Сказка Звездного бульвара. Севастопольские сны

Радиосредства и локатор не работали. Сама Варенька не могла определённо указать направление на источник звука. Как быть? Мужчины призадумались.

– “Эврика!”– воскликнул Сан Саныч. – Есть же телекамера, а на ней – направленный микрофон!

Капитан сразу заглушил движки, схватил телекамеру, укутав её в одеяло от ветра, поднялся на мостик, включил и плавно повёл по горизонту, отсчитывая вслух направление от носа корабля. Сделав несколько оборотов, спустился вниз. Прокрутили запись через видеомагнитофон на максимальной громкости. Сквозь шум и треск радиации временами отчётливо был слышен колокол. Максимальное звучание улавливалось всё время в определённом направлении. Колокол запеленгован!

Скорректировав курс с поправкой на ветер, на малом ходу на одном движке двинулись вперёд. Установили и зажгли прожектор. Но от него было мало толку. Луч упирался в непроглядный серый туман.

Звук приближался. Через час уже слышался где-то рядом. Сбавили ход до минимального. И вовремя. Буквально через мгновение стукнулись носом в высокий чёрный борт какого-то судна. Обшивка была изрядно измята, но имела, видимо, солидную толщину. Судно было не менее семидесяти метров в длину и плавало на боку. Противоположный его борт был затоплен. Надстройки вырваны с корнями. Как оно вообще ещё не затонуло?

Сверху послышались голоса. Капитан в рупор попытался заговорить по-английски. Судно оказалось греческим. Было арестовано турецким флотом за несколько дней до начала метеорной бомбёжки в юго-восточной части Эгейского моря. Оно везло, в основном, албанцев, пытавшихся возвратиться домой. С первыми взрывами пошли на прорыв. Капитан надеялся добраться до порта Салоники, но первым же сильным взрывом судно было серьёзно повреждено и полузатоплено, оно дрейфует в таком состоянии, с большими или меньшими потерями перенеся все последующие взрывы. Из более чем тысячи человек в живых осталось около четырёхсот, почти все больны или ранены. Где находятся, не представляют себе.

Капитан спросил, быстро ли погружается судно.

– Давно думали, что уже идём ко дну. Одному богу известно, сколько продержимся ещё, – было ответом. – Наш капитан и несколько старших офицеров погибли. Команду принял врач, серб по национальности. Сейчас он оперирует раненных.

Капитан дал команду готовиться к приёму людей. Начали откачку воды.

– Мужчинам с оружием занять места на палубе. Принимать будем с этого борта. С того опасно. Если судно перевернётся, нас обязательно накроет, – скомандовал он. Затем через рупор обратился к людям на судне. – Мы доставим вас до ближайшего берега. Спускаться без оружия, сначала женщины и дети, затем раненые.

Перечалились кормой, чтобы в случае чего сразу отойти, начали приём людей. Они скатывались по крутому наклонному борту. Некоторые промахивались мимо, их подбирали через люк в корме. Суета, крики, гвалд!

Человек сто женщин и детей вошло во внутренние помещения, остальных размещали на палубе. Многие из мужчин имели оружие и никак не хотели с ним расстаться. Капитан понимал, что оно потребуется людям на суше, и громким голосом скомандовал:

– Оружие можно взять с собой. Всем отстыковать магазины и лечь на палубу. Кто поднимет голову, будет немедленно расстрелян!

Он поднял свой пистолет и угрожающе размахивал им. Юра, Евгений и Андрей тоже взяли автоматы наизготовку. Сан Саныч ещё еле-еле видел, поэтому он помогал раненым забираться на борт, принимал на руки тех, кто не мог двигаться сам.

Вскоре вся палуба была заполнена лежащими. Приняли уже около четырёхсот человек. Оставалось около пятидесяти самых здоровых мужчин. “Командор” начал неприятно раскачиваться. Шутка ли, в штормовую погоду иметь на палубе тридцать лишних тонн! Да и космическая бомбёжка не закончилась.

Оставшимся капитан приказал поодиночке зайти во внутренние помещения и лечь на пол. Последним оказался крепкий, плотный мужчина с автоматом, весь перепачканный кровью, с прилипшими нитками бинтов и красными от бессонницы глазами. Это и был тот самый врач. Его капитан попросил присматривать за ранеными.

Быстро отчалили. Моторы натужно ревели. На ходу судно таких обводов устойчивее. Решили идти против ветра. Должны были пристать к греческому берегу где-то в западной части залива Термаикос. Эти места капитан не знал. Зато эхолот, хоть и с перебоями, но работал. Теперь капитан понял, что нарушения в работе эхолота вызваны не землетрясениями, а излучением сонаров подводных лодок – гидроакустических локаторов.

Перегруженный корабль на волнах постоянно пытался валиться то на один бок, то на другой. Капитану в крайнем напряжении всё время приходилось парировать опасный крен поворотами руля. Плавание напоминало хождение по канату, который к тому же кто-то злонамеренно раскачивал. Люди понимали всю опасность ситуации, лежали не шелохнувшись.

Орошение не выключали. Без этого тёплого душа люди закоченели бы. Температура воздуха упала ниже десяти градусов.

Через шесть часов эхолот схватил дно. Глубина начала уменьшаться. Капитан понимал, что как только нос корабля коснётся берега и начнёт сходу выходить из воды, корабль сразу потеряет устойчивость и опрокинется. Поэтому он приказал мужчинам на палубе по его приказу немедленно прыгать за борт, как только судно подойдёт к берегу. Прожектор светил не далее пятнадцати метров. На нос поставили самых глазастых.

Волнение стихало. Это было признаком близости берега. Все насторожились. Глубина быстро уменьшалась. Капитан приказал отпустить кормовой якорь на длину цепи в десять метров, держать цепь на слегка подторможенной якорной лебедке, чтобы стравить её, подтормаживая, как только якорь зацепится.

Скоро в воздухе почувствовался едкий запах гари. Затем в кромешной темноте забрезжил неясный багровый свет. Капитан замедлил ход, скомандовал всем приготовиться. Через минуту прямо перед носом вынырнул берег, подсвеченный огнём пожаров. На берегу полыхали развалины небольшого посёлка. На узкой полосе между посёлком и морем лежал грязный снег.

Якорь зацепился. Загремела цепь. Капитан что есть мочи крикнул: “Прыгай!” Корабль носом мягко врезался в береговое дно и начал валиться на левый борт. Люди горохом посыпались в воду. Корабль нехотя выровнялся и закачался на волнах.

Эвакуация людей на берег заняла не менее двух часов. Наши мужчины были начеку, готовые в любой момент пресечь возможную попытку захвата судна. К ним с гранатомётами присоединились Ася, Марина и Елена. Шутка ли, сотни всё потерявших, обезумевших от ран и лишений вооружённых людей! Если б эти албанцы на трое суток раньше попали на свою родину, то наверняка остались бы целы и невредимы, ведь их страна – сплошной бункер для ядерной войны. Маленькая Албания, по странной прихоти бывших правителей, пожалуй, лучше всех других стран имеет шансы сохранить своё население.

Последним из спасённых борт “Командора” покидал врач. Он крепко пожал капитану руку и на ломаном русском языке горячо поблагодарил:

– Спасибо, спасибо! Русские, братья, сами больше рисковали, всех спасали!

Капитан только сейчас обратил внимание, что брюки врача порваны, а на его ногах сквозь клочья ткани зияют кровавые рваные раны. Он крепко сжал его руку и заглянул прямо в глаза:

– Оставайся с нами, брат. Куда ты с такими ногами пойдёшь? До твоего дома не меньше трёхсот километров через горы. Кругом разрушения, радиация и смерть, ни куска хлеба!

Врач пошатывался. Сан Саныч и Евгений подхватили его под руки и наперебой предлагали остаться:

– Ещё десять часов на улице и вы – труп! Оставайтесь, переждём радиацию, а там видно будет… Нас как раз будет двенадцать – счастливое число!

Врач колебался. Подскочила Ася и в одно мгновение, указав на его ноги, потащила его в рубку. Он повиновался:

– Спасибо, братья!

Тут же подняли якорь и отошли. Через минуту корабль снова погрузился в непроглядный туман. Женщины занялись ранами врача. Дали ему горячей еды и бутылку “Каберне”. Он поблагодарил, рухнул на койку и сразу уснул на целые сутки.

Капитан приказал вычистить и вымыть весь корабль, выстирать одежду, принять горячий душ. Все помещения обшарили дозиметрами. В машинном отделении они подняли настоящий вой. Заменили фильтры у всех двигателей. Они нахватались радиоактивной пыли и светились в темноте.

– Всю грязь и радиацию – за борт! – командовал капитан, переодеваясь в сухое. Пот с него лил ручьём. Ни одного сухого клочка одежды:

– Шесть часов этой адской эквилибристики… полгода жизни… оверкиль в любой момент! Не иначе, как дух Визбора уберёг.

Затем он безотрывно выпил не менее полутора литров воды.

Пока делали генеральную уборку, отошли от берега километров на двадцать и легли в дрейф. Шторм стихал. Откуда-то слышались далёкие громовые раскаты. Не то гроза, не то вулкан.

Следующие сутки прошли относительно спокойно. Все, кроме сменявшейся вахты, отсыпались.

На обед собрались в капитанской каюте. Анна Николаевна приготовила изумительный борщ с майонезом и горячими пирожками. Впервые за долгие дни наши путешественники наслаждались едой и приятной беседой. Качка была уже нипочём. А аппетит открылся отменный.

Новичок на борту “Командора Визбора” оказался бывшим сербским военврачом. Офицер, долгие годы воевал, потом врачевал, а недавно устроился на грузо-пассажирское судно, чтобы на тёплом море подлечить старые раны. В поднявшейся суматохе никак не мог вернуться домой. Впрочем, дома у него как такового не было. Семья погибла. Звали его Славко Младич. После первого тоста за чудесное спасение от небесной бомбёжки и за знакомство, перешли на “ты”.

Он всем сразу понравился открытым и ясным взором, добрым лицом. По его поведению было видно, что он человек большого опыта и чрезвычайной силы воли.

Сан Саныч украдкой шепнул Евгению на ухо:

– Они с нашим капитаном стоят целой армии и госпиталя в придачу!

– Если б мы с тобой ещё б на Академию наук потянули… сам чёрт бы не страшен!

Славко был немало удивлён и радостно оживился, когда узнал, что на борту корабля сам открыватель Анастасии, а также её земная симпатичная тёзка, и что корабль носит имя Визбора. Славко даже знал несколько его песен. Их часто пели русские добровольцы, воевавшие с ним бок о бок. Тут же спели две из них – “Домбайский вальс” и “Зато мы делаем ракеты…”. Потом он спел под гитару несколько сербских военных песен, потрясших своей силой и выразительностью, хотя не все слова были понятны. В заключение хором грянули бессмертную “Катюшу”.

Два дня просидели, не выходя наружу – радиация. Капитан и Славко сразу нашли общий язык, подолгу беседовали одни. Капитан стал налаживать какие-то приборы. Сан Саныч и Евгений взялись за компьютер, но он плохо работал – сырость, а может, повлияли мощные электромагнитные импульсы, излучаемые во время взрывов – попортили тонкую электронику.

Туман начал нехотя отступать под действием холодного ветра со стороны берега, а море стынуть. В поверхностном слое воды температура упала до одиннадцати градусов. Повалил грязный радиоактивный снег. Работающее орошение помогало быстро от него избавляться. Только пришлось снизить напор воды для экономии горючего.

Где-то поблизости проснулся вулкан. Громовые раскаты и содрогание моря ощущались постоянно. Одно время казалось, что рядом начали падать вулканические бомбы, но скорее, это был результат разыгравшегося воображения. С помощью телекамеры определить направление на вулкан не удавалось. Похоже, вулканов было много. Сильнее всего грохот был с двух направлений, между ними было градусов девяносто углового расстояния. Капитан сделал предположение, что левая сторона – это вулканы активной области архипелага Кикланды, до которой было менее двухсот километров. Следовательно, Юг был в той стороне. Правая сторона могла грохотать за счёт активизации вулканической деятельности на разломе литосферы, проходившем вдоль западной части Греции. Стало быть, в той стороне был Запад. Больше ориентироваться было не по чему. Радиосистемы и компаса не работали, ни Солнца, ни звёзд не видать. Главное, что на глубине!

Запасы пресной воды подходили к концу, а никакого льда ещё не было. К снегу по понятной причине даже прикасаться было невозможно. Капитан запустил самодельную опреснительную установку. Воду забирали с глубины метров двадцать – насколько позволила длина шланга с привязанным на конце грузом. За каждый день набиралось около ста литров пресной воды. Этого было достаточно. Даже создавался небольшой запас.