Наследники Че Гевары

Венесуэла – далеко? Плохой пример. Наши гусанос. Creando futuro

В чем разница между Боливарианской республикой и нашей постсоветской землей? Не только в разном употреблении понятия «революция». Политическая рокировка, жалкое сидение на Майдане не идут ни в какое сравнение с могучим процессом общественных преобразований, которые можно видеть в Венесуэле. Эта страна движется вверх, в то время как мы погружаемся в пропасть, глубину которой вряд ли можем себе представить. Барриос Каракаса позволяют увидеть, что ожидает нас завтра. Память о недавнем прошлом Венесуэлы, где горстка капиталистов устроила себе оазис довольства и процветания среди миллионов безграмотных, бездомных, больных, никому не нужных людей. Говорят, в стране с нашим климатом не может быть подобных трущоб. Те, кто так думает, не видел ямы самовыкопанных «шахт» на подворьях и огородах в донецкой глубинке. Нищие гетто рабочих поселков. Призраки западноукраинских сел, опустевших после исхода гастарбайтеров. Социальная жуть, которая находится в двух шагах от нас, и которая известна нам не больше барриос далекой Венесуэлы. Находясь в Каракасе, я думал, что нам неплохо заранее перенимать опыт «баррио адентро» и программ ликвидации безграмотности. Не так уж далек тот день, когда они станут актуальными повсеместно в Украине и России.

Что касается последней, контраст с Венесуэлой остро подчеркивает параллель «нефтяных» экономик. Рост цен на нефть позволяет Чавесу финансировать социальные программы и акции против империализма, гордясь внутренней ценой на горючее – самой низкой в Западном полушарии. Путинская Россия отметила его масштабной ликвидацией социальных льгот и новыми миллиардами на швейцарских счетах олигархов. Абрамович делится с президентом яхтой из своей богатой коллекции, а жители аграрной глубинки с трудом оплачивают горючее, чтобы убрать урожай. Биржевые цены на нефть ежедневно ставят рекорды: огромное большинство россиян не получит от этого ничего, кроме новых ограничений своих социальных и трудовых прав. Совсем недавно об этом писал аналитик Андрей Кириллов, в статье с характерным названием – «Почему Россия не Венесуэла»:

«Единственное, что сближает Москву и Каракас в экономике, – это их полная зависимость от нефтяных цен. В чем же еще похожа Россия на Венесуэлу? Нынешними «псевдолиберальными» реформами, основанными на простом желании сбросить с государственных плеч как можно больше социальных обязанностей? Или, может быть, неспособностью справиться с нефтяными монополистами, взвинчивающими цены на бензин? И если для современной Венесуэлы нефть – это инструмент внешней и внутренней политики, то для России черное золото остается неким проклятьем, доходы от которой она почему-то не в состоянии переварить. «Венесуэлизация» России не грозит. К вящему сожалению большинства российского населения. И еще одно маленькое отличие. Если в 2002 году венесуэльцы отстояли Чавеса, то сколько россиян поднимутся на защиту правящего сейчас в России режима в случае реализации здесь «революционного» сценария?»

Нынешняя Россия больше всего напоминает Венесуэлу дочавесовской эпохи: когда кучка паразитов, действуя за спиной популистов-политиканов, поставила под свой полный контроль национальные богатства страны. Путь к освобождению обещает быть долгим и непростым. Но он, может быть, пройдет, о чем также свидетельствует опыт Боливарианской республики.

Венесуэла – это пример. «Плохой пример», каким она является для империалистов и их восточноевропейской прислуги. Пример для тех, кто выступает против их господства: ясный пример того, что другой мир возможен. Этот, в общем-то, пустой лозунг антиглобалистов приобретает здесь практический смысл. Венесуэла служит примером и в более узком смысле – для коммунистов, и всех тех, кто причисляет себя к лагерю левых сил. Умелая тактика и стратегия политической борьбы, смелость в сочетании с расчетливостью, впечатляющее единство левых организаций – вот далеко не полный перечень того, чему должны учиться у товарищей из Венесуэлы левые бывшего СССР.

К сожалению, далеко не все из них смогли попасть на фестиваль молодежи и студентов в Венесуэле. Их место заняли другие. Среди участников из 144 стран, прибывших на этот, целиком и полностью левый форум, выделялась только российская делегация – своим подчеркнуто нелевым составом. Здесь было много «левых» людей – но в совсем другом смысле этого слова. Юные буржуа, чиновники, другие очень не бедные люди. Немногие комсомольцы отличались от них только своими футболками – хотя и они адекватно оценивали состав своей делегации. Девушка в майке «СКМ», тоном янки из «Юнайтед фрут», просила отыскать ей того, «кто отвечает здесь за внешнеэкономические связи» – чтобы обсудить с ним вопросы своего бизнеса. Замминистра культуры одного из субъектов Федерации, сбиваясь на здравицы Путину, советовал рабочему Левину «бросить свой коммунизм» и «жить, как нормальный человек». Наш самолет вернули со взлетной полосы, чтобы высадить этого нетрезвого субъекта.

Эта публика сразу же улетала на фешенебельный морской курорт или селились в «Хилтоне», где подготовленный персонал рассказывал ей про ужасы диктаторского режима Чавеса, уличную преступность и экзотические болезни, которыми заболеют все, проживающие в Сьюдад-Миранде (россияне, которые все-таки поселились в этом опасном месте, не страдали ничем страшнее расстройства желудка). Богатенькие русские не посещали мероприятия фестиваля, предпочитая им бары и сувенирные магазины. Некоторые из них, пользуясь общим незнанием русского языка, позволяли себе расистские реплики в адрес окружавших их венесуэльцев – в том числе женщин. Уже там, в Каракасе, эти люди начали благодарно хаять правительство Чавеса: «грязные баррио, опасный город, низкий сервис». Водясь с местными собратьями по классу, они повторяли их клевету в адрес революции. И продолжили заниматься этим по приезде на родину. Сообщение на форуме caracas.ru дает полное представление о его авторе и подобных ему «делегатах»:

«На первый взгляд местные жители очень дружелюбные, особенно когда у них что-нибудь покупаешь, но встречались и те, которые откровенно были недовольны видеть туристов, приехавших на фестиваль, потому что не разделяли политики Чавеса, – мол, приперлись сюда поддерживать коммунизм, который здесь никому не нужен, но когда мы объясняли что мы не коммунисты и приехали в эту прекрасную страну тратить деньги на развлечения, агрессия немного спадала. Вообще, насколько я понял, политическая ситуация в этой стране нестабильная. Президента поддерживают только бедные люди, а те, кто работает и пытается чего-то добиться, очень недовольны правлением Чавеса».

Эта дрянь заняла место молодых коммунистов из разных организаций и групп, которым надо было попасть на фестиваль в Каракасе – место встречи тысяч их единомышленников со всего мира. Им надо было видеть эту страну в уникальное время происходящих в ней перемен. Те, кто не допустил этого, наверняка знали, что делают. Они нанесли немалый ущерб развитию российской левой.

Те же гусанос были и в украинской делегации – но их было не так много, они не играли там первую скрипку, а главное, их было кому ставить на место. Зато здесь была Нина Ивановна Карпачева – омбудсмен украинского парламента. Она говорит правду о социальном положении украинцев, публично поддерживает Венесуэлу и Кубу – несмотря на гримаски «коллег» из Евросоюза, о которых она со смехом рассказывала делегатам из «Че Гевары». Беларусь прислала чиновников для официальных встреч, а из Молдовы, страны с правящей партией «коммунистов», приехало двое хороших ребят-комсомольцев, с должностями на уровне секретарей райкомов. Намного меньше, чем из самых бедных стран Африки.

Конечно, движение истории не остановить. Идеи и практика боливарианской революции все равно найдут свой путь в наши земли. Климат горного Каракаса иногда зовут бесконечным маем, и мне вспоминается один популярный первомайский плакат Чавеса. Среди прочих надписей, на нем стоит главный лозунг: «Сreando futuro». «Создаем будущее» – вот то, чем занимается сегодня боливарианское движение. Будущее своей страны. Будущее своего континента. Будущее своей планеты – в содружестве со многими силами, представителей которых видел в эти дни Каракас. В сложных условиях, в полной противоречий борьбе, здесь рождается нечто важное для трудящихся всего мира. Сейчас еще трудно сказать, где и каким покажет себя «социализм XXI» века. Но будем надеяться, что это и есть то будущее, которое создают прекрасные люди Боливарианской Венесуэлы.

Левантийские записки

Паломники и проститутки. Вид с нашей террасы. Следы войны. Социология Бейрута

Ночной борт «Аэрофлота» привез в Бейрут десятки молодых девушек из бывшего СССР. Приехавшие работать консумершами и проститутками, они обильно красились, оголяли запрятанные от мороза части тела и вяло ругались с заспанной таможней. Рядом молча стояла однотонная масса людей в белых халатах и хиджабах – представители разных исламских конфессий Ливана возвращались домой из паломничества в Мекку. На выходе из аэропорта их встречала шумная возбужденная толпа родственников. Одновременно с паломниками, к ним выходили накрашенные девушки, и ливанские подростки восторженными воплями приветствовали этих несчастных наемных работниц, обалдевших от путешествия из традцатиградусной стужи Москвы в теплую ночь Бейрута.

Четыре года назад, в канун иракской войны, мы начали сотрудничество с нашими товарищами из Ливана, результатом которого стал совместный левый проект arabic.communist.ru. Сегодня, в начале 2006 года, мы живем в помещении восточноевропейского новостного агентства, где работают наши друзья. Огромное, полупустое здание – наследие холодных и горячих войн прошлых десятилетий, расположено в Западном Бейруте. Неподалеку от палестинского лагеря Святого Ильяса, в десяти минутах ходьбы от лагерей Сабра, Шатила и таких же бедных, трущобных, шиитских районов. Жестокая дороговизна земли определила хаотичную высотную застройку послевоенной ливанской столицы – самого высокого города во всем арабском мире. Причудливые, как сталактиты в знаменитой пещере Джейта, здания сплошной стеной охватывают узкие коридоры улиц. Мачты минаретов теряются среди них, выдавая себя звуками молитвы, многократно усиленной с помощью звукоаппаратуры. Они создают настоящий стереоэффект в этом большом, пестром, тесном, приморском городе, сочетающем в себе традицию европейского урбанизма и образ жизни исламского мира. Теплый климат позволяет оборудовать многочисленные террасы – наружные комнаты, на которых, у всех на глазах, проходит домашняя жизнь горожан. С нашей террасы, над хаосом бетонных построек, видны заснеженные вершины гор, а на другой стороне дома блестит гладь теплого моря. Внизу, от мостовой до самых высоких окон, тянутся разноцветные ленты – знак, что здесь проживают только что совершившие хадж паломники.

Бейрут. Яркий, красивый, вполне мирный город – несмотря на то, что война десятилетиями не прекращается в этой стране. Он не производит впечатления полностью разрушенного Грозного, хотя во время израильского вторжения здесь разрывались все те же фосфорные, шариковые, кассетные бомбы из арсенала новых крестоносцев. Стрелковое оружие и гранатометы также оставили на стенах зданий множество красноречивых следов. Наиболее пострадавшим местом остается центральная часть города. Приморская Площадь Мучеников, названная в честь жертв антиосманского восстания начала ХХ века, до сих пор представляет собой пустырь в окружении разрушенных домов. Возле руин красуется вновь построенная мечеть – любимое детище и место захоронения взорванного премьера-суннита Рафика Харири. Ирония судьбы: в свое время он тайно поддерживал обе стороны ливанского конфликта, чтобы затем по дешевке выкупить наиболее пострадавшие кварталы, наживаясь на строительстве новых зданий.

Довоенный памятник героям восстания хранит на себе выбоины от пуль. У одного из бронзовых юношей оторвана рука. Они оказались беспомощными как перед войной, так и перед рыночной скупостью властей, не нашедших средств для реставрации монумента. На нем и сейчас есть следы осколков одного из 500 тысяч израильских снарядов, выпущенных во время трехмесячной осады Западного Бейрута. Неподалеку расположена улица Жоржа Асси, на которую упала вакуумная бомба американского производства, похоронив под руинами почти сотню мирных горожан. Можно легко представить себе впечатляющую картину вторжения, о котором так много слышали и так мало знают в странах бывшего СССР.

От Площади Мучеников тянется знаменитая «Зеленая линия» – линия фронта в гражданской войне, разделяющая исламский Западный Бейрут, населенный суннитами, шиитами, друзами и палестинскими беженцами, от христианской, восточной части города – места проживания маронитской, православной, армянской и католической общин. В этом районе и теперь много разрушенных пустующих домов. Сегодня на них претендуют самые разные владельцы – хотя, даже купив эти здания, они нередко все еще опасаются переселяться в «пограничный» район. Конфессиональные разграничения Бейрута постепенно стираются – люди, у которых много награбленных денег или много нищих детей, успешно ищут себе жилье в других, традиционно «чужих» районах, что дополнительно способствует росту напряжения и недоверия среди конфессий. На днях здесь, в центре, прошел «антикарикатурный» марш семисот тысяч мусульман, закончившийся поджогом датского посольства. Он как бы вновь очертил старое разграничение города по «Зеленой линии».

Кварталы Восточного и Западного Бейрута в целом сохраняют свою конфессиональную специфику – хотя их население молится разным богам на одном и том же, арабском языке. Социология современного Бейрута причудливо делит его на живущие по собственным законам трущобные палестинские лагеря, мало чем отличающиеся от них шиитские гетто, районы суннитской буржуазии и европеизированные христианские кварталы к северо-востоку от центра города. И здесь, и там – другие храмы, другие граффити, другие обычаи, упомянутые цветные ленточки или часовни с богоматерью, и даже другой языковый диалект – в речи христиан традиционно проскакивает множество постколониальных французских слов. Мусульманки в хиджабах разительно контрастируют со свободно одетыми христианскими девушками. Разный образ жизни, разный взгляд на мир и на войну – если жители исламских кварталов закономерно видят виновником своих бед империалистический Запад, то христиане, зачастую, пытаются найти в нем защитника, который позволил бы им отстоять и вернуть свое былое господство над этой страной. Опасные иллюзии, которые очень дорого стоят прекрасной, цветущей земле Ливана.

Вся власть у конфессий. Разделенная страна

Политическая система Ливана не имеет никаких мировых аналогов. Англо-французские империалисты, сокрушившие Османскую империю руками арабских повстанцев, пытались навязать этой земле собственное мандатное господство. В ответ они получили партизанскую войну с крестьянами долины Бекаа. Уходя с Ближнего Востока, французы образовали государство Ливан, сознательно отделив его от остальных арабских земель. Действуя по согласованию с местной христианской элитой, которая составляла большинство населения на небольшой территории новой страны, они навязали ее народу конфессиональную систему распределения власти, в целом сохранившуюся до наших дней. Согласно ей президентом страны может стать только христианин-маронит, премьером – мусульманин-суннит, в то время как парламент должен возглавлять представитель шиитской общины. Прочие конфессии, общее число которых достигает шестнадцати наименований, также получили свою часть властного пирога. Их лидеры согласились с этой недемократичной схемой, которая дает им гарантированное присутствие во власти, и до сих пор мешает Ливану превратиться в по-настоящему светское государство. Все политические партии страны официально являются представителями тех или иных религиозных общин – и даже формально «левая» Прогрессивно-социалистическая партия (украинским аналогом которой является не ПСПУ, а Соцпартия Александра Мороза) на деле представляет собой политическое крыло мусульманской секты друзов. Единственная влиятельная неклерикальная сила – Коммунистическая партия Ливана – стабильно набирает на выборах не менее десяти процентов голосов, однако не имеет в парламенте ни одного депутата.

«Религия в Ливане была признаком социального происхождения. Ливанец с рождения принадлежит к определенной религии, которая обуславливает его культурную среду и которая является решающим фактором социальной и политической идентичности. Таким образом, религия является клеймом, которого нельзя избежать в силу характера исторического развития Ливана и его политической системы, которая принимает во внимание граждан исключительно как представителей той или иной религии», – констатирует Август Ричард Нортон в своей книге «Религия и политическая мобилизация ливанских шиитов». Запутанная и архаическая конфессиональная система изначально сделала эту страну разобщенной и всецело зависимой от влияния иностранцев. Она давно не обеспечивает даже формально справедливого распределения власти. Еще начиная с 50-х годов, количество шиитов и суннитов превысило число ливанских христиан, однако принцип формирования властной вертикали так и не изменен. Эта несправедливость стала одной из главных причин гражданской войны 1975–1991 годов. В боях между объединенными силами исламских конфессий, сирийской армией, а также палестинцами, и поддержавшими их левыми – против ультраправых христианских фалангистов, Израиля и стоящего за их спиной западного империализма, погибло 150 тысяч человек. Около полумиллиона ливанцев получили ранения, более 13 тысяч человек побывали в заложниках у враждующих групп. В числе погибших – израильский ставленник, президент Башир Жмайель, суннитский премьер Рашид Карами, сбитый в собственном вертолете, и президент Рене Моавад, который даже не успел вступить в свою должность, взлетев на воздух в кварталах Западного Бейрута. Ливан – пожалуй, самая опасная в мире страна для политиканов высшего ранга.