След Фафнира

– Сколько их было? Семеро? Какой ужас…

– Невероятная катастрофа…

Вот и Ойген. Он моментально нашел затершегося в уголок Годфри, пришедшего на ужин в парадной морской форме капитан-лейтенанта. Два единственных молодых лица. Не считая лакеев, подающих напитки, и неотступно следующего за мной Тони.

– Ты давно служишь на королевском флоте?

– Три с половиной года. На эсминце «Рочестер». Может быть, ты слышал?

Ойген кивает. Вновь какие-то слова об армии, торпедном вооружении, радарах и русских субмаринах в Северной Атлантике. Хоть кто-то не говорит о сегодняшней беде.

Как хорошо, что Годфри с Ойгеном так быстро нашли общий язык. Будет легче рассказать моему правнуку всю правду, если Ойген окажется рядом и подтвердит все слова старого Джералда. Он всегда приходил вовремя. Так было прежде и, надеюсь, окажется в будущем.

…Гостиная пустеет, снаружи доносится фырканье автомобильных моторов и мягко хлопают дверцы. Слышно, как полковник Фитц-Аллейн распекает своего водителя – Джордж всегда был невероятным задирой. Между прочим, в 1944 году именно его танк первым прорвался через немецкую оборонительную линию на границе с Голландией. Еще Фитц-Аллейн славен тем, что однажды запустил в хамоватого ресторанного гарсона (это случилось в 69-м, в Париже) бутылкой из-под Шатобриана. Но промахнулся и сосуд разбился о голову парагвайского военного атташе. Скандал едва удалось замять.

Ну, наконец-то! Как обычно, задержавшаяся за десертом толстуха Кэтрин, баронесса Вудчестер, вечно сопровождаемая престарелой компаньонкой, изрядно смахивающей на мокрую ворону, и двумя рыжими пекинесами, церемонно чмокнула меня в щечку, пригласила «поиграть в бридж на следующей неделе» и, переваливаясь, понесла свой живот в сторону гостеприимно раскрытой двери зеленого «роллс-ройса». Баронесса напоминала тяжелый испанский галеон, идущий в атаку на врага. Компаньонка путалась в поводках собачек. Мой фокс терпеть не может этих двух разжиревших плоскомордых ублюдков, до смешного напоминающих дородную сверх всякой меры хозяйку.

– Гости разошлись, милорд, – вкрадчиво отрапортовал Тони. – Мне приказать готовить вашу постель?

– Тони, – я повернулся к осторожному секретарю и тот снова покраснел. Ни дать ни взять – викторианская девица, впервые оказавшаяся в одной спальне с мужчиной. – Вы распорядились о гостевых комнатах для сэра Годфри и мистера Реннера? Я просил это сделать еще до начала ужина…

– Разумеется, сэр, – наклонил голову Тони. – Джентльмены сейчас наверху.

– Отлично, – я несколько ослабил тугой воротничок и наощупь развязал галстук. – Теперь возьмите из бара бутылку «Арманьяка» и рюмки. Оставьте их в Ореховой гостиной. Непременно посмотрите, остались ли сигары в коробке на столике. И, пожалуйста, скажите на кухне, чтобы принесли фрукты. Затем попросите моего правнука и господина Реннера спуститься.

– Сэр, – Тони поднял на меня озабоченный взгляд темно-зеленых саксонских глаз. – Доктор Мак-Алпин…

– Да-да, – я повысил голос. – Мистер Мак-Алпин говорит, что мне следует отправляться на отдых не позднее одиннадцати вечера. Что мне нельзя пить ничего крепче красного вина и ни в коем случае нельзя курить сигары. Вы слышали, что я сказал, Тони? Пойдите и выполните мои просьбы.

«Старый упрямец», – сказали глаза секретаря.

«Я здесь хозяин, а не ты, мой милый», – ответил я всем своим видом.

– Я буду вынужден пожаловаться доктору и леди Дженнифер, – Тони уныло прибег к самой страшной угрозе. Дело в том, что дочь, живущая вместе со мной после смерти мужа, следит за здоровьем и распорядком дня папеньки с ретивостью, достойной иного, более разумного применения. Уверен, что если бы Джен оставила меня в покое и использовала свою энергию на благо, например, министерства обороны, то войну на Фолклендских островах мы выиграли бы не за месяц, а часа за полтора. Хорошо, что комнаты Джен в другом крыле дома.

– Если вы хотя бы единым словом обмолвитесь Дженнифер, то на следующий день вам, Тони, придется искать другую работу, – я использовал наиболее действенное средство. Когда Тони начинает страдать излишним рвением, его пыл можно остудить одним способом: пригрозить выгнать из дому. – Итак, коньяк и сигары… Пожалуй, немножко сладкого. Когда все будет исполнено, идите отдыхать.

– Слушаюсь, сэр, – пробурчал Тони сквозь зубы и, крутанувшись на каблуке, побрел в сторону кухни. Черт побери, как секретарь Тони незаменим, но… Мне неоднократно советовали взять помощника постарше, нежели этот недавний выпускник Оксфорда.

Из-за артрита я даже по дому вынужден ходить с тростью. Трость у меня тяжелая, из черного «железного» дерева. Сделана на заказ в мастерской мистера Ривса, что на Лондон-Бридж Роад. Дело в том, что моя собака с целеустремленностью упрямого бычка и безжалостностью термита уничтожает любой деревянный предмет, хотя бы отдаленно напоминающий палку для игры. Однако «железное» дерево и фокстерьеру не по зубам. После того, как мерзкая псина уничтожила две старых трости, я начал полагать, что фоксы происходят не из рода псовых, а грызунов. Но все равно я очень люблю эту породу. У терьеров, в отличие от пекинесов баронессы Вудчестер, есть одно располагающее качество – сообразительность. Сейчас я расположился на диване в Ореховой гостиной, а Кухулин осторожно, чтобы не потревожить больные ноги хозяина, забрался мне на колени. Свернулся калачиком и задремал. Эдакая живая грелка.

Мне нравится Ореховая гостиная. Комната небольшая, с камином. Все – от обивки стен до светильников и подушек на креслах – выдержано в «ирландских» мягких коричневых тонах. Низкий столик, подсвечники и фотографии на каминной полке. Много фотографий. Одни поновее, в легких пластмассовых рамках, другие облачены в солидные деревянные оковы с толстым стеклом…

Кухулин поднял голову и предостерегающе заворчал. Это угрюмый Тони, вместо лакея, принес коньяк и блюдо с устрицами и лимоном. Сдержанно пожелал мне спокойной ночи. Уходя, столкнулся в дверях комнаты с Ойгеном Реннером, кивнул ему и прикрыл створку. Наверняка секретаря разбирает любопытство – отчего это хозяин вздумал уединиться с молодыми гостями? Что общего может быть у какого-то безвестного мистера Реннера с пожизненным членом палаты лордов и кавалером ордена Подвязки?

Полагаю, Тони упал бы в обморок, лишь краем уха расслышав, как с помянутым «лордом и кавалером» обращается развязная молодежь.

– Привет, Джерри! – Ойген подошел, потрепал меня по волосам и, усевшись в кресло напротив, закинул ногу на ногу. Смокинг и бабочку он снял наверху, оставшись в наполовину расстегнутой сорочке и черных брюках с лиловыми подтяжками. – Рад тебя снова увидеть. Увы, но за ужином особо не побеседуешь…

– Да уж, – вздохнул я. – Лихо ты заговорил зубы графине Блэкбери. Ты, теперь, оказывается, студент Сорбонны?

– Именно, – хохотнул Ойген.

Мне всегда нравилось, как он смеется. И вообще мистер Реннер чертовски привлекательный молодой человек. Даже сегодняшних старух умудрился очаровать. – Изучаю теологию под началом мэтра Франсуа де Бритона.

– А если серьезно? – я кашлянул и воззрился исподлобья на гостя. – Почему ты приехал?

– Сам знаешь, – Ойген внезапно нахмурился и потянулся к бутылке с коньяком. – Ты слыхал, что произошло сегодня? Он тоже помнит о твоем дне рождения…

– Один к одному мои мысли, – я снова вздохнул. – Однако, думаю, это просто совпадение.

– Кто знает?.. – протянул мой друг. – Коньяку? Да, а зачем ты пригласил своего правнука? Годфри извелся от скуки нынешним вечером.

– Я решил ему все рассказать. – Ойген передал мне рюмку с терпко пахнущим напитком и я сжал тонкий хрусталь непослушными пальцами. – Мне девяносто шесть лет. Я обязан оставить наследника…

– Как знаешь, – пожал плечами Ойген.

А вот и Годфри, легок на помине. В дверь осторожно постучали и на пороге гостиной появился мой правнук.

Он выглядит постарше своих двадцати шести лет – зачем-то отрастил усы, которые ему совсем не идут. Годфри, как утверждают все родственники, очень похож на меня в молодости. Столь же высокий – шесть футов, два дюйма – нос с едва приметной горбинкой, темно-каштановые волосы и зеленые глаза. Я действительно замечаю определенное сходство, но не столько во внешности, сколько в характере. Правнук умеет думать и действовать, как некогда и я сам. Одно отличие – в молодости я слишком часто вначале делал, а только потом думал.

– Ты звал меня, grandy-grand[2 - Уменьшительно-ласкательное обращение к прадеду (англ).]? – правнук вопросительно уставился на меня, мельком покосившись в сторону Ойгена. – Я думал, ты уже давно отправился спать…

– Звал, – подтвердил я. Кухулин соскочил с колен на пол и, неистово виляя коротким хвостиком, подбежал к ногам Годфри. У собаки симпатия к военным. Вероятно, из-за какого-то особенного запаха. – Ты уже познакомился с мистером Ойгеном Реннером?

– Да, конечно, – Годфри быстро оценил обстановку. Коньяк, сигары… Угли в камине багровеют. – Полагаю, будет разговор? Что стряслось, дед? Я не хотел оставаться ночевать, но раз уж ты попросил…

– Посмотри внимательно на мистера Реннера, – сказал я.

Правнук окинул гостя чуть недоуменным взглядом. Наверное, не находил в нем ничего экстраординарного. Обычный парень со светлыми волосами и смазливой физиономией. Боже, как хочется, чтоб так оно и было!

– Что произошло, дедушка? – повторил Годфри.

Ойген криво улыбался.

– Теперь подойди к камину, – приказал я, указывая рукой. – И отыщи на полке большую черно-белую фотографию в бронзовой раме. Принеси сюда, ближе к свету.

Мой озадаченный потомок взял старинный снимок, вернулся к дивану и присел рядом со мной. Кухулин тыкался носом в его брюки и довольно пофыркивал.

– Ну и что? – Годфри протянул мне фотографию. – Зачем тебе это, дедушка? Объясни.

– Рассмотри внимательно, – тихим голосом посоветовал я. – Видишь дату?

– Десятое апреля 1912 года, – прочитал Годфри, – Шербур, Франция.

На черно-белом, потемневшем от времени снимке были изображены трое молодых людей и девушка, лицо которой скрывала вуаль шляпки. Все они стояли на фоне морского залива, а, вероятнее, гавани – на заднем плане виднелся размытый силуэт длинного черного парохода с четырьмя высокими трубами.

– Мы стоим на причале гавани Шербура, – пояснил я, стукнув о столешницу опустевшей рюмкой. – За нашими спинами – силуэт «Титаника». Снимок сделан за полчаса до отплытия. Я – крайний справа. Вглядись, кто находится рядом со мной, в светлом пиджаке?