реакции» собачки на удар током. И шло дело у них хорошо – удар первый, второй, третий, десятый, сто пятнадцатый…

«Что такое?!» – возмутился вдруг Алексей Алексеевич – на удар тока собака не среагировала. Второй раз нажимает великий русский физиолог на заветную кнопку – нуль реакции! Третий – нуль! Нет реакции, ну хоть ты тресни – нет, и все!

«Верно, что-то с выключателем», – мелькнувшая догадка заставила Алексея Алексеевича подняться со стула и отправиться в соседнюю с экспериментальной комнату за отверткой, дабы устранить возникшую поломку электросети.

Возвращается через пару секунд Алексей Алексеевич к своей собаке, а тут новая оказия! Шарик, проказник, наложил целую кучу! «Какая неприятность! Вот не везет же сегодня! Что за неудачный день!» – так подумал бы, наверное, любой из нас. Но Алексей Алексеевич не был бы Алексеем Алексеевичем и великим русским физиологом, если бы не сделал из этого казуса, единственного наблюдения, великое научное открытие, фантастическое открытие, важное не только для науки, но и для всего человечества (сочетание, надо признать, редкое).

Ну да мы отвлеклись. Итак, видит Алексей Алексеевич эту, столь ценную для будущности науки, кучу и кидается к якобы сломанному выключателю, нажимает на кнопку, и аллилуйя, есть контакт! Работает! Шарик, как прежде, расторопно отдергивает свои лапы! А раз он, выключатель, работает, то, верно, работал и прежде, когда собака на удар током не реагировала. Но почему не было тогда, в течение этих трех легендарных, пропущенных Шариком нажатий, реакции? И осенило Алексея Алексеевича: «Перед нами наиважнейший принцип работы мозга!»

Так была открыта доминанта. Теперь же расскажем подробно о том, что это за штука такая…

«Обнимательный рефлекс»

Конечно, акт дефекации не самый презентабельный, но наука, к счастью, запаслась и более приятственными экспериментами. Как известно, половое (сексуальное) поведение лягушки выражается в так называемом «обнимательном рефлексе» самца, призванном удержать возлюбленную.

Так вот, если во время обнимательного рефлекса, т. е. в период повышенного полового возбуждения, нанести лягушке какое-нибудь постороннее раздражение (например, капнуть на нее кислотой, уколоть ее иголкой, электричеством ударить), то обнимательный рефлекс животного не только не ослабится, но, напротив, даже усилится! Более того, обычной защитной реакции на подобное раздражение не появится вовсе, лягушка только сильнее примется за свои обнимания.