Мы были в Советском Союзе

– А что, мужики, может, перекурим? – предложил Вася. – Да и в сортир пора бы уже наведаться…

Я, разочарованный превратностями судьбы, не прочь был сделать перерыв в танцах, Виктор, судя по всему, тоже. Но не успели мы сделать и шагу, как к Виктору вдруг подошла небольшого роста девушка со светлыми стрижеными волосами и, скромно потупившись, вымолвила тихим голосом: «Можно пригласить вас на танец?»

Виктор удивленно взглянул на нее, потом на нас, потом снова на нее. «Конечно», – сказал он и, как мне показалось, не слишком уверенно направился в центр зала, к танцующим. Девушка последовала за ним, ее длинная клетчатая юбка раскачивалась из стороны в сторону в такт шагам.

Лицо этой девушки показалось мне странно знакомым, хотя я и не мог вспомнить, где я видел ее раньше. Здесь, в Советском Союзе, я ее не встречал, в нашем времени – тем более. Скорее всего, решил я, она просто похожа на какую-нибудь малоизвестную актрису из зарубежного кинофильма.

Оставив Виктора танцевать с незнакомкой, мы с Васей спустились в туалет, расположенный этажом ниже. Туалет представлял собой большое помещение, в котором, как оказалось, не только справляли большую и малую нужду, но еще и курили. Человек двадцать теснились здесь, пуская дым в потолок. Накурено было крепко. «Здесь можно и без сигарет курить, – сказал я, жмурясь от едкого дыма. – Просто заходи и вдыхай поглубже!»

Вася засмеялся и… все-таки полез в карман за сигаретами.

Неподалеку от нас курила и разговаривала группа парней. Один из них, высокий длинноволосый блондин, выпустив изо рта густую струю табачного дыма, прислушался к музыке, которая доносилась сверху, и сказал:

– Шведская группа «Абба»! Клёвый музон! Между прочим, я их концерт видел. Их там в группе четыре человека, два парня и две девушки – блондинка и брюнетка.

– И где же ты мог их видеть? – спросил кто-то.

– Когда срочную служил в Группе советских войск в Германии, в отдельном батальоне химзащиты. У нас в «красном уголке» телевизор стоял, и мы могли смотреть по нему передачи из ФРГ. Вообще-то, командование части оставило в телевизоре только один канал, настроенный на телевидение ГДР, но среди нас были умельцы, которые вставляли, куда следует, пару скрепок, и телевизор начинал показывать западные каналы. И мы смотрели музыкальные передачи. Кино, конечно, тоже показывали, но что толку его смотреть, когда не понимаешь, о чем они там бакланят. Так что, Вован, в отличие от тебя, я кое-что повидал в этой жизни!

Я иронически улыбнулся: «Он старается удивить нас рассказами о зарубежных поп- и рок-группах, а я уже столько пересмотрел этого добра в интернете! Правда, рассказать об этом никому здесь нельзя – не поверят! Или, чего доброго, за сумасшедшего примут…»

Между тем длинноволосый парень, затягиваясь сигаретой, говорил:

– У них там, на Западе, сто телевизионных каналов. Представляете? Целых сто! Что хочешь, смотри. Любые фильмы. Хочешь – фильмы ужасов, хочешь – порнуху. Ты видел когда-нибудь порнуху, а, Вован?

– Нет, не довелось, – ответил, несколько смущаясь, толстощекий голубоглазый Вован.

– И я не видел. А вот Петька, мой друган, видел; он был в гостях у одного барыги и там смотрел по японскому видеомагнитофону порнуху. Самую настоящую. Это, говорит, что-то! Там, короче, по ходу действия показывают бар, и в этом баре куча мужиков сидит за столами и виски с содовой пьет. И вот одна голая баба ползает на карачках под всеми столами и у всех мужиков ширинки расстегивает, и сосет… Я, когда это услышал, прямо-таки охренел! Живут же люди! А у нас, в стране дураков, разве такое когда-нибудь покажут? – и длинноволосый от досады смачно плюнул на пол, а его товарищи разразились восхищенными возгласами: «Класс! Клёво! Вот бы и нам посмотреть!»

Длинноволосый парень дождался, когда восторги несколько поутихнут, и продолжил свой рассказ:

– А еще я слышал, что этот барыга обменял квартиру на японский видеомагнитофон. Представляете? – длинноволосый парень испытующе обвел глазами собеседников. – Квартиру на видеомагнитофон! И я в принципе его понимаю. Если бы у меня была лишняя квартира, то я бы тоже обменял ее на какой-нибудь «Панасоник».

Тут я не выдержал и встрял в их разговор:

– Ты это серьезно говоришь? Про квартиру?

– А почему нет? – повернулся ко мне длинноволосый. – Разве по нашему телевизору можно что-нибудь путное посмотреть? У нас два канала всего, да и по тем всякую хрень показывают, никому не интересную, «Сельский час» да «Международную панораму». А на Западе такие классные передачи по телеку идут – закачаешься! Или вот еще, например, реклама. Ты когда-нибудь видел рекламу? – обратился он ко мне.

– Нет, никогда, – соврал я. (Ну не рассказывать же ему, в самом деле, где и при каких обстоятельствах я мог видеть телевизионную рекламу!)

– Это и понятно, в стране дураков такие вещи не показывают. А я видел, когда служил в Германии. Дас ист фантастиш!

– Неужели? – хмыкнул я.

– Я тебе говорю! У нас рекламы нет, потому что рекламировать нечего. Какая уж тут реклама, если мяса нет в магазинах! А я много чего повидал, когда в Германии служил. Одна реклама мне, помню, особенно запомнилась. Там, короче, один чувак по пустыне ползет, от жажды загибается. Вдруг видит – что-то краснеется. Он хвать рукой – а это кока-кола! Он пьет ее, а бутылка от холода аж запотела вся… В общем, класс! Не то, что у нас. Даже рекламу не можем, как все нормальные люди, сделать.

Длинноволосый парень еще долго ругался, обличая коммунистический режим, не способный удовлетворить насущные потребности людей. Он ругался, а я, глядя на него, думал:

«Недаром говорят, что запретный плод сладок. Отдать за видеомагнитофон квартиру! Для такого поступка даже название трудно подобрать. Умопомрачение? Наваждение? Или же просто феерическая глупость?

«Бедные советские люди, и что же вы хотите увидеть на этих видеомагнитофонах? Какие необыкновенные чудеса и откровения? Американские боевики? Мелодрамы? Ужастики? Или, может быть, ее величество порнуху? Уверяю вас, советские люди, что все вышеперечисленное не стоит квартиры, заплаченной за них! Квартиру вы можете завещать своим детям и внукам, и они будут жить в ней, и у них появятся свои дети и внуки. А кому вы завещаете пластмассовые видеокассеты с порнухой? Детям и внукам? Я не думаю, что они обрадуются такому подарку. Да и не пользуются уже ваши дети и внуки видеокассетами, потому как устарели видеокассеты морально и физически и давным-давно вышли из употребления…

«А еще вы говорите, что вам нравится реклама по телевизору? Бедные советские люди, знали бы вы, как «достала» эта проклятая реклама нас, ваших потомков! Боготворить рекламу, страстно желать ее можно только в том случае, когда не знаешь, до какой степени она может быть навязчивой и бесцеремонной. У нас, в нашем мире, уже придумывают программное обеспечение, способное отключать надоевшую до чертиков рекламу, а вы, советские люди, сердито брюзжите, что ее, такую желанную, вам не показывают на ваших сиротских телеэкранах!

«Советские люди, вы с вашими неумеренными восторгами по поводу порнофильмов, полиэтиленовых пакетов, рекламы и тому подобной чепухи напоминаете мне африканских туземцев, которым в прошлые века хитрые европейские колонизаторы привозили дешевые жестяные зеркальца и стеклянные бусы в обмен на золото, алмазы и слоновьи бивни. Несчастным туземцам тоже, наверное, казалось, что их привычные домашние вещи ничего не стоят по сравнению с восхитительными заморскими изделиями из стекла и жести…»

Разговор с длинноволосым парнем меня порядком утомил. Ну сколько можно слушать, как он с важным видом разглагольствует о том, о чем не имеет ни малейшего представления! И ведь не поспоришь с ним! Что я ему скажу? «Ты не знаешь, о чем говоришь, а я знаю. Ты ничего этого не видел, а я видел». Он спросит: «Где ты видел?» – и что я ему отвечу? Что я прилетел на Машине Времени из будущего? Ха-ха! Представляю его реакцию, да и всех остальных тоже!

Я тронул Васю за рукав:

– Может, пойдем отсюда? – но Вася, увлеченный рассказами длинноволосого, нетерпеливо повел плечом:

– Погоди… Потом… Дай послушать…

– Ну как знаешь, – сказал я и вышел в коридор. И сразу же увидел Виктора, который, пугливо озираясь, быстрыми шагами шел мне навстречу. Я бросился к нему:

– Что-то случилось, Витек? Ты какой-то сам не свой…

– Тут, понимаешь, какое дело, – торопливо заговорил Виктор. – В общем, уходить нам отсюда надо поскорее.

– Уходить? Это еще зачем?

Виктор оглянулся по сторонам и, приблизив свое лицо к моему, таинственно прошептал:

– Моя мать здесь…

– Кто? Вера Андреевна? А как она здесь оказалась?

В голове у меня вдруг возникла картина: полумрак дискотеки, музыка, толпа танцующей молодежи, и старенькая Вера Андреевна бродит между танцующими, разыскивая своего непутевого сына…

– Она никуда и не девалась отсюда!

– Как это? Я не понимаю…

– Да что тут непонятного? – рассердился Виктор. – Мы перенеслись на Машине Времени в прошлое, и я встретил здесь свою мать, которая с самого своего рождения живет и здравствует в Советском Союзе. Понятно теперь?

– Теперь понятно. И сколько же ей лет сейчас?

– Двадцать пять.

– Ну хорошо, Витя, ты встретил здесь Веру Андреевну… Ну не Веру Андреевну, конечно, а… а просто Веру, еще молодую девушку. И что же в этом такого страшного? Почему мы должны сломя голову бежать отсюда? И где она сейчас, кстати?

Виктор, нервничая, сказал:

– Ты видел ту девушку, которая пригласила меня на танец?

– Видел, конечно.