Выбор оружия

Сталкеры из группы Медведя были уже все равно что мертвы: слишком долго находились под пси-контролем, мозги их теперь превратились в труху. Стараясь не думать о здоровых мужиках, чья жизнь закончилась или вот-вот закончится так ужасно, я поспешил к напарнику. Уровень воды быстро увеличивался, баржа опускалась, и катер начал вплывать в трюм. Чтобы удержать его на одном месте, Пригоршня ухватился за край пролома.

– Быстрее давай! – крикнул он, сжимая пистолет свободной рукой и целясь мне за спину.

На ходу я оглянулся: зомби плавал брюхом кверху в потемневшей от крови воде, двое сталкеров, которых тварь перестала контролировать, неподвижно стояли под стеной, будто манекены, не замечая воду, доходившую им до груди, а Стечкин брел за мной: контролер до сих пор управлял им. Серые тени вокруг замершей в углу фигуры на мгновение разошлись, и я увидел бездонные темные глаза, в которых тускло светился нечеловеческий, безжалостный и очень странный разум. Все поплыло, закачалось, звон, стихший после того, как появился катер, зазвучал вновь. Я остановился. Глаза увеличились, стали размером с блюдца, а затем превратились в солнца, два черных светила, горящие мертвенным светом, которые беззвучно говорили: иди сюда, ко мне, возвращайся… Покачнувшись, я начал поворачиваться, медленно, помимо воли переставляя ноги.

Громыхнула «беретта», и глаза моргнули.

Два черных солнца исчезли, наваждение прошло: Пригоршня попал твари в брюхо. С одного пистолетного выстрела их не убить, но он заставил мутанта ослабить пси-контроль, сломал иллюзию. Преследовавший меня Стечкин остановился, остальных течение уже опрокинуло и закружило под стеной.

Я был в метре от катера и потянулся к нему, собираясь ухватиться за борт, когда над головой что-то тяжело заскрипело, переборки издали низкий стон, и баржа стала крениться, дальним бортом уходя в глубину. Пол под ногами сдвинулся, вода заклокотала, стремительно вливаясь внутрь, – меня потянуло назад.

Катер боком внесло в трюм, а я с головой ушел под воду. Забился, отталкиваясь от скользких досок, пытаясь всплыть, и тут сильная рука ухватила воротник куртки.

Никита выволок меня на борт, одновременно дергая рукоять подвесного мотора на корме. Тот забулькал, закряхтел и включился, выплюнув струю сизого газа, остро пахнущего бензином. Перевалившись через борт, я рухнул на дно, хрипя и фыркая. Встал на четвереньки, помотав головой, выпрямился – катер плыл прочь от быстро уходящего под воду, сильно накренившегося парома. Позади все клокотало и шипело, над бушующей рекой вспухали огромные маслянистые пузыри, между которыми водовороты выносили доски, какой-то мусор, обрывки ткани и палки.

Пригнувшийся возле мотора Никита повернулся ко мне и ухмыльнулся. Я сказал:

– Там еще карлик был. На самом деле это, наверное…

Позади катера из воды вынырнула псевдоплоть.

* * *

Тварь эта жутенькая, но не слишком опасная, хотя иногда может доставить неприятности. Я уверен, что псевдоплоть – не просто мутант, потому что никакая радиация не способна привести к появлению подобного создания: неповоротливая свиная туша на четырех крабьих ногах, морда, сочетающая звериные и человеческие черты.

Подняв фонтан брызг и разевая узкий безгубый ротик, псевдоплоть высоко выпрыгнула из воды, перемахнув через мотор, упала на Пригоршню.

Он успел вскинуть пистолет, но выстрела не последовало, скорее всего, закончились патроны. Псевдоплоть попыталась вонзить в бок Никиты свои костяные ноги, но напарник повалился на спину и вытянул руки, сумев удержать тварь; клешни щелкнули в сантиметре от его груди.

– Сука! – выкрикнул он, и она неразборчиво залопотала в ответ, кривя ротовое отверстие: «Шука, хука, хуха, хрюка»…

Поднятые тонущим паромом волны мотали катер из стороны в сторону. Я кое-как встал, сделал шаг к Пригоршне, чтобы скинуть с него псевдоплоть, но он уже справился сам: согнув ноги, уперся ей в брюхо и толкнул. Выкрикнув напоследок какую-то бессмыслицу и щелкнув клешнями, тварь рухнула на мотор мягкой спиной, изогнулась, суча в воздухе костяными ногами, и скатилась с другой стороны.

Прямо на опущенный в темную воду винт.

Мотор взревел, потом заурчал, как огромный кот. Вода взбурлила, словно за кормой началось извержение небольшого вулкана. Добравшись до Пригоршни, я помог ему встать. Придерживаясь друг за друга, мы одновременно потянулись к мотору, чтобы выключить его… Поздно. Вместе с фонтаном воды во все стороны взлетели ошметки мяса, а затем мотор заглох, и после его рева разлившаяся над Припятью тишина показалась оглушающей.

Светлело, осенний день расползался по Зоне. Течение несло катер по середине реки, немного ближе к левому, пологому берегу.

– Вот же уродство! – с чувством сказал Пригоршня, переворачивая мотор на палубу и разглядывая его. – Так все удачно шло – тут на тебе, плоть эта откуда-то выскочила!

Он пнул ни в чем не повинную железяку и сел у кормы, свесив руки между колен. Я устроился на ящике возле носа, снял порванную куртку, через голову стянул рубаху, обмотал ею торс – рана на спине была неглубокой, но все еще кровоточила, – затем надел куртку.

– Попить есть чего?

– На… – он бросил мне флягу. Отвинтив крышку, я приник к горлышку и принялся жадно глотать тепловатую воду. Потом вытер губы.

– Ну, рассказывай.

– Да что рассказывать… – Пригоршня махнул рукой. – Грузовик тот, помнишь, как перевернулся? Это в него два кабана разом врезались. Причем необычные какие-то, я раньше не видал таких. Здоровенные очень, мне аж поплохело, когда они из-за памятника выбежали. Такие… Ну, по плечи нам, и ноги как балки. Они грузовик и своротили.

– Ты ж на нем стоял, как тебя не раздавило? – спросил я. – Или по ступеням не размазало?

Он пожал широкими плечами.

– Да я спрыгнуть успел. Сиганул оттуда со страху – как все равно заяц какой, и «Грозу» свою при этом упустил. По ступенькам покатился, локоть расшиб… Но ничего, вскочил и деру дал, потому что один кабан за мной побежал. Думал я в окно запрыгнуть, так там в стене окон не было вообще. Я за угол завернул, встал на колено и давай зверюгу эту поливать… У меня уже гранат не было, понимаешь? Я ж тебе говорил в баре: больше надо брать, а ты – не надо, тяжелые, идти далеко…

Я хмуро посмотрел на него.

– Ну ладно, ладно! В общем, целый рожок потратил, но таки свалил его, башку, понимаешь, разворотил – а он все бежал и бежал… Но прям возле угла упал все же, ногами своими брыкнул и сдох. А за ним уже крысы, да и псы там были, потому я дальше от них… Обогнул весь кинотеатр, думал, может, ты с другой стороны выскочишь, но ты так и не появился. Потом… В общем, долго рассказывать.

– Но почему ты к парому приплыл?

– Так за тобой же, – удивился он.

– Это я понял. Но откуда ты знал, что я там? ПДА?

– Ха – ПДА! Он у меня вообще ни черта не показывал…

– Что, и ребят Курильщика тоже? Я когда по Чернобылю бегал, нашел одну машинку, так включил, и она показала, что они на пароме. Потому туда и поплыл.

Напарник помотал головой.

– Не, не знаю. Мой молчал, как партизан, пусто по всему району. То есть Чернобыль вижу на карте, Припять вижу, но ни одной метки во всей округе. Вот… – он привычным движением отдернул рукав, посмотрел и коротко выругался.

– Что? – встав, я шагнул к напарнику.

– Тут… Ё! Исчез…

– Медведь?

Никита показал мне пустую карту на экране.

– Фиолетовая метка, да. Только что возникла, там, возле поворота. И…

Метка появилась опять. Она пульсировала в быстром темпе.

– Что это значит? – изумился Пригоршня.

– Не знаю. Что-то похожее и я видел.

Метка не перемещалась, лишь мигала, оставаясь на месте. Еще почти минуту мы пялились на нее, после чего я вернулся к носу катера.

– Ладно, дальше рассказывай. Как ты меня увидел?

– Ну как – в бинокль. Уже темнеть стало, я на берегу залег, на пристани паромной бывшей. Там такой домик, то есть не домик, а будка железная, с крышей, – на ней и устроился. Крысы туда залезть не могли с собаками, вокруг только бегали. К тому времени я уже и «Кипарис» бросил, вернее, когда патроны закончились, я им башку крысиному волку раскроил, ну он и зацепился скобой за дыру в черепе… В общем, и его я вслед за «Грозой» упустил.

Ну вот, лежу, значит, на этой будке, а в городе пожар начался. Делать-то нечего, вроде и страшно, а вроде и скушно, так я в бинокль стал глядеть: туда, сюда… Вдруг вижу: ты! Как ты к парому подплыл – это я пропустил, но гляжу – ты по палубе шастаешь, между машин пробираешься, осторожно так, по сторонам зыркаешь. Но далеко, кричи не кричи, ясно, что не услышишь. В рубку залез, и потом уж совсем темно стало, ни хрена не видно. Во, я и подумал: ты там дрыхнуть устроишься, в рубке. А утром раненько я, значит, лодку раздобуду и тебя оттуда вытащу. Хотя как-то мне не по себе было, потому что паром этот… Ну, сам знаешь, что о нем говорят. Стремное, в общем, место. К тому времени зверья вокруг поубавилось, тише стало, хотя наверху, на холмах, огонь везде, трещало там да шипело. Но я задремал помаленьку, потому что ведь устал сильно, пока бегал-прыгал. Вот, а через пару часов будто толкнуло что-то: проснулся. Да не просто проснулся, а аж подскочил. Что такое?! Вроде тихо, зверей уже совсем нет… Достал бинокль, стал опять глядеть… И вдруг понимаю: паром светится! Ну – ё! – точно как говорили, будто внутри у него свет такой… таинственный, понимаешь? Загадочный.